— В субботу поедешь к маме, ей помочь надо.
Стас швырнул ключи на полочку — та жалобно звякнула, как колокольчик на кладбище. Даже не поднял голову, расшнуровывая ботинки. Будто сообщил прогноз погоды или что хлеба купил по дороге.
Яна замерла посреди гостиной с ноутбуком на коленях. Пальцы застыли над клавиатурой. Опять. Снова эта песня.
А ведь у неё был план. Идеальный, выстраданный за всю рабочую неделю план. Новая кофейня с той самой пенкой на капучино — все в отзывах в восторге. Два часа наедине с книжкой, которую месяц назад начала и до сих пор на пятой странице торчит. Неспешная прогулка по осеннему парку — просто смотреть на деревья и ни о чём не думать.
Мой маленький рай, — думала она, составляя этот план. Оазис в пустыне будней.
И вот теперь этот оазис выгорает дотла от одной небрежно брошенной фразы.
Тихий щелчок закрывающегося ноутбука прозвучал как выстрел стартового пистолета. Стас уже прошёл на кухню, широкая спина в помятой рубашке излучала абсолютное спокойствие. Он даже не сомневался в её согласии.
Эта его уверенность бесит больше, чем сама просьба.
— Снова? — голос прозвучал безжизненно, будто из-под земли.
Она не спрашивала его. Спрашивала у пространства, у судьбы, у потолка. Три субботы подряд на даче у свекрови — полола сорняки под её неодобрительным взглядом. До этого ездила за какими-то банками на чёрт знает какой конец города. Теперь — новый квест.
— Ну да, — отозвался он из кухни. Загремели кастрюли. — Генеральную уборку затеяла. Окна помыть надо, пока совсем не замёрзло. Сама не справится же.
Яна встала и подошла к дверному проёму. Прислонилась плечом к косяку, скрестила руки на груди.
— Окна. Ясно. А Лизочка что? Её Величество опять на работе перетрудилась, бумажки перекладывая?
Стас наконец обернулся. На лице — лёгкое раздражение, как у человека, которому задают глупые вопросы, отвлекая от поиска ужина.
— При чём тут Лиза? Она работает, устаёт. Да и ты же знаешь — у неё лапки. К такой работе не приучена.
Лапки.
Это слово стало последней каплей. Яна расхохоталась. Не весело, не истерично — коротко и зло, будто из неё вырвался сгусток накопленной ярости. Смотрела на мужа, на его недоумевающую физиономию, и видела не родного человека, а чужого наглого эксплуататора. Который делил всех женщин на два сорта: своих, у которых «лапки», и её — рабочую лошадь с бесконечным запасом сил.
— Устаёт? — в голосе зазвенел металл. — А я, по-твоему, всю неделю в санатории отдыхаю? Прихожу домой в то же время, что и ты! Точно так же хочу в единственный выходной просто лежать и в потолок пялиться, а не драить чужие окна! Почему её усталость — весомый аргумент, а моя — пустой звук?
Часть вторая. Бунт
Стас нахмурился. Привычный сценарий давал сбой. Обычно после короткого препирательства она вздыхала и соглашалась. Сейчас не вздыхала. Наступала.
— Янка, ну что ты завелась? Это же просто помощь. Моя мама, моя семья. Это... ну, женское дело, в конце концов. Ты же не хочешь, чтобы я сам поехал окна мыть?
Он сказал это как неопровержимый довод, который должен немедленно поставить её на место. Вместо этого поджёг фитиль.
«Хорошая девочка» внутри меня только что умерла, — подумала Яна. И выпрямилась во весь рост.
— Женское дело? — в голосе прозвучало неподдельное, почти научное любопытие. — Какое интересное определение. То есть существует некий свод правил, где чётко прописано, что моя спина сделана из более прочного материала, чем спина твоей сестрицы? Или мои руки не чувствуют едкого запаха средства для окон? Расскажи, мне интересна ваша семейная мифология.
Стас смотрел на неё, как на внезапно заговоривший холодильник. Его простой мир, где были «надо» и «должна», дал трещину. Он привык, что Яна может поспорить, повздыхать, но в итоге подчиняется логике его клана. А сейчас она не спорила. Издевалась.
— Прекрати паясничать, — процедил он, делая шаг к ней. Лицо из недоумевающего превратилось в хмурое. — Речь о помощи моей матери. Это святое! Мы всегда так жили. Моя жена помогает моей семье. Твоя мать, если что нужно, тоже может на нас рассчитывать.
— Моя мать, — отчеканила Яна, — ни разу за пять лет не попросила тебя даже лампочку вкрутить. Потому что у неё есть руки и здравый смысл не эксплуатировать чужих детей. А твоя «святая» семья почему-то решила, что я — их бесплатный социальный работник. Что ж, видимо, я слишком долго входила в положение. Пора исправляться.
Часть третья. Звонок
Не говоря больше ни слова, Яна прошла мимо него в гостиную. Движения плавные, отточенные, как у хирурга перед операцией. Стас остался на кухне, наблюдая с нарастающей тревогой. Ждал продолжения скандала, криков, упрёков — всего того, с чем умел справляться.
Но она молчала. Взяла телефон, разблокировала и, не отрывая взгляда от мужа, нашла нужный номер.
Стас понял, что она собирается делать, за секунду до того, как она поднесла трубку к уху. Лицо исказилось.
— Не смей, — выдохнул он. — Яна, не смей!
Она проигнорировала. В динамике — гудки, потом девичий капризный голосок:
— Алло?
— Лизочка? Привет, это Яна, — тон спокойный, почти дружелюбный. От этого Стасу стало по-настоящему не по себе. — Звоню по рабочему вопросу. Чтобы внести ясность. У вас там на субботу генеральная уборка запланирована. Так вот — я не приеду. Ни в эту субботу, ни в какую-либо другую.
Пауза на том конце провода. Яна терпеливо ждала, глядя прямо в глаза мужу, превратившемуся в статую.
— В смысле? — пропищала Лиза. — Мама же на тебя рассчитывала... Витёк сказал...
— Витёк много чего говорит, — перебила Яна всё тем же ровным голосом. — А я говорю, что с этой недели обслуживание вашей мамочки переходит в зону твоей личной ответственности. Да, твоей. Ручками. Теми самыми «лапками». Будешь мыть окна, полоть грядки, ездить за банками. А твой братец пусть помогает, раз считает это нормальным. Всё, разговор окончен.
Нажала отбой. Щелчок прозвучал оглушительно. Положила телефон на стол и посмотрела на ошарашенного мужа. В глазах — ни злости, ни иронии. Только холодная констатация факта.
— Ещё хоть раз услышу про свой долг перед твоей семьёй, — произнесла медленно и отчётливо, — и ты будешь выполнять супружеский долг где-нибудь в другом месте. У мамочки, например. У неё квартира большая, место найдётся.
Часть четвёртая. Мобилизация
Стас смотрел на телефон, как на неразорвавшуюся гранату. Мир, который ещё десять минут назад был устойчивым, рухнул. В этом мире были чёткие роли и неписаные законы. Главный закон: Яна — ресурс. Надёжный, исполнительный, чуть ворчливый, но безотказный.
И вот ресурс взбунтовался.
— Ты... что наделала? — голос тихий, почти шёпот. Не гнев — растерянность человека, у которого разобрали несущую стену дома. — Понимаешь, что сейчас будет?
Яна пожала плечами, возвращаясь к креслу. Демонстративно подняла крышку ноутбука.
— Понимаю. Сейчас твоя драгоценная сестрица позвонит твоей не менее драгоценной маме. Обсудят, какая я ужасная. Потом начнут звонить тебе. Сначала одна, потом другая. Будут давить на жалость, на совесть, на сыновий долг. Требовать «поставить меня на место». Ничего не упустила?
Говорила так спокойно, будто читала сценарий скучной пьесы. Именно эта осведомлённость вывела Стаса из ступора. Растерянность сменилась глухим раздражением.
Его так легко просчитали.
Не успел подобрать слова, как телефон пронзительно завизжал. «Лизочка» на экране. Стас бросил на Яну испепеляющий взгляд и схватил трубку.
— Да, Лиз. Успокойся... Я поговорю с ней... Нет, она не это имела в виду... Лиза, прекрати визжать!
Яна слышала обрывки — тонкие жалобные вопли сестры мужа. Не вслушивалась. Знала всё наперёд. Каждое слово, каждый упрёк. Сидела неподвижно, чувствуя, как внутри крепнет что-то холодное и твёрдое. Стальной стержень. Терпение кончилось, на его месте — пустота, заполненная ледяным безразличием.
Пять минут унизительного блеяния, оправданий, обещаний «всё уладить». Наконец Стас сбросил вызов, тяжело дыша.
— Довольна? Она в шоке. Говорит, ты её унизила.
— Я констатировала факт, — не оборачиваясь ответила Яна. — Её мать — её забота. Просто и логично. Остальное — лирика для бедных.
Телефон зазвонил снова. «Мама» на экране. Стас посмотрел на Яну с видом мученика и вышел в коридор.
Этот разговор требует приватности.
Этот звонок был другим. Никаких криков. Яна видела, как меняется поза мужа — спина выпрямилась, плечи напряглись. Говорил тише, почтительно: «Да, мама... Понимаю... Конечно... Ты права...»
Не эмоции. Идеологическая обработка. Инструктаж. Мобилизация.
Когда вернулся — это был уже другой человек. Растерянность исчезла. На её месте — жёсткая уверенность в правоте. Он больше не был мужем, пытающимся помирить жену и сестру. Он был солдатом своей семьи.
— Значит, так, — остановился посреди комнаты. — Мама считает твоё поведение прямым оскорблением. Говорит, принимала тебя как дочь, а ты отплатила чёрной неблагодарностью. Лиза теперь из-за тебя с давлением сидит и рыдает. Ты подорвала здоровье двух самых близких мне людей. И ты должна извиниться. Позвонить им. Обеим. Сказать, что была неправа. А в субботу поедешь и поможешь.
Не своими словами. Заученный текст. Ретранслятор чужой воли.
Яна медленно повернула голову. По-настоящему посмотрела, будто видела впервые. И то, что увидела, не понравилось. Увидела не мужчину, не партнёра — слабовольное существо, марионетку, которую так легко перепрограммировать двумя звонками.
— Нет, — сказала тихо, но твёрдо.
— Что «нет»?
— Нет. Не буду ни перед кем извиняться. И никуда не поеду. Передай семейному совету — их коллективное мнение меня не интересует. Этот дом — моя территория. Правила здесь устанавливаю я. А если им нужен помощник по хозяйству — пусть наймут профессионала. Или пусть их сын наконец вспомнит о долге и поработает руками, а не языком.
Часть пятая. Финал
Субботнее утро не принесло облегчения. Густое невысказанное напряжение, как патока. Стас ходил тенью, демонстративно не замечая Яну. Пил кофе у окна — спина красноречивее слов. Спина обиженного, непонятого человека, ждущего капитуляции.
Яна же ощущала странное, почти эйфорическое спокойствие. Решение принято, мосты сожжены. Сидела с чашкой чая, медленно листала журнал, наслаждаясь тишиной. Впервые за долгое время не чувствовала вины за то, что просто существует в своём доме в свой выходной.
Резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть. Не гостевой — сигнал тревоги. Стас посмотрел на Яну. В взгляде — смесь злорадства и паники. Он знал, кто это.
На пороге стояли они. Галина Ивановна — прямая как аршин, в строгом пальто, лицо судьи. Лиза — бледная, с нарисованными кругами под глазами, кутается в шарф, изображая жертву. Вошли не как гости — как ревизионная комиссия.
— Приехали поговорить, — произнесла Галина Ивановна, снимая перчатки. Голос ровный и холодный, как декабрьский асфальт. — Нужно это прекращать.
Лиза шмыгнула носом, присела на краешек дивана — вся из себя хрупкая и травмированная. Стас встал рядом с матерью. Трое против одной.
Яна не встала. Отложила журнал, отхлебнула чай, спокойно посмотрела на них.
— Прекращать что? Мой законный выходной? Не переживайте, только начала.
— Не язви, — вмешался Стас. — Мама права. Вчера повела себя недопустимо. Оскорбила мою сестру.
— Предложила ей заняться прямыми обязанностями, — уточнила Яна. — Это разные вещи. Оскорбление — когда взрослую работающую женщину годами используют как бесплатную домработницу, прикрываясь словами о семье.
— В семье принято помогать! — голос Галины Ивановны набрал силу. Шаг вперёд. — Я тебя приняла в этот дом! Учила, как хозяйство вести, потому что твоя мать не научила! Делилась всем! А ты? Решила диктовать условия?
Обвинения посыпались со всех сторон. Лиза пискляво вставляла про подорванное здоровье. Стас басом вторил про неблагодарность. Говорили все вместе, создавая удушающий кокон упрёков. Не договориться пытались. Задавить, сломать, втоптать в ковёр.
И в какой-то момент Яна перестала слушать. Смотрела на искажённые гневом лица, на этот семейный подряд, пришедший устроить показательную порку, и чувствовала, как последняя капля тепла к этим людям испаряется.
Встала. Повернулась к мужу. Медленно — так, что все трое замолчали, ожидая слёз или мольбы.
— Вот пусть твоя сестрица и помогает твоей матери, раз это женское дело! Хватит заставлять меня ездить и вычищать всю квартиру! Я вам не служанка из сериала!
Обвела их тяжёлым, презрительным взглядом.
— Цирк окончен.
Развернулась, ушла в спальню. Они застыли, ошеломлённые наглостью. Ждали, что закроется и будет плакать. Но через минуту Яна вышла. В руках — спортивная сумка Стаса.
Спокойно, методично, под изумлёнными взглядами подошла к шкафу. Достала куртку мужа, ботинки. Прошла на кухню — телефон и ключи. Вернулась в спальню, вышла с ноутбуком. Открыла дверь настежь.
Поставила сумку на коврик в подъезде. Аккуратно положила куртку, поставила ботинки.
— Что ты делаешь? — выдавил Стас.
Яна посмотрела прямо в глаза. В взгляде — только пустота.
— Ты солдат своей семьи. Твоё место там, в штабе, — кивнула на мать и сестру. — Тебе объяснили, в чём долг. Иди. Иди и выполняй. Можешь лично помыть маме окна. Или грядки прополоть. Или просто подержать за ручку сестрицу с давлением. Семейное гнездо ждёт.
Шаг назад в квартиру. Галина Ивановна, Лиза и Стас стояли на пороге, глядя то на неё, то на сумку. Ещё не осознали, что произошло. Это было не по правилам. Этого не было в сценарии.
Яна взялась за ручку двери.
— Всего хорошего.
Закрыла дверь. Не хлопнула — просто закрыла, отсекая их от своей жизни. Щелчок замка как точка в конце длинного утомительного предложения.
Эпилог
Три месяца спустя
Суббота. Яна сидит в той самой кофейне с идеальной пенкой на капучино. Перед ней — раскрытая книга, та самая, что месяц торчала на пятой странице. Сейчас она дочитывает последние главы.
На телефоне — несколько пропущенных от Стаса. Не слушала. Не будет. Галина Ивановна пыталась достучаться через общих знакомых, но Яна была непреклонна. Мосты не восстанавливаются.
За окном — осенний парк, тот самый, по которому она мечтала гулять. После кофейни пойдёт туда. Будет смотреть на деревья и ни о чём не думать.
Мой маленький рай, — думает она, допивая капучино. Он оказался не таким уж маленьким.
На соседнем столике мужчина лет сорока читает газету. Иногда поднимает глаза, встречается с её взглядом, улыбается. Яна отвечает улыбкой.
Может быть.
Но это уже совсем другая история.
Стас так и остался жить у мамы. Помогает ей по хозяйству. Лиза по субботам тоже приезжает — «лапки» оказались вполне работоспособными. Иногда он набирает Янин номер, но кладёт трубку, не дождавшись ответа.
А Яна читает книги до конца, покупает капучино с идеальной пенкой и ходит по осенним паркам. И у неё всё хорошо.