— Митька, ты чего? Прямо же короче! — удивленно остановился Сергей Петрович, окликнул быстро шагающего вперед друга.
Тот уже юркнул в кусты сирени, продирался сквозь них, как медведь, пыхтел, потом высунулся, прошептал:
— Иди сюда, Серега. По прямой не пойдём. Там кошёлки наши сидят, им делать нечего, прицепятся опять. А нам оно надо? — прошептал он, скривился, как будто съел что–то кислое. — Сюда ныряй. Ну чего, никак? Ох, старость–не радость. Ну давай руку–то!
Сергей Петрович неловко перевалился через низенький заборчик, отгораживающий газон от тротуара, протянул другу руку, тоже поморщился, потому что трава, да и земля под ней были мокрыми, всё чавкало и противно заливалось грязной водичкой в сандалии.
Сергей Петрович надел сегодня новые, цвета светлой замши сандалики, подумал, носки тоже надел, все–таки в гости едет, к давнему другу, надо выглядеть подобающе. Хлопковые штаны на завязках, рубаха чуть свободнее, чем нужно, но Сережа так любит, на голове кепка, ей столько же лет, сколько их дружбе, пообносилась, ну ничего, зато удобная.
— Да купи себе новую, чего жмотиться–то? — натянул по привычке козырек на самый нос Сереги Дмитрий Николаевич.
— Не хочу я новую. Эта родная, по черепушечке в самый раз легла, пускай будет. Ладно, веди к вам. Вот, Лизке твоей помадку купил и эти… Как их… Дай бог памяти… «Монпансье», вот! Искал, все магазины обегал, нашел у Троцких. Помнишь, Галка Троцкая у нас училась?
— Ну помню. Пригнись! Ниже, Серега! Ниже! Заметят — хлопот не оберешься! — зашипел Митя, нагнул друга за шею еще сильнее. Тот даже почувствовал, как пахнет мать сыра земля. — Так чего там Галка?
— Ничего. Магазин у них свой. Сладости, чай, конфеты, печенье. Развернулись, живут, дом построили вместо старого материного, внуки у нее опять же, старая, нас на пять лет старше! А все ворочает делами–то, — пояснил Сергей Петрович. — А почему будут заботы, если нас увидят?
— Потом. Всё потом! Так, сейчас надо приготовиться. Через пять минут из школы пойдет Ниночка Соболева, они ее допрашивать станут, как училась, как жила, а мы в это время и юркнем. Понял? Штаны подтяни, сумочку давай, уронишь ещё! Всё, таз, два, три…
В арке двора показалась смешная кругленькая девчонка с бантиками, она шла, подпрыгивая, напевая что–то, прямо по лужам, что глянцевыми радужными пятнами, смешанными с бензином, были раскиданы по асфальту. Ниночка шлепала по ним, пела еще громче, но потом вдруг замолчала, увидев сидящих на скамейке старушек.
Елизавета Федоровна в широком цветастом платье и соломенной шляпке строго наблюдала за простым Ниночкиным счастьем, наблюдала с кислым лицом и, кажется, даже рассердилась.
— Здравствуйте, тетя Лиза, тетя Даша, тетя Маша, тетя Аня! — что только не раскланялась Нина, хотела прошмыгнуть мимо, но не успела.
— И тебе доброго дня, деточка. А что же ты по лужам гольфики пачкаешь? Маму не жалко? — осведомилась Елизавета, подтянула повыше подол юбки, потому что синтетическое платье, которое она купила у тети Ани, было слишком душным.
Нина, боясь поднять глаза, рассматривала Елизаветины ноги, перемотанные бинтами. Соседка теперь всегда так ходила — и зимой, и летом, и в жару, и в холод. У Лизы болели ноги, врачи велели бинтовать. Именно поэтому она, намучавшись ночью, поворочавшись и тридцать пять раз встав попить воды, рано утром выходила на улицу, садилась на лавку, до которой могла еще дойти, и сидела, угрюмо смотря на жизнь из своего убежища. Митя предлагал отправить ее в санаторий, но Лиза только отмахивалась.
— Да? А потом я вообще слягу? Вот тебе надо, ты и поезжай! — отвечала она.
— Да куда ты сляжешь? — ворчливо бухтел Дмитрий, которому жена порядком надоела, ведь она сварливой и совершенно несносной.
— В могилу. А может, тогда и лучше? Может, ты тогда на Аньке женишься, она станет тебя своими драниками кормить, а? — заводилась Лиза, и Дмитрий Николаевич старался раствориться в воздухе, лишь бы она, Лизка, «не начинала».
Если рядом не было мужа, то Лиза с соратницами от нечего делать цеплялась к соседям, детям и котам, что, по–царски разлегшись на нагретом асфальте, нарушали. Что? Да всё! Не положено котам лежать посреди двора, для них Лиза отвела специальное место на козырьке входа в подвал. Там стояли их миски. Но котам не нравилось валяться на раскаленном железе, пузо обжигало, и они переползали вниз, поближе к людям.
— … Нина! Ну ты же большая девочка! Сейчас же пойдешь домой и постираешь гольфики! Девочки должны быть красивыми и аккуратными. А что там с учебой сегодня? Я спрашиваю, что с учебой? — не отставала от девчонки Лиза, хотя Аня и Даша уже дергали ее за руки, хотели отвлечь.
— Хорошо всё, — шептала девочка.
— Что? Я не слышу? Как же хорошо, если ты так и не выучила стихотворение?!
— Я вы–ы–ы–учила! Я домо–о–ой пойду! — от чего–то расплакалась Ниночка, зашмыгала носом.
Тетя Лиза раньше такой не была. Нина даже одно время с ней занималась, когда нужно было готовиться к первому классу. Елизавета Федоровна, сама учитель на пенсии, знала, как и что объяснить, где подсказать. И ученики ее любили. А потом что–то случилось. Не быстро, не моментом, но случилось.
— Нина! Вернись, я не отпускала! — прикрикнула Елизавета Федоровна, потянулась за девочкой, но тут ее руку перехватил кто–то высокий, в светлых штанах на завязках, в грязных сандалиях и носках, в рубахе с расстегнутым на две пуговицы воротом.
— Серега! Ну зачем же ты, Серега! Вот беда! Быстро вернись, бегом к подъезду, Сережа, пока еще есть шанс! — ворочался в кустах Митька, то выглядывал, то снова втягивался в сирень, шуршал пакетами, звенел бутылками. Нет, пить они не собирались, это была минералка. Куда им уж пить, годы…
— Елизавета Федоровна, здравствуйте! — не обращая внимания на чертыханья за спиной, громко сказал Сергей Петрович, пожал пойманную дряблую, слабую руку. Надо же, как постарела... — Чего ты к мелкотне прицепилась, Лиза? Пойдем на дискотеку что ли!
Сидящие на лавке рядом с Елизаветой женщины удивленно вытянули лица, потом стали переглядываться, хихикать. Вон оно как у Лизки–то все закрутилось! Скоро в гроб, а поди ж ты, ухажер нарисовался!
Сама Лиза нервно поджала губы, вырвала свою руку из горячих мужских ладоней.
— Кошмар какой–то! Пристают средь бела дня! Я замужем! — гаркнула она.
— А я женат. Но сегодня это не имеет никакого значения. У меня же есть «Монпансье»! Вы любите «Монпансье»? Раньше любила…
Сергей Петрович был, честно говоря, немного растерян. Ну годы, понятное дело, берут свое, но чтобы так Лизку поломало, чтобы так стала она упряма и заносчива, сурова, угрюма… Да что же такое?
— Что? Кто вы? Отойдите, вы против света стоите, я не могу понять… — Елизавета резко встала, приложила руку козырьком ко лбу, прищурилась.
— Сережа? Да как же ты тут оказался?! А я, видишь, голос не узнала…
Она вдруг судорожно вздохнула, встала, вытянула руку, провела ею по его плечам, по кепочке, улыбнулась:
— Та же самая, да? Из похода… Сереженька! А пойдем к нам, а? если не очень спешишь, то пойдем? У меня пирог стался, я вчера пекла. И чаю попьем. А ты что тут делаешь вообще? — Она то снимала шляпку, по снова водружала ее на пучок с торчащими во все стороны шпильками, а Сергей внимательно разглядывал Лизино лицо. И в нем промелькнуло что–то знакомое, прежнее, родное и теплое.
— А я к вам приехал. Ну, Митьку встретил случайно, он пригласил. Я же говорю, с гостинцами приехал! Ну, пойдем, Лиза! Вы нас извините! — снял кепочку Сергей Петрович, поклонился Ане, Даше и остальным, подставил Елизавете своё плечо, она обхватила его, тяжело оперлась, вздохнула.
У подъезда жестикулировал ребром ладони по шее Дмитрий Николаевич, таращил глаза на супругу и кривился как бы в предсмертном экстазе.
— Митя! Иди ставить чайник! Горе мое горькое! Ну что ты топчешься, Митя? Ты не видишь, что мне тяжело? — грубо толкнула вперед мужа Елизавета. — Сереж, проходи. Как сам? Как Варвара?
Про Варвару ей было и интересно, и страшно узнать.
— Варюша хорошо. Сейчас с внуками на даче, варят варенье. Вот завтра к ним поеду. Работает, никак не уговорю уйти на пенсию, — с готовностью ответил гость. — Лиз, не спеши, ступеньки же…
Они тихо переговаривались, Лиза шагала вверх, Сергей поддерживал ее, потом помог зайти в лифт. А Митька недовольно смотрел на суету друга. Он, Серега, просто не знает, какая она теперь, Лизка! От нее бежать надо, а не за ручку держать!
В квартире было сумрачно, влажновато и прохладно. Пахло чистым полом, земляничным мылом, старой мебелью.
— Нас затопили недавно. Всю, всю библиотеку смыло, как в океан. Пришлось выкинуть. Тапочки. Митя! Дай гостю тапки! Ну почему я обо всем должна тебе говорить, проснись! — строго прикрикнула она на мужа, тот споткнулся о Сережину ногу, раздраженно снял свои тапочки, кинул их другу. — Да нате! Держите! Нигде от тебя, Лизка, спасу нет! Пилишь и пилишь, гнобишь, нудишь и скрипишь постоянно. Господи, вот разочек хотел с товарищем посидеть, в тишине, без твоих вывертов, так нет! Надо было вам все испортить! Да пошли вы!..
Он кинул на пол пакет с «Ессентуками», обулся в ботинки, схватил свою барсетку и ушел, хлопнув дверью.
— Ничего себе… И часто у вас вот так? — присвистнул Сережа, поднял пакет, проверил, не разбилось ли чего.
— Постоянно. Я его раздражаю, что–то требую, пилю… Ну ты слышал. Ой, да и бог с ним! Пойдем, буду тебя кормить. Отощал, с лица спал! Да что там говорить, Варька никогда готовить не умела, — ввернула Лиза, потом осеклась, поняв, что гостю это неприятно. — Извини. Я что–то последнее время резкая стала, внутри кипит все, не знаю…
Запыхтел на кухне чайник, Елизавета Федоровна вынула из буфета блюдца, чашки, поставила сахарницу.
Ее держали для гостей, ни Лиза, ни ее муж с сахаром не пили.
— Вот, что же еще… — Елизавета рассеянно огляделась. — Да, пирог же! Ой, Сережка, а ты лысый! Совсем лысый…
Лиза даже как–то всхлипнула, отвернулась.
— Конфеты вот, тоже поставим, — тем временем помог ей Сергей Петрович. — Ой, ладно, ну лысый, ну и что? Говорят, это от избытка мужской силы. Так–то! Садись, я поухаживаю.
Отобрал у хозяйки чайник, принялся сам наливать заварку, потом кипяток, вспомнил, что Лиза любит покрепче, долил еще заварки, пододвинул к ней тарелочку с куском пирога.
— Спасибо, Сереженька. Господи, как же тяжело! Тяжело жить, — пояснила Елизавета Федоровна.
— А что тяжелого? Нормально по–моему! — пожал плечами гость, потом смутился.
Это ему нормально, это у него жена, дети, внуки, дача и баня, дела, заботы, проблемы. И кипит всё, в руках спорится, утром глаза открыл, а уж вечер, как прожил, что делал — не помнишь, только ноги гудят. А у Лизы с Сережей… У них пустота.
Детей не нажили, ведь Лизоньке врачи запретили рожать из–за болезни глаз, оба на пенсии уже, никуда не выбираются, потому что у Лизы болят ноги, а Митя просто ленивый с детства. Сидят дома, как два сыча, пищат друг на друга, бранятся.
— Нормально. Всё нормально, — повторила эхом Лиза. — Внуки как? Растут? Да что я спрашиваю, конечно растут, куда денутся! А у нас видишь…
И опять всхлипнула.
— А как у вас?
— А у нас холодно, Сережа… Каждый день холодно. Я его раздражаю, он меня тоже. Видеть порой не могу, выхожу на улицу, сижу целый день с соседками, кости перемываю всем. А на душе тоска.
— Ты раньше читала много. Мне казалось, что это тебе дает силы. А сейчас что? — тихо спросил Сергей Петрович.
— Читала… Ты, правда, помнишь? Как на картошку ездили, и ты из их клуба стащил для меня «Войну и Мир», и как «Новый мир» мне привозил, а я болела тогда, помнишь? И ты читал мне сам, а я просила повторить еще раз. У тебя очень красивый голос, Сережа, тебе бы диктором быть! — Лиза улыбнулась.
Мужчина тоже улыбнулся.
— Ну какой из меня диктор?! Я косноязычный, иногда мычу, ты знаешь. Так а что же сейчас не читаешь?
— Так нечего. Книги размокли так, что всё пришлось выкинуть. Новые покупать уже сил нет. Да и не могу я больше с листа читать, не вижу. Сто раз просила Митю купить мне лупу, большую, такие есть для чтения. Так он отмахивается, скупой стал, злобный. Как будто я виновата, что ничего не вижу, что ноги пухнут, и никуда сама сходить не могу! Он с матерью своей, когда та болела сильно, тоже таким был. Я его раздражаю, обузой стала, говорит. Сереж, я иногда жить не хочу, понимаешь?
Мужчина медленно кивнул, сжал кулаки, шумно задышал. Ох, Митя, Митя, как же ты до такого довел?!
— А я ведь на тебе жениться хотел, Лизка! Почти уже осмелел, пришел к тебе под окна, стою, а ты дома с Дмитрием танцуешь, смеешься, счастливая… Ну я и ушел, — махнул Сережа рукой. — Зря, выходит. Зря…
— И хорошо, что ушел, — после паузы ответила Елизавета Федоровна. — Тебе семья нужна, детишки, а я, сам знаешь, без этого всего вынуждена свой век коротать. Нет, ты хороший, Сереженька, и должен жить хорошо. Извини, я тут со своими проблемами… — Она вынула откуда–то носовой платок, вытерла слезы, нахмурилась. — И не смей меня жалеть! Варьку свою жалей, вертихвостку, понял? Отдай чайник! Налить еще по чашке чаю я и сама в состоянии. Пей. Пирог еще бери, питайся. Что дети? С вами до сих пор живут? Ну как же, Варвара не отпустит, все при себе надо держать! Как тебя сюда отпустила, я поражаюсь. Или ты улизнул? Поди, хватилась, а тебя нет, ругать будет, а? И вообще она у тебя…
Она хотела ещё что–то сказать, крикнуть, обидеть за глаза, но замолчала, потому что Сережа откашлялся и вдруг начал читать ей. Просто покопался в своем смартфоне, потыкал пальцами и принялся неспешно, вкусно читать «Антоновские яблоки» Бунина. Лиза это произведение очень любила, и он это знает. Он все про нее знает, и то, что ей сейчас нужно, тоже, кажется, понимает.
Она слушала, закрыв глаза. Только руки быстро–быстро перебирали и мяли между пальцами салфеточку. Яблоки, запах костра у шалаша рабочих, далекий шум электрички, охота и хруст антоновки, эти томные, выстуженные ночами и все еще теплые в полдень мгновения из книги, да и сам голос Сережи заставили Лизу улыбнуться.
— Хватит, охрип уже. Хватит! Жалко, что я не вижу уже, буквы сливаются, сплошные загогули. Ну да ладно! — махнула она рукой, прогоняя очарование легких строк.
— Не хватит. И брось ты себя хоронить! Ерунда какая–то! Лизка, ты же современная женщина, купи себе планшет, скачай книжки, шрифт можешь сделать хоть слоновий! И читай. Ночью, днем, утром и вечером. Не хочешь читать – слушай! Лиза, тебе нельзя без книг, ты же погибаешь! А ну–ка дай сюда свой сотовый!
Елизавета Федоровна послушно протянула ему аппарат.
— Ишь ты, модный какой! Знаешь толк в этой ерунде! — усмехнулся Сережа. — Так… Так…
— Что ты там тыкаешь? Что, сообщения читаешь? Да что же такое?! — маячила за его спиной хозяйка, то и дело наклонялась, подсматривала.
— А там, Лиза, библиотека. Твою затопило, а эту — никогда! Вот, я тебе тут пару книг закачал, пока ехать будем, почитаешь. Держи! — Сергей протянул подруге смартфон, улыбнулся.
— Куда ехать? Как это так читать? Ой, нет, извини, я в этом ничего не понимаю. Я же старая!!!
— К Варьке поедем. Тебе надо отдохнуть и… Переродиться что ли. И никакая ты не старая, придумала только себе, тряпки эти надела, шатер шатром! Лизка, ну ты даешь! Собери, что там тебе надо дня на два. У нас, конечно, все есть, но мало ли, эти ваши девичьи причуды…
И Сергей Петрович пошел вызывать такси, а Елизавета Федоровна еще минуту стояла и улыбалась. «Девичьи причуды»… Как же он хорошо это сказал! Да, ее девичья причуда – это книги. И лишившись их, она потерялась. Дойти до библиотеки не могла, муж ее просьбы высмеивал, отмахивался.
И… И Лиза каменела. А теперь оттаяла как будто. Только вот как же в телефоне книги читать? Это молодежь умеет, а ей–то куда ж?!..
Ничего, разобралась, удобно устроилась на заднем сидении в такси, улыбалась над Чеховскими рассказами, потом снова принялась за Бунина, притихла…
Варя встретила ее спокойно, с достоинством, но в то же время очень тепло, показала сад, познакомила с внуками, напоила компотом, потом усадила на веранде в кресле.
— Я рада, что мы увиделись. Расстались не очень–то добро, хоть теперь помиримся, да? — наконец спросила Варя. — Сережа сам тогда выбрал…
— Сергей и ты все сделали правильно! Я даже завидую вам, Варька! — покачала головой Елизавета. — Мы с Митей чужие друг другу люди, жили вместе, но каждый сам по себе. И чем старше, тем острее это чувствуется. Это все из–за меня. И пусть уж лучше Сережка будет с тобой и счастлив. Со мной он бы мучался. Я стала капризная и вся больная. А он–то, муж твой, мне книжки скачал, теперь могу хоть как–то себя занять. А вот ещё он говорил, что слушать можно, но как?
Позвали самого старшего внука, Максима, тот покряхтел, ушел, вернулся с наушниками, велел приспособить их к ушам.
Лиза приспособила. И даже рассмеялась от того, какая она счастливая.
Когда–то давным–давно она говорила Мите, что хочет именно так коротать старость — в кресле, любуясь на поле, реку вдалеке, небо и парящего в нем сокола. И чтобы звучала радиопостановка. Их в Лизиной молодости крутили очень много, целый театр! А сейчас вот как будто это все сбывается. Лиза, кресло, небо и поле, а в сердце — книга.
— Ерунда! Как можно такое слушать? — поморщился Макс, ушел.
А Лиза так и сидела, пока не стемнело, слушала, закрыв глаза и… И плакала, потому что ее тут любят. Просто, как человека. Это было прекрасно. Ей этого давно не хватало…
…Дмитрий Николаевич вернулся домой поздно вечером, зашел в пустую, темную квартиру, споткнулся о бутылки «Ессентуков», едва не упал, но удержался.
— Лизка, встречай! Я пьяный, чаю налей мне! — крикнул он. — Улеглась уже что ли? Я назову тебя солнышком, только ты раньше вставай! Слышишь? Нет?..
Потом опомнился, стал бегать по квартире, жену не нашёл. И, остановившись у зеркала, невесело кивнул сам себе.
— Вот и вся любовь… Ну, как говорится, баба с воза, кобыле легче…
Лиза с ним развелась. Знакомые удивлялись, крутили пальцами у виска, мол, чего на старости лет–то удумала?!
Но Елизавета Федоровна не сомневалась, что поступает правильно.
Она как будто заново жить начала, с книгами, с Варей и Сережей, с их детьми и внуками. Не навязывалась, приезжала редко, но если навещала, то всегда радовалась таким моментам.
— Я, Мить, ещё пожить хочу, понимаешь? А с тобой только от злости и тоски чахла. Извини.
И отправила мужа на квартиру его матери.
Встретив бывшую жену через год, Дмитрий ее не узнал.
— Кучеряво жить стала? Даже, вон, каблуки напялила! — желчно бросил он.
— Нет. Я просто стала жить. Вот в этом ты прав, — улыбнулась Елизавета Федоровна. — Как сам?
— Нормально. Отлично! Лучше всех! — И сунул в карман только что оторвавшуюся пуговицу.
Плохо у него все, очень плохо. Но не скажет. Никогда. Дмитрий Николаевич очень гордый. На том и стоит…
❗❗❗ Друзья, если вы тоже любите читать электронные книги, то у меня появился для вас промокод на оформление двухмесячной бесплатной подписки на площадке Литрес.
Промокод можно использовать в течение 7 дней после активации. Предложение доступно новым пользователям без активной Литрес Подписки. Для активации нужна привязка банковской карты.
Акция заканчивается 31 июля, так что стоит поспешить!
Промокод уникальный, я его Вам дарю и надеюсь, что Вы тоже найдете себе книги по душе!
✅Ссылка на акцию ЗДЕСЬ
✅Промокод: LIT2S4kzxf3
Реклама. ООО ЛИТРЕС, ИНН 7719571260, erid: 2VfnxxmmAa4
А также я приглашаю Вас на свой канал в Телеграмме, который также посвящен публикации моих рассказов. Буду рада увидеться с вами там!
Благодарю за внимание, Дорогие Читатели! До новых встреч на канале "Зюзинские истории".