Антонина Павловна аккуратно сложила газету с кроссвордами, поправила очки и взглянула на телефон. В свои шестьдесят пять она предпочитала путешествовать с комфортом, но в этот раз билеты в купе достать не удалось, и приходилось довольствоваться плацкартом.
— Я выйду подышать на следующей станции, — сообщила она соседям по отсеку. — Нужно размять ноги.
Пожилой мужчина напротив кивнул, не отрываясь от книги, а молодая женщина с верхней полки, занятая своим телефоном, никак не отреагировала. Ее трехлетний сын сидел рядом с ней наверху и увлеченно играл с яркой пластмассовой машинкой.
Станция встретила Антонину Павловну прохладным вечерним воздухом. Она медленно прошлась вдоль перрона, купила бутылку минеральной воды и, услышав объявление о скором отправлении, поспешила обратно к своему вагону.
Вернувшись на свое место, Антонина Павловна замерла от неожиданности. Ее идеально застеленная постель с белоснежным пододеяльником выглядела так, будто на нее вылили банку воды. Большое мокрое пятно расползлось почти по всему матрасу.
— Что это? — воскликнула она, прикасаясь к влажной ткани. — Кто испортил мою постель?
Пассажиры вокруг начали оглядываться. Молодая мать на верхней полке быстро взглянула вниз и тут же отвернулась, сделав вид, что очень занята телефоном.
— Это ваш ребенок? — напрямую спросила Антонина Павловна, глядя вверх. — Пока меня не было, он здесь что-то разлил?
— С чего вы взяли? — молодая женщина возмущенно посмотрела на Антонину Павловну. — Мой Кирюша все время был со мной.
— Неправда, — вмешалась девушка с соседней боковой полки. — Я видела, как ваш сын спускался и сидел на нижней полке.
— Ну сидел, и что? — огрызнулась мать. — Ничего он не разливал!
Антонина Павловна осмотрела мокрое пятно. Оно было слишком большим для случайно пролитого стакана воды.
— Ваш ребёнок испортил казённый матрац! — возмутилась попутчица с нижней полки, — Штраф за порчу оплачивать будете сами
— Какой еще штраф? — молодая мать подхватила притихшего ребенка на руки. — У вас все дома? И вообще, может, это вы сами разлили что-то, а теперь на ребенка сваливаете!
Вокруг начали собираться заинтересованные пассажиры. Кто-то сочувствовал Антонине Павловне, кто-то заступался за молодую мать.
— Я точно видела, как мальчик сидел тут один, — настаивала девушка с боковой полки.
— А я видел, что рядом с ним была мать, — возразил мужчина с верхней полки напротив. — Они вместе ели печенье.
— Да не ели мы никакого печенья! — возмутилась молодая мать. — Мы вообще с места не сходили!
Антонина Павловна решила провести собственное расследование.
— Давайте по порядку. Кто что видел, пока я выходила?
Показания пассажиров оказались противоречивыми. Одни утверждали, что ребенок сидел на нижней полке один, другие — что с матерью, третьи вообще не видели ни мать, ни ребенка внизу.
— Может, это кто-то другой пролил? — предположил пожилой мужчина с книгой. — Тут много народу ходит.
— На моей постели? — возмутилась Антонина Павловна. — И кто бы это мог быть?
— Я, например, точно видела студента, который проходил мимо со стаканом, — вспомнила женщина лет сорока из соседнего отсека.
— Какого еще студента? — не поверила Антонина Павловна.
— Ну такого, в наушниках, — неуверенно ответила женщина. — Он в соседнем отсеке сидит.
Ситуация запутывалась. Антонина Павловна посмотрела на маленького Кирюшу, который испуганно прижимался к матери, явно не понимая, почему вокруг все кричат.
— Я буду вызывать проводницу, — решительно заявила она. — Пусть составляет акт о порче имущества.
— Вызывайте хоть полицию! — огрызнулась молодая мать. — Мой ребенок ничего не разливал!
Антонина Павловна уверенной походкой отправилась за проводником. Через несколько минут в отсеке появилась проводница — усталая женщина средних лет.
— Посмотрите, что сделали с моей постелью! — Антонина Павловна указала на мокрый матрас. — Это ребенок с верхней полки. А его мать отказывается признавать вину и оплачивать штраф за порчу имущества.
— Ничего мой ребенок не портил! — вскинулась молодая мать. — Почему все сразу на детей валят?
Проводница подошла ближе и осмотрела матрас.
— Так... — задумчиво произнесла она. — И давно вы обнаружили это?
— Только что вернулась со станции и увидела, — ответила Антонина Павловна. — Ушла на десять минут, а вернулась — вот это!
Проводница осмотрела пятно, потрогала его и неожиданно принюхалась.
— Странно, — сказала она. — Пахнет чаем. Кто-то чай пил?
— Я пил, — признался пожилой мужчина с кроссвордом. — Но я точно ничего не проливал.
— А я вот что скажу, — вдруг раздался голос молодого парня, сидевшего через проход. — Я видел, как эта женщина, — он кивнул на Антонину Павловну, — сама поставила стакан на край полки перед уходом. Может, поезд дернулся, и он упал?
— Что за чушь! — возмутилась Антонина Павловна. — Я никогда не оставляю стаканы на краю!
— Товарищи, давайте успокоимся, — вмешалась проводница. — Сейчас мы всё решим.
Она повернулась к молодой матери:
— Ваш ребенок спускался вниз, пока дамы не было?
Женщина, видя, что проводница настроена спокойно, вздохнула:
— Спускался. На минутку. Я отвлеклась на звонок, а он слез. Но он точно ничего не разливал! Он просто сидел и смотрел в окно.
— А вы можете с уверенностью это утверждать, если отвлеклись на звонок? — спросила проводница.
Молодая мать замялась.
— Ну... я не смотрела на него все время. Но я бы заметила, если бы он что-то разлил.
Мальчик кивнул и зашептал матери на ухо. Лицо его матери вдруг стало пунцовым.
— Он говорит... — она замялась, — что ему было страшно, и он... немного... не сдержался и… вот.
По вагону пробежал шепоток. Антонина Павловна прикрыла рот ладонью.
— И вы все это время отпирались?
— Я не знала ведь. — защищалась мать. — Он мне сразу то не сказал, а на нем штаны пёстрые, не видно было. Я думала, он просто испугался и плачет из-за этого.
Проводница покачала головой:
— Так, давайте решать проблему, а не кричать. Я сейчас принесу новый матрас, а этот уберу. Штраф брать ни с кого не буду, если все сейчас же перестанут шуметь. У нас в вагоне еще тридцать пассажиров, которым не интересны ваши разборки.
— Но как же так? — возмутилась Антонина Павловна. — Меня обвиняли во лжи, а теперь всё просто замнем?
— Я предлагаю компромисс, — сказала проводница. — Вы получаете чистый матрас, а молодая мама обещает лучше следить за ребенком. И давайте без скандалов до конца поездки, хорошо?
Молодая мать, явно смущенная ситуацией, кивнула:
— Я... извините. Правда. Я не думала, что он мог... И потом, он испугался, когда все начали кричать.
Проводница ушла и вскоре вернулась с чистым матрасом. Пока она меняла постельные принадлежности Антонины Павловны, обстановка в вагоне постепенно успокоилась, и любопытные пассажиры разошлись по своим местам.
— А еще у меня есть раскраска и карандаши для малыша, — сказала проводница, доставая небольшую книжку и набор карандашей. — Пусть порисует, так спокойнее будет.
Кирюша, все еще сидевший с испуганным видом, заинтересованно посмотрел на раскраску.
— Можно ему сесть за столик? — спросила молодая мать, глядя на Антонину Павловну. — Наверху неудобно рисовать.
Антонина Павловна хотела отказать, но проводница многозначительно кашлянула, и ей пришлось нехотя согласиться:
— Хорошо, пусть сидит. Только... присматривайте за ним, пожалуйста.
Молодая мать благодарно кивнула и спустила Кирюшу вниз. Мальчик, получив раскраску, тут же увлеченно принялся за рисование, а напряжение в отсеке заметно спало.
Антонина Павловна села на свою теперь уже сухую и чистую полку, но чувство несправедливости не покидало ее. Почему она должна терпеть этого ребенка на своем месте после всего произошедшего? И почему никто не понес наказания за порчу имущества?
"Обязательно напишу жалобу, как только приеду," — решила она, доставая из сумки блокнот и начиная записывать все детали инцидента. — "Это просто возмутительно! В мое время дети были воспитаннее, а родители — ответственнее..."
Но, наблюдая за сосредоточенно рисующим Кирюшей, который высунул кончик языка от усердия, она почувствовала, как ее гнев постепенно угасает. В конце концов, ребенок действительно испугался. А она и сама когда-то была молодой матерью и знала, как бывает сложно уследить за непоседливым малышом.
"Может, и не буду писать жалобу," — подумала она, убирая блокнот. — "В конце концов, матрас-то мне поменяли.”