Медленно поворачиваю голову и оказываюсь лицом к лицу с водителем такси. В груди холодеет. По позвоночнику бегут мурашки. Тот же шрам под бровью. Та же выпуклая родинка на шее. Те же пытливые серые глаза.
Либо я вконец спятил, либо передо мной сидит точная копия моего покойного отца.
— Это ты! Ты должен быть на его месте! Ты один виноват!
Хоть я уже и вылетел из кафе, слова сестры продолжают звенеть у меня в ушах. Сегодня тяжелый день. Первая годовщина смерти отца. Каждый справляется по-своему. Или не справляется вовсе. Как моя старшая сестра Соня.
Она так и не смирилась. И не простила меня. Да что говорить, я и сам себя не простил.
И всё же я не ожидал, что Соня меня выгонит. Не был готов к такому. В душе такой раздрай, что дыхание сбивается, а глаза застилает белесая пелена. Присаживаюсь на корточки, прикрываю веки. Проделываю дыхательную гимнастику, и вроде бы становится легче.
Настолько, чтобы сесть за руль? Не уверен. Застываю в нерешительности рядом с машиной. Делаю глоток свежего воздуха. Нет. Лучше на такси.
Засовываю руку в карман брюк, выуживаю телефон, верчу в руках. Краем глаза замечаю черно-желтую машину, что медленно тащится по пустой дороге. С горящей табличкой на крыше. Такси, появившееся будто по волшебству.
Подаю сигнал водителю взмахом руки и шагаю к проезжей части через газон. Забираюсь на переднее пассажирское сиденье и прикрываю дверь. Давно не ловил такси подобным образом, очень давно. Отвык. Хотя есть в этом что-то ностальгическое и приятное. Будто бы в прошлое возвращаюсь. В те времена, где моя душа всё еще чиста. Даже запах в салоне какой-то знакомый, елка и апельсин. Прямо как в папиной машине.
Медленно поворачиваю голову и оказываюсь лицом к лицу с водителем такси. В груди холодеет. По позвоночнику бегут мурашки. Тот же шрам под бровью. Та же выпуклая родинка на шее. Те же пытливые серые глаза.
Либо я вконец спятил, либо передо мной сидит точная копия моего покойного отца.
Появляется невыносимое желание по-детски броситься ему на шею, но здравый смысл одерживает верх. Со мной играет воображение, просто тяжелый день. Сделать глубокий вдох, задержать дыхание на пять секунд и вы-ы-дох.
— Привет, сынок.
Подскакиваю на сиденье и громко матерюсь. Трусливо пытаюсь открыть дверь обеими руками прямо на ходу, но она заблокирована. Закрываю лицо ладонями, подаюсь вперед, отчаянно пытаюсь изгнать все мысли об отце и о сегодняшнем дне. Рычу. Потому что не выходит. Откидываюсь на мягкую спинку сиденья и отнимаю руки от взмокшего в один миг лица. Прерывисто выдыхаю и, собрав мужество в кулак, поворачиваю голову.
— Закончил? — интересуется папа.
А это именно он. Это происходит взаправду. Даже машину ведет, как я помню, лениво обхватив руль левой рукой.
— Папа? Но как? — бормочу, впиваясь глазами в его небритую щеку.
— Не твоя вина, — говорит он, глядя на дорогу. — Прекращай себя мучить, понял меня?
— Не понял, — отзываюсь мгновенно. — Больше винить некого. Даже Соня…
— Софья оправится, — уверенно заявляет он. — Рана заживет. Вот увидишь. И злость отступит.
Если у меня и оставались какие-то сомнения насчет того, кто ведет такси, то теперь они развеялись окончательно. Только папа называл сестру «Софья».
— А я не хочу, чтобы отступала! — неожиданно для самого себя признаюсь я. — Соня имеет полное право злиться. В тот день за рулем должен был быть я. Мы оба это знаем. Соню с аэропорта должен был забрать именно я. Если бы я не поругался с девушкой и не напился, как полный крeтин, тебе бы не пришлось ехать за ней после ночной смены! Ты бы не пропустил тот светофор, и… Ты был бы жив, пап!
— Не ищи логику там, где ее быть не может, — папа пожимает плечами и сворачивает направо. — У судьбы свои порядки, сынок, не мне и не тебе их оспаривать.
Вглядываюсь в очертания деревьев за окном. Эта дорога мне знакома. Слишком знакома. Пульс набатом стучит в висках.
— Куда мы едем? — спрашиваю металлическим голосом.
— Сам знаешь, — ворчливо отвечает папа и прибавляет газ.
— Не надо, — умоляю я. — Только не эта дорога!
— Прости, но ты сам этого хочешь.
Мимо проносятся одинокие дома, фонари и кусты сирени. Отвожу очумелый взгляд от громадного серебристого самолета, идущего на посадку.
— Сбавь скорость, пап.
Злосчастный светофор уже близко. Остается каких-то пятьсот метров. Свет переключается на красный.
— Тормози!
Но он и не думает меня слушаться. Наоборот, давит на педаль газа сильнее.
— Что ты делаешь? Пап!
— Доказываю, — твердо произносит он.
— Да что?!
— Что твоя судьба отличается от моей.
Пролетаем светофор. Гудки клаксонов оглушают. Пересекаем перекресток по прямой. Какая-то синяя машина, отчаянно сигналя, резко тормозит в полуметре от нас. Ее заносит, но столкновения не происходит. Как только перекресток остается позади, сворачиваем на обочину, и машина останавливается, поднимая колесами пыль.
Зажмуриваюсь и заставляю себя дышать. Не знаю, сколько проходит времени к моменту, когда прихожу в себя и распахиваю глаза.
Я сижу в своей машине. На водительском месте. И левой рукой сжимаю рулевое колесо.
— Я был на месте аварии, — говорю прямо с порога.
Соня смотрит на меня красными глазами и молчит. Поминки давно закончились. На дворе ночь. Она дает мне пространство, чтобы я вошел.
— Проехал на красный по тому перекрестку, — продолжаю, заходя к ней. — Как он тогда.
Соня всё еще молчит, но ее взгляд меняется.
— Был на его месте. Как ты и хотела.
Глаза сестры увлажняются. Она делает неуверенный шаг ко мне.
— Я в порядке, — добавляю, опуская глаза. — Но не он.
— Ты ненормальный, — шмыгнув носом, говорит Соня и тянет ко мне руки, чтобы крепко обнять. — Больше никогда так не делай!
— Как думаешь, может быть такое, что это была его судьба? — спрашиваю после того, как мы долго молча пьем чай. — Не моя безответственность, не его усталость, не погода и не ошибка того другого водителя. Просто судьба?
— Мне это не нравится, — поднимая на меня глаза, говорит Соня, — и я этого не понимаю, но, думаю, ты прав. Обвинять тебя было проще.
— Мне тоже.
Соня сжимает мою руку. Вымученно улыбается. Кладет голову на мое плечо. Нам грустно, но мы вместе. И наша общая рана потихоньку затянется. Рано или поздно.