**Глава Первая: Детство во Тьме**
Тяжелыми занавесями запахло в теремах московских. Отдал Богу душу Великий Государь Василий, а на златокованом троне – дитя. Иван, четвертый носитель сего имени в роду, всего трех зим от роду. Мать его, Елена Глинская, вдовица юная да стальная волей, встала щитом меж сыном да боярскими ножами. Строила стены каменные – Китай-город, чеканила монету единую – копейку с ликом всадника. Но недолгая тишина. Словно змея подползла отрава... И не стало Елены. То ли хворь, то ли злодейство.
И настали годы лихие. Бояре – Шуйские, Бельские, Воронцовы – словно воронье над гнездом. Дрались меж собой у самого трона княжича, казну грабили, людей травили. А отрок Иван глядел на сие из-под темных кудрей. Глаза – как углики во тьме. Запомнил. Запомнил растерзанных псов своих верных, что за него костьми легли. Запомнил боярские усмешки да притворные поклоны. Сердце ожесточилось в нем, как кремень. Урок вынес: **Власть – это страх. Доверять – смерти подобно.**
**Глава Вторая: Венчание Грома**
Шестнадцатый день января, год 1547-й от Рождества. Замерла Москва в морозном сиянии. В Успенском соборе – свечи, лики святые, дым ладана густой. Митрополит возложил на чело отрока **Шапку Мономаха**, помазал миром святым. **Царь!** Первый Царь Всея Руси! Зазвонили колокола так, что, казалось, само небо дрогнуло. Золото, парча, ликующий народ... А в очах юного царя – не радость, а **жажда**. Жажда власти настоящей, не по имени только.
И был светлый миг. Окружили царя люди разумные – поп Сильвестр, Алексей Адашев, князь Курбский. **Избранная Рада** звалась. Созывали они **Земский Собор** – голос всей земли русской. Обновили законы – **Судебник новый**. Церковь устроили – **Стоглавый Собор**. **Стрельцов** завели – войско государево, верное. И грянула слава! **Казань** пала, твердыня татарская. Звон победный по всей Руси покатился. Волга-матушка – русской стала! **Астрахань** покорилась. Казалось, взошло солнце правды над державой.
**Глава Третья: Тучи Собираются**
Но недолог был свет. Затеял царь войну **Ливонскую** – к морю Балтийскому пробиться. Затянулась битва, как трясина. Казну истощила, рати погубила. А тут – нож в спину. Князь **Андрей Курбский**, друг да воевода первый, бежал к ляхам, к королю Сигизмунду! Изменой злой отравил душу царскую. И последний удар – **царица Анастасия**, сердцу милая, тихая радость... отошла. Шептали: отрава боярская. **Рассвет кончился. Надвигалась гроза.**
**Глава Четвертая: Опричная Ночь**
Покинул царь Москву зимой суровой. Уехал в **Александрову Слободу**. Грамоту прислал: "Изменники окружили меня! Не могу царствовать так!" Зазвенел страх в столице. Молили вернуться. Царь вернулся... да с условием: **опричнину** учредить. Разделил землю: **земщина** – боярам да думе, а **опричнина** – личный его удел, где он – судия страшный да каратель.
Явились **опричники**. В черном все, словно вороны. У седла – **собачья голова** да **метла**. Вынюхивать крамолу, выметать измену! Стали псами господними. Казни да пытки – хлеб их денный. Митрополита **Филиппа**, святого мужа, дерзнувшего слово правды молвить, задушил в келье Малюта Скуратов, главный пес царский.
А потом... **Новгород**. Заподозрил царь древний град в измене. Обрушился с опричниной. Недели кошмара! Пытки в подвалах, грабежи, бочки с людьми в Волхов спускали... Река алая стала. Кровь да страх – вот плоды опричные.
**Глава Пятая: Закат Кровавый**
Но и псы не вечны. **Крымский хан Девлет-Гирей** прорвался к Москве. Опричники, отвыкшие от ратного дела, бежали. Сгорела столица, лишь Кремль устоял. **Позор!** Отменили опричнину, но дух ее, ядовитый, витал.
**Ливонская война** – крах. Земля разорена, войска разбиты. Выхода к морю нет. А в семье – черная тень. В припадке ярости царь **посохом в висок** ударил сына своего, **царевича Ивана**. "Я убил! Я убил!" – кричал он потом в пустые палаты. Наследником стал **Федор**, тихий да богомольный.
Умер Грозный царь, говорят, за шахматами. Оставил державу, выжженную страхом да войной. Оставил трон **Федору**, в чьих глазах лишь смирение да туман. И **царевича Дмитрия**, малого, от греха подальше в **Углич** отослали.
**Глава Шестая: Последний Вздох Рода**
Правил Федор тихо. А за спиной его – шурин, **Борис Годунов**, умный да крепкой руки. Строил города на окраинах, врагов смирял. Главное дело – **Патриаршество** учредил! Стала Церковь Русская сама себе голова, не оглядываясь на Царьград.
Но тень легла на Годунова. В Угличе случилось страшное: **царевич Дмитрий**, играючи, в припадке ли падучем, **ножиком горло перерезал**. Мать, царица Мария, в отчаянии кричала: "Убили!". Следствие боярское вину с Бориса сняло – "несчастный случай". Да шепот злой по Руси пополз: "**Годунов царевича извел!**"
А потом... помер Федор Иванович. Бездетный. **Род Рюриков**, что семь с лишим веков правил Русью, **пресекся**. Будто свечу задуло. Земский Собор венчал на царство **Бориса Годунова** – мужа разумного, да не природного царя.
**Глава Последняя: Первый Ветер Смуты**
Поначалу – мир. Да недолгий. **Три года недорода** подряд. **Великий Голод**! Люди траву жрали, да друг друга. Восстания вспыхивали, как искры в сухом лесу. **Хлопко Косолап** бунтовщиков поднял.
А тут... весть дивная. **Царевич Дмитрий жив!** Явился в Польше, идет с войском ляхов на Москву! Народ, измученный голодом да невзгодами, поверил чуду. Потянулся к "доброму царю", что "бояр-изменников" прогонит. **Лжедмитрий** перешел рубеж. А Борис... сидел во дворце, глядя в окно на серое небо. Видел, как трон его, шаткий, рушится. Видел будущую кровь. И не стало его. То ли яд, то ли удар сердечный.
А восьмой век Рюриковичей кончился не просто смертью царя. Кончился он **пеплом**. Пепел сожженных городов опричных. Пепел надежд. Пепел великого рода. И поднялся из этого пепла **холодный, леденящий ветер Смуты**, неся с собой самозванцев, междоусобицу да иноземное пленение. Но это... **уже иная повесть**.