Глава 42
– Значит ты решил вернуться в Россию?
– Да. Мы должны быть там откуда вышли и где наши корни. Доделать дела, которые не доделали. Наказать виновных, о которых я надеюсь ты мне расскажешь. Я многое вспомнил. Но у меня осталась куча вопросов. Похоже я вспомнил всё, что важно, а что не очень, пока осталось за кадром. Но я хочу вспомнить всё, чтобы не было недопонимания и главное, хочу, чтобы ты подробно рассказал о том, как мы выжили. Начни с того момента как мы встретились с Паном.
– Хорошо я всё расскажу. Кстати, как мне тебя называть?
– Пока мы здесь всё должно остаться по-прежнему.
– Что-то хочешь спросить или я могу сразу начать рассказ?
– Скажи, кто такая Надя Вольская, вертится в памяти не могу вспомнить? – спросил, растирая виски ладонями.
– Мать Евы. Она умерла, когда Еве было двенадцать. Ты был влюблён в неё, но она любила Айдара Абашева. Вышла за него замуж, родила дочь. Теперь ты любишь дочь Нади Вольской и Айдара Абашева. Эта девочка стала смыслом твоей жизни. А теперь она…
– Я знаю где она. – Подняв ладонь кверху, как делают это арабы, прервал друга Мурад
Затем откинувшись к спинке дивана, закрыл глаза. Несколько минут сидел так тихо, что казалось заснул.
– Ты знаешь я всё вспомнил благодаря Еве. Эта девочка послужила триггером, недостающим звеном, из-за которого тормозил мой мозг. Ева Абашева, по мужу Акаева. Какая у неё сейчас фамилия?
– Так и осталась Акаева. Ей поменяли паспорт, чтобы не было штампа о замужестве, но фамилию оставили.
– Значит у адвоката получилось освободить её по Удо. А что с этой шлюхой, сестрой Евы?
– Сидит, дали двенадцать лет. А Еву полностью реабилитировали. Казбеку удалось обнаружить видеокамеру установленную Закиром в картину, висевшую напротив его кровати. Видно, опарышу нравилось пересматривать сцены секса. На записи хорошо видно, как Алия убивает любовника, а потом заставляет Еву схватиться и держать нож.
– Это хорошо. Надо, сделать так, чтобы этой сучке жизнь в колонии не казалась сладкой.
– Уже сделали. Сидит в самой поганой хате. Ты же знаешь Ворону?
– Знаю, такая же отмороженная как Седая.
– Вот к ней и посадили. Да ещё строго настрого наказали прессовать барышню. Я узнавал, крылья ей хорошо помяли, теперь долго не сможет взлететь.
– Как Абашев воспринял такие перемены?
– Тяжело. Похоже он не ожидал такого исхода. Как ты думаешь, каково узнать, что любимая доченька виновна в смерти зятя? Бедный старик заработал инсульт. Теперь в инвалидном кресле. Переписал весь бизнес на Карину, чтобы Еве ничего не досталось. Есть ещё мысль подсунуть ему доказуху, что Алия от Мирхата Мирзоева. Он много раз бахвалился, что Айдар его дочку кормит.
– Тварь. Получил по заслугам. У Карины нужно забрать всё что она получила от Абашева. Хватит жить за чужой счёт. Всё, что Айдар получил от отца первой жены, должно принадлежать Еве. Карина здесь вообще с боку припёка.
– Ильшар занимается, подложили её под нашего пацана. Она не догадывается. Назначила его управляющим, сама же ни черта не понимает в бизнесе. Привыкла жить за чужой счёт, доверенность генеральную на мальчика выписала. Там такая любовь. Любит сучка молодых, похоже совсем башку снесло.
– Чему ты удивляешься, она всегда была слаба на передок. Может Айдар и был у неё первым, но Алия точно не от него.
– Да, об этом все знают, кроме него. А мы ему подсунем доказательства. Пусть хлебает большой ложкой, может в каком-нибудь месте дрогнет, что дочь родную на воду променял.
– Карина хорошо умеет присесть на уши, чтобы прийти на всё готовое и пользоваться в своё удовольствие. Мы с тобой знаем сучку ещё со времён нашей юности. Кто только её не пользовал. Она высосала с Айдара всё что могла, а теперь зачем ей немощный старик в инвалидной коляске. Сдаст в дом престарелых и загребёт всё, что от него останется.
– Ничего ей не достанется, процесс уже запущен, через пару месяцев барыня станет нищей, а всё перейдёт к Еве.
Артур закрыл лицо руками некоторое время сидел, опустив голову к коленям.
– Плохо себя чувствуешь? – спросил Дамир. – Может врача?
– Нормально. Ты забыл, что я только что из клиники.
Несколько минут он сидел молча, уставившись в одну току. Затем задал вопрос, который похоже его очень волновал.
– Удалось что-нибудь выяснить про Вадима Воронько? Нашли его?
– Нет. Непонятно зачем он кормил Еву снотворным и почему оставил одну, а сам сбежал. Только поженились, он не должен был отходить от неё ни на шаг, а он исчез, как будто и не было его вовсе, столько времени прошло, а его никак найти не могут. Но найдут. Не переживай, через год, через два, через пять, но его найдут.
– Я не переживаю. Это теперь забота Евы. Она выбрала его себе в мужья.
Дамир внимательно посмотрел на друга. Он знал, что Мурад пытается казаться безразличным, но его глаза выдавали правду — он был раздавлен тем, что произошло.
– В этом деле много странностей, Мурад. Такое ощущение, что не было никакого никаха. Это монтаж.
Мурад резко поднял голову, его глаза сверкнули.
— А её слова тоже монтаж? — выпалил он, и его голос дрогнул. — Ты не видел, какой ненавистью горели её глаза, когда я попытался обнять её. А я… — он замолчал, сжав кулаки так сильно, что костяшки побелели.
Дамир молчал, давая другу возможность выговориться.
— Я не только увидел, но и ощутил это на своей шкуре, — процедил Мурад сквозь зубы, его голос сорвался, превращаясь в хриплый шёпот, словно каждое слово резало ему горло. В глазах полыхала боль, а кулаки, сжатые до белизны, дрожали от напряжения. — Она называла меня уродом... монстром... исчадием ада. Говорила, что жалеет, что я не сгорел в том проклятом пламени.
Он замолчал, с трудом сглотнув подступивший к горлу ком. Его взгляд стал острым, как лезвие, пронзая Дамира насквозь.
— Как ты думаешь, что могут сделать с человеком слова? — продолжил он, повысив голос, но тут же снова снизил его до едва слышного шёпота. — Как ты думаешь, что чувствует мужчина, когда женщина, которую он любит больше жизни, ради которой готов на всё, смотрит на него, как на чудовище? Чудовище, которое вызывает у неё лишь отвращение и жалость!
Мурад резко поднялся, как будто воздух, которым были наполнены его лёгкие стал для него невыносим. Он сделал шаг в сторону залива, повернулся спиной к Дамиру, но даже так было видно, как напряжены его плечи.
— Ты можешь представить? — спросил он, оборачиваясь и вновь повышая голос. Его лицо исказилось от боли и гнева. — Представить, что значит быть изуродованным, знать, что твоё отражение в зеркале пугает даже тебя самого? И потом услышать, как та, ради которой ты дышишь, называет тебя монстром... Уродом... Существом, достойным лишь презрения и ненависти.
Его голос дрогнул, но он продолжал, не в силах остановиться:
— А служка... Тот паршивец иеродиакон помнишь он рассказал нам, как она жаловалась своему любовнику. Жаловалась, что мои прикосновения вызывают у неё отвращение. Что мои руки, мои губы... всё, что я делал, чтобы показать свою любовь, было для неё пыткой.
Он рассмеялся — коротко, горько, безрадостно. Этот смех резанул по ушам, как скрежет металла.
— Ты понимаешь, что это значит? — простонал он, снова поворачиваясь к Дамиру. Его глаза, наполненные слезами, сверкали от боли и отчаяния. — Я пытался убедить себя, что он лжёт. Что она не могла так говорить. Но потом её слова... её взгляд... её ненависть, разорвали меня на части.
Мурад опустил голову, провёл рукой по лицу, как будто пытался стереть воспоминания. Но они, казалось, въелись в него глубже, чем шрамы на коже.
— Знаешь, что самое страшное? — добавил он уже тише, почти шёпотом, но в этом шёпоте была такая сила, что Дамир невольно вздрогнул. — Самое страшное — это то, что я начинаю верить ей. Начинаю смотреть на себя её глазами. И знаешь, что я вижу? Чудовище. Именно таким она сделала меня.
Он замолчал, опустив голову. Его плечи дрожали, похоже он едва сдерживал и подавлял эмоции, готовые вырваться наружу.
— Я готов был отдал ей всё, — продолжил он после паузы. —Любовь, заботу, время, деньги, почести. Я был готов отдать ей свою жизнь. А она… она просто взяла и вытерла об меня ноги, разбила, как хрустальный стакан.
Дамир протянул руку и положил её на плечо друга.
— Мурад, ты не можешь винить себя за то, как ты выглядишь, и что произошло. Возможно, она просто запуталась. Возможно, её заставили или обманули. Мы ещё многого не знаем.
— Нет, — оборвал его Мурад, поднимая голову. Его глаза были полны боли. — Я знаю одно: она сделала свой выбор. И этот выбор — не я. Что бы там ни было, она выбрала его, а не меня.
Он замолчал, глядя куда-то вдаль. Его голос звучал глухо, словно он говорил сам с собой:
— Пойми её слова… эти слова… они будут преследовать меня всю жизнь. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я слышу их снова и снова. «Урод», «монстр», «лучше бы ты сдох». Как мне жить с этим? Как мне забыть? Даже если вдруг случиться чудо и через какое-то время выяснится, что всё что было произнесено ею ошибка, или её заставили, а может она говорила это в бреду, на самом деле она любит меня, я не поверю. Не потому, что не захочу, а потому что не смогу. Всякий раз, когда я буду касаться её губами, руками… мозг будет напоминать мне, что ей противны мои ласки.
Дамир не нашёлся, что ответить. Он лишь молча сжал руку друга, понимая, что никакие слова не смогут унять ту боль, которая терзала Мурада.
– У меня нет этому объяснения. Не знаю как у тебя, а у меня было ощущение, что она под наркотой.
– Даже, если она под наркотой, это не меняет того, что она сказала. Ты помнишь русскую поговорку: что у трезвого в голове, то у пьяного на языке.
Хотя я не верю зачем и кому нужно её кормить наркотиками, а сама она не станет их употреблять
– Согласен, и даже уверен, что сама она к ним бы не притронулась. Но мы же ничего не знаем про этого Вадима.
– Ладно хватит, не хочу о ней ни говорить, ни слушать.
– Я уверен, что Малик найдёт его и тогда я сам спущу с него три шкуры.
– Зачем? Пусть живёт. Она его выбрала и ей с этим жить.
– А тебе не интересно узнать, откуда он знает Еву, как долго? Подумай сам, если бы они были знакомы раньше, разве она не остановилась бы в том отеле, в котором он работал. Они могли бы спокойно встречаться в её номере. Но она почему-то выбрала совершенно другой отель. Тебе не кажется это странным? А если они познакомились здесь? Тогда кто не уследил, твоя любимая и верная Ихаб или Ибрахим? Возникает вопрос, так ли эти люди преданны тебе? Сколько времени Ева с этим парнем встречались за твоей спиной? И вообще, сколько нужно времени встречаться, чтобы решиться на побег и даже совершить никах? Или это любовь с первого взгляда? А что, если это похищение? Тогда есть кто-то, кто заказал его. Как ты думаешь, кто это может быть?
– Не знаю. Я не думал об этом. Любое напоминание о ней рвёт мою душу на части. Мне больно дышать. Ты пойми, ведь, я, не зная, что любил её в прошлой жизни, едва увидел её влюбился вновь. Мне снесло голову. Я как подросток в пубертатном возрасте. Я дышал ею, молился на неё как на ангела. Она струилась по моим жилам, была для меня родником с живительной влагой. Только с ней я чувствовал, что живу, а без неё мне хочется сдохнуть.
А сейчас, любое напоминание о ней проносится ураганам по моим венам. Меня так скручивает, что нервы натягиваются словно ржавые струны. В моей жизни было много боли, много разочарования и предательства. Но она стала единственной чьё предательство сломало меня. Разорвало на части, пробила брешь в моём сознании. Надеюсь, наши пути больше не пересекутся. Иначе я не выдержу. Могу натворить много бед.
– Зря надеешься. Ваши пути будут много раз пересекаться. Может ты забыл, но ты завещал ей дом, два ресторана, бизнес- центр, завод.
– Не забыл. Завод изначально был её. А всё остальное эта такая мелочь. Пусть останется как память о том, что я был в её жизни и любил её.
– Скоро мы вернёмся в Казань, и вероятность девяносто девять процентов, что вы будете видеться. Она прочно вошла в наш мир. Ильшар её опекает, Казбек и ещё пара парней находятся с ней постоянно.
– К тому времени как она здесь появилась, прошло почти два года после нашей с тобой предполагаемой смерти, она не могла ни с кем не встречаться.
– Ильшар говорил, что у неё никого не было. Одна. Подружилась с Дианой. Возглавила завод.
–О том, что у неё никого не было могло бы быть правдой, если бы она была серой мышкой. Но она невероятно притягательна, в ней есть что-то такое, что, увидев её однажды, невозможно забыть. Ну, а если влюбишься, то это уже навсегда. Поэтому я не верю, что всё это время Ева была одна. Она очень темпераментная девочка. Может, Ильшар сам с ней замутил. Просто расстраивать не захотел. Ты же видел её и понимаешь, она такая нежная, беззащитная, что любого может зацепить.
– Она, конечно, любого может зацепить, только Ильшар не стал бы юлить. Он предан тебе до мозга костей. С ней постоянно его парни, охранники. Казбек и Муса с Гали.
– Казбек красавчик. Такому трудно отказать. Да и Ильшар не хуже.
– Ильшар не позволит. А Казбек не посмеет ослушаться.
– Посмеет не посмеет, сердцу не прикажешь. Кто с любовью спорит. Ладно, это её жизнь. Теперь она опять замужняя женщина. Пусть живёт. У нас разные дороги. Пора забыть о ней. Давай о деле.
– Как скажешь.
– Кто сейчас главный смотрящий? – после минуты раздумья спросил Мурад.
– Никого нет. Несколько раз выдвигали Сову, за него Солнцевские, Ореховские и Кумаринские. Похоже давно скорешились. Кто-то ещё из мелких, но многие против. Ни разу не было большинства. Сейчас всех волнует общак. И пока его не найдут будут без смотрящего.
– Как они собираются искать общак если он у меня? Чего искать? Деньги вложены в чистое дело, отмыты и дают прибыль. В любую минуту, если сходняк запросит верну.
– Вернуть придётся, если изберут нового смотрящего. Никто же не знает, кроме Ильшара что мы живы.
– Ты мне лучше скажи, как Сове удалось склонить на свою сторону основной костяк? Пацаны вроде неплохие.
– Если ты имеешь виду Москвичей и Кумаринских, то куда им было деваться. Старые Авторитеты ушли на нары, те кто остались замельтешили, не знали к кому примкнуть. Едва ли не каждый рвался к власти. Драчка началась между своими. Ахмат подсуетился, кого купил, кого уговорил. Те новые, которые встали во главе бригад, оставшихся без авторитетов, легли под него.
А теперь начали передел. В Москве чёрте что творится, полный беспредел. Стенка на стенку как в девяностые. Братва нажимает на Ильшара, чтобы он стал главным авторитетом, но он не хочет, сказал, что у него есть кандидатура получше. Обещал представить.
– Кого?
– Тебя. Только пока никому карты не открывает. Все ждут.
– Выяснили кто организовал побоище на яхтах?
– Да, всех до единого.
– Наказали?
– Тех, кто непосредственно участвовал в бойне всех закопали. Организаторов пять человек. С ними тоже вопрос почти решён. Я поговорил с Ильшаром, решили дождаться тебя.
– Известно кого конкретно хотели убрать?
– Известно.
– Кого?
– Тебя и Пана.
– Им почти удалось. Пана убрали, меня нейтрализовали. Я благодарен тебе брат, если бы не ты, уже давно бы рыбки обглодали мои косточки.
– Нет. Это я тебе благодарен, если бы не закрыл меня от напалма я бы в момент сгорел до тла. От остальных даже головешек не осталось.
– Ладно, дифирамбы петь, друг другу помогли иначе как, мы же с тобой одно целое, ещё Ильшар вдобавок. Он нам как брат. Кто кроме него знает, что мы с тобой живы?
– Из братвы никто.
– А не из братвы?
– Виктор Наумович нейрохирург. Ты его знаешь он был у нас. Или забыл?
– Как забыть такого человека. Тогда не знал, но теперь знаю, что он нам с тобой можно сказать жизнь спас. Мне уж точно. Похоже повезло нам, ты тогда в правильный дом постучался. Надо расплатиться с ним.
– Я расплатился, перевёл в клиники по лимону зелёных. Лично себе он ничего не взял. Сказал. Что дружба с нами для него подарок. Хороший мужик.
– Хороший. Думается мне, пора нам возвращаться домой. Готовься.
– Когда летим?
– Нужно сделать ещё одну пластику. Пришло время подправить лицо, чтобы не пугать людей. Думаю, на это уйдёт месяца три.
– Я рад, что ты решился на это. Давай поговорим с Виктором. В Москве отличные пластические хирурги.
– Нет, операцию будем делать здесь. Нужно поговорить с Фархадом. Уверен, в королевской клинике сделают всё на высшем уровне.
Перед его лицом неожиданно вновь проплыл образ Евы недолгие минуты счастья и обидное тяжёлое расставание.
Его сердце наполнилось тоской по этой девочке. Захотелось прижать к себе и любить, любить так долго, сколько хватит сил. Только все мечты, так и останутся мечтами. Пора опуститься на землю. Она отреклась от него, от мужчины с лицом, напоминающим варёный овощ. Она выразила своё отношение не только к его внешности, но и к нему недвусмысленно. Обычными словами понятными на любом языке.