Дождь барабанил по подоконнику поликлиники, когда Андрей Зимин распечатывал очередную таинственную посылку. Десять лет подряд, день в день — 17 сентября — на его имя приходила картонная коробка с лекарствами и медицинскими журналами. Ни обратного адреса, ни пояснительной записки. Только аккуратно упакованный набор всего, что могло пригодиться молодому врачу в глухой провинциальной больнице.
— Ну что, доктор, опять твой таинственный благодетель? — хихикнула медсестра Таня, заглядывая через плечо. Её рыжие кудри пахли дешёвым шампунем и антисептиком.
Андрей улыбнулся, доставая упаковку дорогих антибиотиков последнего поколения — таких даже в областной аптеке не всегда можно было найти.
— В этот раз что-то новое... — его голос дрогнул, когда пальцы наткнулись на плоский конверт на дне коробки.
Белый, без надписей, слегка пожелтевший по краям. Внутри — обычный ключ от квартиры и сложенный вдвое листок с дрожащими строчками: "Теперь твоя очередь следить за ними".
Почерк. Этот неровный, чуть дрожащий почерк он узнал бы из тысячи.
Дом на окраине города выглядел так, будто время обошло его стороной. Облупившаяся голубая краска, покосившееся крыльцо с просевшей ступенькой, занавески с выцветшими ромашками в мелкую клетку — точь-в-точь как в его детстве. Андрей стоял перед дверью, сжимая в потной ладони тот самый ключ. Сердце бешено колотилось, будто хотело вырваться из груди.
— Ну чего ты мямлишь, Зимин? — пробормотал он себе под нос, стиснув зубы. — Взялся за гуж...
Ключ вошёл в замок с лёгким скрипом, будто ждал его. Внутри пахло лекарствами, лавандовым саше и чем-то неуловимо знакомым — точь-в-точь как в кабинете его первой наставницы, старенького терапевта Анны Васильевны Широковой.
— Вот чёрт... — вырвалось у Андрея, когда он замер у старой книжной полки.
Десятки баночек с лекарствами, аккуратно подписанных знакомым дрожащим почерком: "Для районной больницы, март 2015", "Андрею, сентябрь 2018 — пригодится на практике". В углу, под стопкой медицинских журналов, лежала потрёпанная тетрадь в синем коленкоровом переплёте.
Первая страница была датирована 12 июня 1989 года. Дрожащие строчки сливались в пятна — будто кто-то ронял на них слёзы.
"Сегодня снова видела его лицо среди больных. Это тот мальчик, которого я сбила в 1989. Он не узнал меня. Должна помогать, пока жива".
Тетрадь выскользнула из дрожащих пальцев. В ушах зазвенело, комок подступил к горлу. Перед глазами поплыли картинки из детства — тёмная дорога, фары, выскочившие из-за поворота, страшный удар, а потом... Потом её лицо. То самое. С родинкой над левой бровью и тёплыми, усталыми глазами.
— Не может быть... — прошептал Андрей, прислоняясь к стене. — Так вот почему...
— Вы уверены, что хотите это видеть? — участковый Михаил Иванович неодобрительно хрустел костяшками пальцев. Его мясистое лицо выражало профессиональное равнодушие, но глаза смотрели с жалостью. — Может, лучше я вам просто расскажу?
Андрей молча покачал головой. Его пальцы судорожно сжимали ту самую тетрадь, оставшуюся в доме Анны Васильевны.
Морг встретил их ярким светом люминесцентных ламп и едким запахом дезинфекции. Патологоанатом — молодой парень с усталыми глазами — молча откинул простыню.
— Смерть естественная, — равнодушно констатировал он. — Острый инфаркт миокарда. Нашли через три дня после смерти, соседи запах почуяли.
Андрей смотрел на морщинистое лицо Анны Васильевны. На ту самую родинку над бровью. На тонкие губы, которые когда-то улыбались ему, семилетнему пацану, в больничной палате.
— Она... она знала? — с трудом выдавил он из себя.
— Знать-то знала, — вздохнул участковый, доставая потрёпанную папку. — Да только после той аварии у неё сын погиб. В тот же вечер, представляете? Скорая не успела.
Андрей закрыл глаза. В висках стучало, в груди что-то оборвалось.
— Почему она... зачем...
— Люди по-разному вину искупают, доктор, — Михаил Иванович потёр переносицу. — Кто-то в церковь подаётся, кто-то в запой уходит. А она... — он махнул рукой в сторону папки, — всю жизнь за других отдувалась. Всю больницу на себе тащила, а по ночам ещё и лекарства для бедных собирала. Сумасшедшая, ей-богу.
На поминки в крохотной квартирке Анны Васильевны пришло человек десять — в основном коллеги из поликлиники. Андрей сидел в углу на скрипучем табурете, вертя в пальцах тот самый ключ. В голове пульсировала одна мысль: она знала. Все эти годы знала, кто он, и молча наблюдала, как он растёт.
— Она вам что-то оставила? — подсела медсестра Таня, наливая в стакан дешёвый портвейн. Её глаза блестели от любопытства.
Андрей взглянул на полку, где стояли те самые баночки с лекарствами. Последняя была подписана: "Андрею. Сентябрь 2023. На всякий случай".
— Да... целую жизнь, — он горько усмехнулся и допил тёплую винную кислятину.
Вечером, разбирая вещи в доме Анны Васильевны, он нашёл пачку писем. Все — от бывших пациентов. Все — с благодарностями. "Спасибо за лекарства", "Спасибо, что вытащили", "Без вас бы не справились". На самом дне ящика лежала открытка с детским рисунком — кривыми фломастерами была изображена скорая помощь. На обороте корявым детским почерком: "Спасибо, тётя Аня. Я теперь тоже врачом буду". И подпись: "Андрей, 7 лет".
Дождь за окном усилился, стуча по подоконнику, как тогда, в больнице, когда она сидела у его кровати и читала сказки. Андрей достал телефон и набрал номер детской областной больницы.
— Алло? Да, я хотел бы оформить шефство над онкологическим отделением... Да, постоянно. Нет, анонимно не надо. Пусть знают, что кто-то о них помнит.
Он положил трубку и взглянул на фотографию на стене — Анна Васильевна в молодости, счастливая, с маленьким мальчиком на руках. Её сын. Тот самый, который умер вместо него.
— Ладно, — прошептал Андрей, сжимая в руке ключ от этого дома. — Теперь моя очередь.
На кухне закипел чайник, наполняя комнату уютным свистом. Жизнь, такая нелепая и такая прекрасная, продолжалась.