Пневмококк стал тем бичом, что свел в могилу Максима Горького и его сына. Они умерли от крупозного воспаления легких с разницей в два года. И если в отношении корифея советской литературы существовала стойкая уверенность, что его залечили врачи, то вот Максима Пешкова просто убили. И сделал это ни много ни мало, а глава НКВД Генрих Ягода. Но зачем?
Советский мажор
От осинки не родятся апельсинки. Максим Пешков полностью подтверждал эту поговорку. Молодой человек никакими талантами не блистал, о стезе отца не помышлял, а детские годы провел по заграницам, успев вместе с матерью сменить три страны.
С отцом он виделся редко, так как родители развелись, когда мальчику было шесть лет. И даже очутившись в России накануне революции, 19-летний Максим встречался с Горьким эпизодически и урывками. А когда Алексей Максимович уехал в 1921 году на Капри, общение между ними и вовсе прекратилось. Никакой обиды друг на друга, просто Максим был увлечен новой работой и новыми возможностями. А они открывались перед ним шикарные. В 1917 году парень вступил в РСДРП (б), сразу попал на работу в ЧК (правда, в качестве снабженца). А потом партия послала его комиссарить на курсах всеобуча, где Максим обнаружил в себе недюжинные организаторские и пропагандистские способности.
Впереди, несомненно, ждало повышение, но в 1922 году Максима вызвали в Кремль и поручили ответственное задание — поехать к отцу в Европу, чтобы убедить его вернуться в СССР. Дело в том, что Горький уезжал из страны поправить здоровье, но выздоровев, почему-то не сильно рвался возвращаться назад. Сын с его красноречием должен был мотивировать писателя вернуться на родину.
Видать, плохо мотивировал. Потому как приехав на Капри с женой, Максим Пешков так и остался в Европе, колеся по Италии и ничем особо не занимаясь. Ему было и ненужно ничего делать — доходов отца вполне хватало на безбедную жизнь. У Максима и его супруги Надежды в Италии родились две дочери — Марфа и Дарья. Горький во внучках души не чаял и баловал их сверх всякой меры.
Однако Родина есть Родина — в 1932 году семейство Пешковых в полном составе вернулось в СССР. С Горьким понятно — он «буревестник революции» и написал уже столько, что мог позволить до конца дней не работать. А вот 35-летнему Максиму следовало подыскать себе работу. Образования у него не было, но можно было двигаться по партийной линии, вспомнив комиссарскую юность. Однако сын Горького так и никуда не устроился. Он продолжал жить на широкую ногу, пользуясь доходами и авторитетом отца. И если в Италии главными его увлечениями были кино и мотоциклы, то в СССР ими стало пьянство и любовные романы на стороне.
Привольная жизнь продолжалась два года. В первые дни мая 1934-го Максим Пешков заболел крупозным воспалением легких и скончался через девять дней, несмотря на все усилия врачей.
Преступный замысел
Казалось бы, обычная смерть, тем более что антибиотиков в СССР в ту пору не было, и выздоровление больного в немалой мере зависело от крепости его организма. Но нет — в 1938 году в ходе Третьего Московского процесса личный секретарь Горького Петр Крючков признался в том, что 2 мая 1934 года, когда на даче писателя широко отмечали Первомай, он специально напоил Максима и оставил его спать на скамейке в парке, где он и простудился.
Прилучалось как-то хитро с большим количеством вероятностей. Поэтому показания Крючкова подтвердил доктор Лев Левин, профессор и консультант лечебно-санитарного управления Кремля. И не просто подтвердил, но и признался в том, что это он специально затягивал лечение сына Горького и два года спустя заразил пневмококком его отца.
Но зачем? И тут выступает заказчик этой врачебной вендетты — экс-руководитель НКВД Генрих Ягода. Все вышеописанные злодейства, оказывается, были проведены по его указанию, чтобы ускорить смерть Горького, в точном соответствии с планом главного врага советской власти — Троцкого.
Разбирать эту версию смысла нет, хотя и в наше время находятся ее сторонники, убежденные, правда, что с сыном Горького расправился не Ягода, а Сталин, так как тот мешал контролировать отца.
Но тогда получается, что Максим Пешков действительно стал жертвой инфекции. Верно, и тему можно закрыть, если бы не странные разночтения в показаниях очевидцев той памятной гулянки 2 мая 1934 года.
Сон на холоде
Ключевым свидетелем здесь можно считать Алму (Полину) Кусургашеву — сказочную алтайскую красавицу, очень близкую Горькому. Она присутствовала на празднике и потом описала как все было в книге «Горький и его окружение».
В тот день на даче писателя собралось много гостей. Все пили, веселились, было шумно. Секретарь оргкомитета Союза писателей Павел Юдин прихватил со стола бутылку коньяка, а со стула — уже порядком пьяного Максима Пешкова и отправился с ним на берег Москвы-реки. Дача Горького стояла на возвышенности, для спуска к реке была построена длинная лестница, а в ее конце стоял симпатичный павильон-беседка. Зайдя в нее, Юдин и Максим выпили коньяк, а потом спустившись к реке, легли на берегу и задремали.
И хоть погодя стояла теплая, заснули они на земле, с которой лишь недавно сошел снег. Юдин-то был закаленный, он моржевал и купался в проруби. А Максим же 10 лет прожил в солнечной Италии, да и вообще не обладал крепким здоровьем. Через час Юдин проснулся и пошел к гостям, но Пешкова почему-то не разбудил.
Это сделал секретарь Горького Петр Крючков, когда увидел вернувшегося одного Юдина. Он спустился вниз, растолкал Максима и привел его домой. К вечеру у того поднялась высокая температура, и через девять дней он скончался от крупозного воспаления легких.
А вот у внучки Горького и дочери Максима Пешкова иная версия случившегося. Марфа Максимовна Пешкова изложила ее в 2012 году корреспонденту газеты «Московский комсомолец». По ней Максима Алексеевича действительно крепко спаивали, и делал это именно Генрих Ягода. Ни на какой гулянке с гостями Пешков не присутствовал, а вернувшись в сильном подпитии от Ягоды, вышел из машины и сел на скамейку в парке у дома. Заснул. Разбудила его нянечка, она же подала Максиму его пиджак, который он зачем-то снял и бросил рядом.
«Папа заболел и и вскоре умер от двустороннего воспаления лёгких, — говорила Марфа Максимовна. А потом добавляла. — Папу стали очень часто приглашать на разные мероприятия. Дедушка не мог ездить по состоянию здоровья и посылал сына. Попробуй не выпить, когда первый тост был за Сталина и за советскую власть! Пили стаканами. А папа только что приехал в СССР, он полжизни прожил за границей».
Получается, Ягода не совсем уж и безгрешен, коли спаивал Максима. Вряд ли, конечно, он намеревался его убить, но как замечала внучка Горького, Генрих Григорьевич был неравнодушен к матери, то есть жене Максима, и отчаянно ухаживал за ней. Ну а чтобы Пешков не мешался под ногами, он его усиленно накачивал алкоголем.
Вот такие версии. И если в случае Максима Пешкова их всего две, то по поводу кончины самого Горького конспирология цветет пышным цветом: 👇