Маринка
Узаконенное материнство расщедрило не только жильём, но и тремя месяцами декретного. Потом Маринку удалось пристроить в ясли, самой перевестись на односменку — иначе никак. Мастер цеха вздыхал, жаловался как бы сам себе: одни головняки от тебя, Зойка. Но помогал. Душевный был, понимающий. Да и она сама старалась — работала честно, не халтуря.
Дочка росла быстро, болела редко, с соплями не ходила, как другая малышня. Крепкая оказалась. Зойка шустро управлялась и с дитём, и по хозяйству. А вот с девчонками совсем разладилось. Поначалу вроде забегала к ним изредка. Но дела, заботы... Да и обида затаилась на подруг из-за того, что их с Маринкой в тот раз не пожалели. Но она им ещё тогда строго велела помалкивать, что дочку, мол, не сама родила. Подруги поклялись. Ну да кто их знает — ляпнут случайно где. Вот потихоньку все отношения с бывшими соседками и сошли на нет.
К Зойке стал захаживать Гоша. Он был из одного с ней цеха. По слухам — вдовец. Жена померла рано, оставила его с дочкой, ещё младше Маринки. Гоша то конфет к чайку принесёт, то так, поболтать забежит. Всегда спокойный, без прихотей, по хозяйству помочь не откажет. На ночь приходить стал всё чаще. Потом и вовсе предложил сойтись — вместе пожить. Дочка его — Варька — у сестры пока оставалась. А тут поговаривать стали — барак их скоро снесут и квартиру новую дадут. В пятиэтажке, благоустроенную. У Зойки от счастья аж дух захватило. А что если... Она так Гоше и сказала: на четверых двухкомнатная полагается. Он и согласился сразу. Какое там киношное «рука и сердце». Расписались в ЗАГСе, да и ладно. Но каждый при своём ребёнке остался. Зойке-то зачем его Варька? Она — чужая. У неё есть своя — Маринка.
Квартиру получили — просторную, двухкомнатную, с ванной и туалетом. На пятом этаже, правда. Но это ведь ерунда. Девчонок поселили в маленькую комнату, они с Гошей заняли ту, что побольше. К Варьке Зойка так и не привязалась. Не то чтобы недолюбливала — просто не нужна ей она была, да и всё. Лучшие вещи — Маринке. Что повкусней — тоже ей. Дочкина школьная форма висит на плечиках в шкафу, а Варькина — на газетном рулончике, бечёвкой перехваченном.
Устроенный быт, однако, не изменил вздорный Зойкин характер — куда его денешь. К сорока годам она превратилась в тучную горластую тётку, вечно недовольную. Чем? Да всем. Чуть что не по ней — сразу в крик. Домочадцы по разным углам прячутся. Да и с соседями скандальная баба уживалась с трудом. Зато они её всем подъездом регулярно слышали. А кому какое дело до того, что там у неё дома. Ей решать. Хозяйкой Зойка была так себе — убрать, постирать, картошки наварить ещё куда ни шло. А разносолы на стол — это уж не по её части. Хорошо хоть девчонки с домашней работой справлялись. С такой-то мамашей по-другому и нельзя было. Воспитание у неё своё было — не научное, но эффективное: голосом да палкой. Не захочешь — подчинишься.
Потом заболел и вскорости умер Гоша. Его Варьку, уже подросшую, Зойка отправила к его родственникам. Там же она вскоре и замуж вышла. Маринка повзрослела. К окончанию восьмилетки стала белобрысой здоровенной девкой — кровь с молоком. На голову выше матери и совсем на неё не похожей. Общежитских соседок жизнь давно разбросала по стране. Так что Зойкина тайна надёжно спряталась от злых языков. Непохожа на неё дочка? Да и ладно — всякое бывает.