«…Тянуло к новым местам, к свежим впечатлениям. И вот весной 1888 года снова втроем мы уехали в Рязань, сели на пароход и пустились вниз по Оке.
Попробовали остановиться в селе Чулкове, но долго там не ужились. Очень уж дико отнеслось к нам население, никогда не видавшее у себя "господ". Они ходили за нами толпой и разглядывали как каких-то ацтеков, ощупывали нашу одежду и вещи... Когда же мы принялись за этюды, село не в шутку переполошилось. - Зачем господа списывают наши дома, овраги и поля? К добру ли это и не было бы какого худа?
Собрали сход, почему-то даже стали называть нас: лихие господа. Все это действовало на нервы, и мы поспешили уехать. Спустились до Нижнего, перебрались на другой пароход и стали подниматься по Волге, но все-таки не тянуло нигде пристать.
Наконец добрались до Плеса. Он сразу нас обворожил, и мы решили остановиться. Привлекла нас больше всего та маленькая древняя церквушка, которую не раз принимались писать и другие художники, да и вообще городок оказался премилым уголком, удивительно красивым, поэтичным и тихим. Мы нашли две комнатки недалеко от берега и с помощью сена, ковров, двух столов и нескольких скамеек устроили бивуак.
Бесшабашная жизнь нашей богемы конечно и здесь произвела сильное впечатление. Художник и здесь оказался невиданной птицей. Пошли расспросы и разговоры: кто? как? зачем? почему? На базаре сообщались о нас все новости: что едим, куда ходим и т.д. Но как-то это скоро все затихло. К нам быстро стали привыкать, да и мы притерпелись.
Целыми днями мы бродили по берегу и окрестностям и каждый день то там, то сям торчали наши огромные зонты из белого холста, которые мы промывали с синькой, чтобы устранить горячее освещение проникающее сквозь зонт на этюд. Зонты эти тоже вызывали немало всякого недоумения. Однажды Левитан приютился за городом у самой дороги и в тени зонта внимательно писал этюд. День был праздничный. После обедни женщины, возвращавшиеся в соседнюю деревню, с любопытством останавливались и смотрели на Левитана. Постоят, посмотрят и проходят. Но вот плетется дряхлая, подслеповатая старушонка. Тоже остановилась, щурясь от солнца, долго смотрела на художника, потом начала истово креститься, вынула из кошеля копеечку и положив ее осторожно в ящик с красками, пошла тихонько прочь. Бог знает, за кого приняла она Левитана и какие мысли родились в ее старой голове, но Левитан долго потом хранил эту монетку.»
Из рассказа С.П.Кувшинниковой, путешествующей с И.И.Левитаном и А.С.Степановым
Описываются события лета 1888 г., когда художники приехали «на этюды» в г. Плёс.
Искусствовед А.А. Федоров-Давыдов пишет:
Левитан написал этюд, изображающий Петропавловскую церковь на фоне протекающей внизу Волги и заволжского берега. У Кувшинниковой аналогичная картина значительно больших размеров по сравнению с этюдом и более подробно разработанная. Когда художники вернулись в Москву, на ближайшей художественной выставке, открывшейся в конце декабря 1888 года, выставили картину Кувшинниковой, названную "Внутренность деревянной церкви Петра и Павла в Плесе" и этюд Левитана "Внутри Петропавловской церкви в Плесе на Волге". Обе эти вещи с начала выставки были приобретены П.М.Третьяковым и находятся в галерее его имени.
И об этом я расскажу чуть позже)