ИЩУ СВОЕ СЧАСТЬЕ
- СОКРОВЕННОЕ
Дорогая «Комсомолка»! Ниже - странички из дневника моей мамы. Ее нет теперь. Короткий сердечный приступ во время ночного дежурства...
Прибирая квартиру, я наткнулась на тоненькую книжицу с выцветшей от времени картонной обложкой и ломкими листками внутри. Рассеянно открыла ее... да так и простояла около часа, перелистывая страницы. Это был дневник мамы, который она вела в таком же, как я сейчас, возрасте. Ведь мы — это почти что они. А они — мы, только уставшие, взрослые. Мы могли бы больше любить друг друга. Могла бы и я...
Несколько страничек из дневника...
*
«Я полюбила...
Конечно, не так вдруг — мы встречаемся уже больше месяца,— но сегодня я поняла, что люблю. И, как только поняла, стала произносить это слово ежеминутно. Про себя, вслух, по слогам, слитно. И странно, оно не теряет смысла, не превращается в пустой звук, как происходит с другими словами при частом повторении. Удивительное слово! А сейчас, вечером, захотелось и увидеть его, прочесть. Поэтому и появились эти строки. Итак: люблю. Люблю. ЛЮБЛЮ... Пишу и любуюсь. И удивляюсь: всего пять букв, а сколько в них!
* * *
Пришла со свидания и смотрела на себя в зеркало дольше обычного. Сначала глупо улыбалась, счастливая, а потом вдруг стала серьезной, даже растревожилась: нравлюсь ли ему? Не кинозвезда, вижу, но для обычной жизни — вполне. Синий взгляд, лицо чистое, нос, правда, курносый, но в меру. Узнать бы, что он обо мне думает.
* * *
Странный человек мой Сергей. В тридцать лет все еще ищет себя. Институт, аспирантура, работа в НИИ, командировки в Москву, Ленинград, по всему Союзу... Казалось, такие возможности! И все — в прошлом. Теперь диспетчер на заводе. Сутки там, двое дома: пишет рассказы. А мне чудно, не верится, что из этого что-то путное выйдет. Впрочем, два рассказа читала. Один — о непризнанном гении, инженере — показался очень уж заумным, по-моему, это он о себе, а другой понравился. Может, потому, что о любви. В этом я, кажется, понимаю. Однако любит ли сам он? Любит ли меня?..
* * *
Уже две недели на такой высоте, что кажется, раньше и не жила вовсе. Надолго ли это счастье? Будущее, я немного боюсь тебя. Ты мне не враг?.. Однако я в растерянности: как быть дальше? Он молчит. Я не решаюсь первая. А мать донимает: что значит моя новая жизнь? когда кончится? и почему не познакомлю их? А мне страшно приглашать его... Потяну, пока есть возможность.
* * *
Вот что — уйти бы к нему без всяких свадебных церемоний, знакомств с родственниками, пересудами... Взять подушку, белье — и уйти. Но он молчит, собой занят. Только и речи: обэтом бы написать, о том. Большие планы. Есть ли в них и для меня местечко? Что-то не слышно.
* * *
То, чего боялась больше всего на свете, что всячески оттягивала, свершилось само: он пришел. Я окаменела от неожиданности, а мать сразу засуетилась, захлопотала с чаем, видно, он ей понравился.
* * *
На работу — почти бегом, с работы тоже. Время в пути считаю потерянным. Только когда телефон рядом, успокаиваюсь. Но что толку, меня никто не спрашивает. А я смотрю и смотрю на аппарат. Что бы ни делала, оглядываюсь, как на человека. Жду. Не придумала ли я все, что было? И было ли?..
* * *
Звонок ...он! Сердце забилось сладостно, часто. Но что это?! Голос в трубке сухой, слова редкие, чужие. Не звонил — был очень занят: повесть — он говорил мне о ней когда-то. Работа отнимает все время, силы, так что... он не обидится, поймет меня, если я пойду в кино с другим. Но раз-два в месяц (чаше — вряд ли) мы могли бы, если я, конечно, не против, встречаться, как прежде, «...Раз-два в месяц». Нет, против! Против!! Против!!! Все во мне — против! Лучше бы ты не звонил, лучше бы я ждала, надеялась, жила воспоминаниями, пока надежда капля по капле не иссохла бы во мне. А теперь... Ты не любил меня, вот что я говорю теперь.
* * *
Свободна. Я, кажется, окончательно поняла это. И умом, и сердцем. После работы прошлась по городу. Не спешу, смотрю по сторонам, оглядываюсь. В толпе забываешься. Но вот сворачиваешь на боковую улицу, приближаешься к дому... и постепенно возвращается память о себе, доме, забытых на время тревогах и огорчениях. Словом, вся настоящая жизнь. В которой уже нет тебя...
* * *
Медсестра. Какая профессия! Ночные дежурства изводят меня до крайности. За одну бессонную ночь старею, наверное, на год, не меньше. Затем сплю весь День, тяжело, липко, а вечером такая вялая и некрасивая, что идти куда-то нет никакого желания.
* * *
Кажется, понемногу прихожу в себя, осваиваюсь в новом качестве. Точнее, в прежнем. Жить, в общем-то, можно. И чувствую, снова вкрадываются в меня ожидание, надежда, я встречаю их с грустью и улыбкой. Как давних друзей, на время оставленных. Так хочется любить кого-то и быть любимой! Счастье мое, повторишься ли?..
* * *
Как мало надо уставшей женщине. Когда утром вышла на улицу, то даже не верилось, что наконец все. Полное отсутствие мыслей, одно тупое желание: скорее до дому — и спать. Спать, спать. Усталость гирей висела в груди, на душе какое-то небытие и вдруг — улыбка... Человек шел навстречу и, проходя мимо, посмотрел на меня с любопытством, пытливо. А в последний момент — улыбнулся. Будто понял что. Что? Может, почувствовал мое предельное утомление и пожалел? А может, подумал,что я — с вечеринки?
* * *
Однако куда что делось? Придя домой, вдруг взялась за работу. И все напевала, напевала... В постель легла только за полдень. Улыбка... Как мало надо уставшей женщине!
* * *
Час просидела у зеркала. Иногда я вот так задерживаюсь около своего отражения, изучаю его. И каждый раз мне кажется, что молодость и свежесть постепенно умирают во мне... Но, как ни странно, не умирает, живет моя надежда. Истончается, слабеет от времени, превращается в прозрачную паутинку, но тянется, тянется вверх, как растение. Она кричит во мне. Вот и сегодня. Я улыбнулась, услышав ее упрямый протестующий голос, макнула палец в пудру и размахала во все зеркало: «Я жду свое счастье. — И, подумав, добавила: — И дождусь его!»
* * *
Вновь встретила того молодого человека, что как-то улыбнулся мне. Еще издали он держал меня взглядом, и мне даже показалось, хотел подойти, но... прошел мимо. Не решился? Будьте смелее! Ваша улыбка мне очень нравится!»
* * *
На этом, «Комсомолка», дневник заканчивается. Добавлю в конце, что тот молодой человек — мой отец. Он сам узнал себя, когда прочитал записи мамы (дневник показала я), улыбнулся и ничуть не осудил ее. И даже помог мне составить это письмо, попросил только пока не писать нашу фамилию. Поэтому я подпишусь
В. К.
Саратов.