«Мы любим Лафферти за чистую радость, которую дарит его слово, за уникальную ироничную манеру изложения, за головокружительные повороты сюжета, за умное лукавое подмигивание. Ожидать от него какой-либо логики, кроме логики Страны чудес, — значит лишить себя великого удовольствия. В конце концов, как говорит герой-раблезианец из рассказа «Одним днём», «сказка несовместима с рациональностью и реализмом». Уверен, Лафферти согласился бы со своим героем».
(с) Нил Гейман: «Не говоря уж о Лафферти: очень личное предисловие».
Здравствуйте. Осенью и зимой я читал сборник «Дни, полные любви и смерти» американского фантаста Рафаэля Лафферти. Сборник мне очень понравился. Об этих рассказах я вам и напишу кое-что (прочитайте их обязательно), а в конце статьи сделаю очевидный вывод, почему же этот автор столь «нишевый» даже по меркам фантастического жанра.
Замечу, что данные отзывы собраны мной с Лаборатории Фантастики, где я публикуюсь под ником fail of reality.
Все цитаты в данной статье принадлежат их авторам или правообладателям. Я цитирую исключительно в ознакомительных и полемических целях, что согласуется с положениями статьи 1274 ГК РФ.
Я не стремлюсь никого оскорбить по какому-либо признаку или принадлежности, так как делаю оценочные суждения, выражающие исключительно моё субъективное мнение как автора текста.
***
«Тихая ночь со вторника на среду».
Описанный в этом рассказе мир — мир сумасшедший, где живут и выживут только сумасшедшие. Отбросьте логику, — её тут нет и не будет (и потому простите автору «транспорт и промышленность работают практически мгновенно» и «стремительно вырастали стоэтажные здания», — я вот простил, хотя очень хотел докопаться). Лучше всего охарактеризовать сей текст великими словами:
«Страшно, очень страшно. Мы не знаем, что это такое. Если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое».
А если без шуток, то показанный мир (вернее, его население) характеризуется началом из «Полых людей» Томаса Эллиота:
«Мы полые люди,
Мы чучела, а не люди.
Склоняемся вместе —
Труха в голове,
Бормочем вместе
Тихо и сухо,
Без чувства и сути».
Ну и, кроме того, тамошние жители, видимо, Булгакова не читали и потому не знают, что «успевает всюду тот, кто никуда не торопится», то есть делает по плану и обдуманно, а не наспех и побольше. Но полым людям с соломой в головах хочется только вечной суеты сует, обильно сдобренной нейросетевыми философскими пописульками, дешёвой и примитивной не-любовью (по Звягинцеву?), погоней за баловством с бесполезными манус-модулями, за золотыми тельцами и прочим мусором, язвами нашей потребительской цивилизации.
Иными словами, за несколько страниц Лафферти сделал то, на что другие тратили леса бумаги, а именно показал явление потреблятства с разных сторон: страсть к вещам-новинкам (манус-модули озолотили их изобретателя), крысиные бега за безграничным богатством (деньги есть — и ты наш друг, денег нет — иди в бизнес), образ жизни гламурных куриц-тарелочниц, гоняющихся за сиюминутными женихами… Попутно автор также подсказал, как стать великим философом, если умеешь работать с нейросетью и задавать в ней нужные запросы (для середины шестидесятых выглядит неплохо, а сейчас и вовсе актуально).
Словом, «Тихая ночь со вторника на среду» рисует мир, где совсем не хочется жить (наш-то, современный, ещё куда ни шло, оказывается). Получается, наше счастье — в нашей же природной ограниченности? В том, что всех денег не заработаешь, всех карьер не построишь, всех людей не «перепробуешь», — весь мир не впитаешь и не поймёшь? И это, значит, хорошо, иначе мы все были бы такими же скучающими и несчастными, как персонажи данного рассказа? Счастье — в лимитах, а не в безграничной вседозволенности?
Я склонен согласиться с Р. Л., хотя и с ним, естественно, можно поспорить. И кто знает, как бы я считал, будь у меня на счету хотя бы пара миллионов долларов, толпа эскортниц в телефонной книге и вилла на берегу Адриатики… Но такого не будет, потому читаю Лафферти и умничаю. Чего и вам всем желаю.
«Узкая долина».
Как по мне, основная суть этого рассказа в следующем: американским индейцам только и остаётся, что верить в чудеса и надеяться на них. Но чудес или не бывает совсем, или индейцам очень уж не повезло в реальности. Все мы знаем, что с ними сделали белые переселенцы. И уже поздно там что-либо менять.
Никакие чары не смогли защитить коренное население от европейских ружей, микробов и стали. А жаль. Иногда хочется, чтобы подобная магия, описанная в «Узкой долине», действовала бы в нашем мире. Быть может, я и сам поселился бы в таком прекрасном месте на всю жизнь. Но пока, эмигрировав более десяти лет назад, живу в своей Внутренней Монголии. Что тоже довольно-таки неплохо, очень приятно, мне очень нравится, между прочим.
«Ни острова из камней в небесах».
«Вот и всё, что мы имеем сказать по поводу каменных работ. Кто-нибудь хочет что-то добавить?»
Хочу. В фильме «Трасса 60» есть эпизод про город наркоманов: насильно принимать вещества их никто не заставляет, кругом висят плакаты о вреде, полиция и социальные службы регулярно талдычат про этот вред, — но город всё равно пополняется новыми рабами синтетической «Эйфории». О чём этот эпизод-притча? О том, что многие простые люди уникально, до безумия слепы и глухи к фактам реальности, предпочитая им фикцию, субъективщину и эскапизм.
Вот и в данном рассказе автор, оммажируя книге Свифта, тоже проходится по названному свойству нашей природы. То есть, согласно Р. Л., человек — существо не просто глупое, а фантастически глупое и слепое, аж до уровня полнейшего абсурда. Здесь нет ничего нового: сонмы произведений культуры построены и вдохновлены нашей алогичностью («И глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть»). Однако и сами обличители зачастую (если не всегда, — был бы человек, а глупости для него найдутся) страдали той же душевной слепотой и глухотой.
Вот Лафферти: он пил. И пил, я так понимаю, запойно, и признавал вред алкоголя на свою жизнь и карьеру писателя. Вот я: не курю, а нет-нет да и стреляю на работе, когда перенервничаю или перетружусь. А сколько таких примеров можно привести? Как говорил Феофан Грек в фильме Тарковского:
«Все глупости и подлости род человеческий уже совершил, и теперь их только повторяет. Если бы Иисус снова на землю пришёл, его бы снова распяли!»
Знаем ли мы про вред всего вредного? Конечно. Оберегает ли нас это знание от ошибок? Нет. Курим, пьём, бьём, воруем, грешим смертно. А внутренняя гнильца регулярно выходит наружу, когда и сам не ожидаешь... Человеческое, слишком человеческое.
Текст про летающие города у сказочника из Талсы получился прекрасным. Жаль, я не сразу его распробовал.
«Великая междугородняя».
Вай, какой балдëжный рассказ я только что прочитал! Утопия (как водится, с явными нотками анти-, но здесь они мне симпатичны) про нашу цивилизацию, где однажды победили поезда всех видов и форм, а не автомогильный транспорт. И всё тут у Лафферти так здорово описано, что уж в таком-то мире (в отличие от мира «Тихой ночи со вторника на среду») мне и правда хочется жить.
А то стоишь, бывает, в вечной пробке, смотришь по сторонам, а вокруг тебя сидят такие же заспанные драндулетоводы: машина на четверых, на шестерых, но везёт она всего одну или две гордых жопы. И чем дороже машина или чем больше у неё клиренс, тем горделивее смотрится пресловутая прокладка между рулём и сиденьем... Сидит она, смотрит, и разве что не плюёт на тебя сверху (пока ещё).
За шесть лет активного вождения в провинциальном городе я насмотрелся пусть немного, но всё же глупостей и подлостей человеческого рода (сам в них тоже участвовал). Полагаю, жители мегаполисов впитывают мою норму за месяц-другой, максимум за год. И сигналил я (и мне), и психовал невероятно по поводу и без, и обменивался матами с утра пораньше, и пытался кого-то «проучить» и «научить» на дороге, и меня так же «учили» несколько раз.
И сравнительно недавно во мне появилась мысль, что автомобиль — это, конечно, круто (свобода проезда и независимость от расписаний), но в остальном это один сплошной минус. Что финансовый, что морально-психологический. Случилась у меня в апреле секундная ошибка внимания, — и я догнал другого водителя, и теперь ремонтирую свою машину на 100 с лишним тысяч рублей. Разве оно надо кому-нибудь, скажите пожалуйста?
Подумалось мне пару лет назад, что гораздо лучше для нашей планеты и общества — развитая сеть общественного транспорта, куда включаем автобусы разных направлений, трамвайчики, поезда, речной-морской и воздушный способы перевозки. Лафферти в своём рассказе предлагает оставить только рельсовые виды, но, думаю, на то у него и утопия, чтобы не реализоваться. Мой вариант более вероятен: хочешь — катись, хочешь — лети, хочешь — плыви. В целом же с идеологической стороной, с философской позицией автора я согласен. Личный автомобиль — это не только эгоистичный комфорт, но и злоба с ненавистью, а также постоянное напряжение.
Дело остаётся за, кхм, малым: развивать и развивать городской транспорт, прокладывать велодорожки и пешую инфраструктуру, воспитывать дурных самокатчиков, переходить на зелёные ТС и отказываться от персональных жестянок. Сказать-то легко, а сделать нет. Так мы и будем пока маяться, так мы и будем стоять в пробках, и мимолëтом замечать на трассах венки для погибших.
Правда, дело здесь не только в технической части: поднять уровень бытовой культуры населения — задача, пожалуй, ещё более сложная, чем проложить рельсы, дороги и пути по всей стране. Техническую часть можно хотя бы подсчитать и распланировать на годы вперёд, но вот человек, к сожалению, всегда слишком быстро оскотинивается и слишком долго очеловечивается обратно.
«Как мы сорвали планы Карла Великого».
Не очень-то и понимаю, почему идея альтернативной истории Земли — одна из важных в фантастике. Лично мне уже не особо интересно воображать на тему «а что было бы, если». Ну да, почитать реально (например, «Эдем» Гаррисона), но всё равно чувствуешь какой-то подвох. Это же обычные фантазии, в данном случае — научно-фантастические. Зачем гадать, как могло бы быть, когда у нас уже есть этот мир и его единственная история? Наверное, я в корне неправ, и не понимаю самых основ жанра, но тем не менее…
Возможно, в другой Вселенной (реальности, измерении) игральные кости действительно упали иначе, и показали иные числа, судьбы и слова. Где-то там я — король или президент, где-то ещё — нищий и больной, а где-то — умер, не дожив до десяти. Но ведь там — не я, а некто, по сути, совсем чужой мне и другой. Версия меня, отделённая жизненным опытом и фенотипом, а потому мной не являющаяся.
И какая тогда, кхм, выгода «мне сегодняшнему» воображать какого-то «меня альтернативного»? И зачем воображать миры, где раздавили не ту бабочку и теперь всё изменилось? Выгоды никакой, воображать незачем. Это игры разума пусть и сложные, но отдающие эскапизмом и маниловщиной.
Стало быть, для чего изменять уже написанную историю? Зачем убивать Гитлера, давать возможность испанцам дружить с арабами в восьмом веке, возводить философию Оккама в ранг лидирующей? Время неизменно, история написана кровью и слезами, и, как демонстрирует сей рассказ, её изменение обернётся только к ещё худшему сценарию (а мы и не заметим, потому как мы — пассажиры корабля Тесея, и меняемся вместе с ним).
Так нельзя ли радоваться тому, что уже есть у нас? Философия Сенеки, притчи Лафферти, фильмы Данелии, музыка Альбинони (список исправьте или продолжите)… Думаю, можно. И я рад, что история нашего рода складывается именно так. Не хочу я этих «эффектов бабочки», как описывали их Брэдбери и Лафферти, или как показано в фильме «Господин Никто».
Я, кажется, люблю то, что у меня есть в этой версии мира, и плачу над тем, что творится в этой версии мира. Потому что в иной реальности — иная любовь и слёзы, и иной я, который ко мне здешнему, в сущности, не имеет никакого отношения. И оттого не важно, как могло бы быть, — важно, как оно сложилось.
Видимо, таков смысл рассказа для меня: довольствуйтесь тем, что есть у вас здесь и сейчас, и не ломайте голову в стиле «а что, если бы». И уж тем более не лезьте изменять уже сформированную однажды реальность своими кривыми ручонками. Да хоть бы и прямыми, да хоть бы и в самых-пресамых благих целях. Или нужно напоминать, куда вымощена дорога из благих намерений? Словом, персонажи «Как мы изменили планы Карла Великого» хотели как лучше, а получилось как всегда.
Послесловие. Да и вообще, главная идея сего текста спорна и сомнительна (как и в «И грянул гром» у Брэдбери). Мол, если дать волю философии Оккама, то всё человечество будет сидеть в шкурах у каменного стола и колоть орехи, рассуждая о магии. Если раздавить не ту бабочку, то у власти встанет диктатор. И так далее. Тонны такой фантастики уже написаны. Но мне это видится примитивным и упрощённым взглядом на основы мира и его фундаментальные законы.
Гораздо вероятнее, что ход событий и времени — система отлаженная, саморегулирующаяся, тяготеющая к строгому балансу и заданному (Богом? Природой?) алгоритму. То есть Оккама бы всё равно не приняли и раскритиковали (не знаю, как там было в нашей реальности, опираюсь на текст Лафферти). Не будь Гитлера у власти, у руля встал бы Битлер — неудавшийся поэт-визионер. Договорись Карл Великий с арабами о дружбе миров, с ними обязательно рассорился бы его сын или внук. И так далее.
Допускаю, что история нашего мира уже давным-давно прописана целиком, и всё, во что вмешается человек с машиной времени, тоже предусмотрено. Оно (это ВСЁ) имеет бесконечное число запасных аналогов людей, животных и вещей для того, чтобы река событий текла так, как было определено изначально. Если бы я не ударил машину в апреле, мне бы ударили её в августе, понимаете? На этом заканчиваю: «Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу».
«Безлюдный переулок».
Мне показалось, что тематически «Безлюдный переулок» продолжает «Ни острова из камней в небесах». Если в «Острове» многие (но не все) в упор не видели чудеса из камня, творимые жителями небесной Штуцамуцы, то в «Переулке» есть уже парочка персонажей, полуоткрытых для восприятия откровенной магии.
Кто же эти странные существа, умеющие материализовывать из ничего — всё? Они — или межзвёздные хвостатые торговцы, или представители малочисленной и таящейся ветви человечества. Автор не даст вам ответа, ведь у него создана очередная «философская сказка для взрослых», где творится сюр и колдунство, которые «принимаются как данность».
Но, судя по намёкам, существа эти — всё же не земляне, а некая (чуть более или гораздо более?) развитая форма разумной жизни, что прилетела на Землю ради… семейной торговли? Разведки? Укрытия? Изучения местной флоры и фауны? Не ясно. Гадаем дальше.
В предисловии к рассказу Нил Гейман пишет, что это — текст про иммигрантов, их необычные умения и знания, их способность выживать в тяжёлых условиях, пишет о том, как «иммигранты стараются изо всех сил стать своими». Я, однако, далёк от сей темы: не снимал пару лет назад комнату в Грузии или Казахстане, не мыл посуду в американском захолустном ресторанчике… Есть перед моими глазами один положительный пример, когда у эмигранта всё сложилось хорошо, но озвучивать его не стану.
Короче говоря, иммигранты и иммиграция, какими их видел Р. Л., мне не особо понятны и близки. Тем не менее, «Безлюдный переулок» интересно прочитать раз-два хотя бы ради странной, подлинно гротескной и сюрреалистической атмосферы.
«Прокатись в консервной банке».
В 1970 году Р. А. Лафферти написал невесёлую сказку «Прокатись в консервной банке». В 2019 году вышла научно-фантастическая игруля «The Outer Worlds», которую я ждал и тут же затëр до дыр, пройдя несколько раз подряд. И знаете, текст Лафферти удивительно совпадает по духу с виртуальными «Внешними мирами»: вроде бы перед нами грустный сарказм и сатира, но если отставить все хиханьки, то мы увидим второе дно — мрачное описание земной цивилизации, где изложена печальная мысль о том, как мало человеческого бывает в человеке и как порой более человечны те, кто внешне не сильно похож на нас. Почему-то данный приём «второго дна» всегда работает гораздо эффективнее, чем топорное изложение злых и банальных истин «в лоб».
Скорее всего, кибер-творцы из «Obsidian Entertainment» читали Лафферти и любят его творчество, так как «The Outer Worlds» пропитана духом старой фантастики и напичкана всяческими отсылками для гиков НФ. Не помню, есть ли в игре конкретные намёки на сказочника из Талсы, но тамошние истории про кетунцовые консервы и рай для византийских стариков — это прям лаффертианский дух, запечатанный в «Прокатись в консервной банке». И вам гарантированно станет не по себе, если вы откроете эту пыльную банку-рассказ и выпустите на волю волшебного джина Рафаэля, который поведает вам о жизни и смерти загадочного народа шелни.
Вкратце говоря, у Лафферти вышел жуткий текст, а обсидиановые люди сделали жуткую игру. Пусть слова американского фантаста читаются легко и стилизованы под детскую сказку а-ля Гримм, а «The Outer Worlds» играется тоже легко и выглядит как саркастичная экшен-рпг про жадные корпорации и антипрелести капитализма. Не обманывайтесь этой маскировкой, так как подобные произведения всегда имеют второе дно, и если они вас не оттолкнут сразу, вы их точно полюбите. Вернуться мне в далёкую колонию Алкион, что ли? Ведь там, как говорил Дурий Мудь, во всей гнилой красоте изображён капитализм будущего и его золото-тельцовое счастье...
Помимо прочего, «Прокатись в консервной банке» явно отсылает нас к случаю Януша Корчака, сгинувшего вместе с подопечными детьми в газовой камере Треблинки. Героиня по имени Холли, исследовательница, ассимилировавшаяся и ставшая женщиной-шелни, говорит так (когда участь маленького народца становится ясна): «Я пойду со всеми. Разве это любовь, если они уйдут, а я останусь?». Обратите всё внимание на эти слова, подумайте над ними, вспомните Януша Корчака и его детей, и выдумка Лафферти перестанет казаться такой уж выдумкой.
Отмечу, что мне также очень понравился приём «сказки в сказке», когда автор вводит в текст короткие легенды шелни, записанные учёными на диктофон и ныне воспринимаемые многими людьми, что примечательно, как непонятное кваканье. А как иначе? У нас бы совесть проснулась и нам стало бы невыносимо стыдно за сотворённое, и тем самым открылся бы наш путь к спасению. А так можно расчеловечить разумные существа. Они-де неразумны (или череп у них не той формы, или глаза тёмные, или кровь якобы не той консистенции) и потому не важно, едим мы их или просто геноцидим.
Эти легенды намекают на следующее:
- Человек готов милостиво оказывать погребальные услуги, не взимая с мертвецов должной платы при их жизни, но забирая её в смерти; также человек радостно-бездумно разрушит любой устоявшийся порядок вещей, даже связанных с трансцендентальной тайной небытия («Как шелни потерял погребальный зуб»).
- Все живые существа гораздо ближе и роднее друг другу, чем это видит человек; и если кошка способна бескорыстно выкормить щенка, а собака — котёнка, то почему бы шелни и людям не присмотреться к подобному опыту? Ладно, пусть даже так для начала: почему бы людям не присмотреться друг к другу? Может и увидят, наконец, что все люди — братья и что, как итог, любое живое существо достойно любви? Всё на свете априори достойно любви: и травинка, и лесок, в поле каждый колосок, речка, небо голубое, и трава, и цветы, и шмели, и колосья... («Как шелни стал деревом»).
- Разрушенное и уничтоженное однажды обратно не соберёшь и не восстановишь так, как было; играйся с ДНК, смотри в микроскопы, изучай неизучаемое, — а на выходе у тебя, человече, всё равно получится страдающий монстр Франкенштейна, а все мы помним судьбу нами же созданного бедняги. Лучше уж тихо играть на калимбе для лун, для вёсен и осеней, как творил это по-детски мудрый шелни, и не лезть не в своё дело, как по-взрослому глупый скоки, однажды разобравший шелни и не сумевший толково собрать его обратно («Как скоки потерял жену»).
- Людей не надо даже обманывать и этим давать им моральную причину, как было с гамельнским крысоловом, чтобы они сотворили зло. Люди — единственный вид на планете Земля, что творит зло не только намеренно, но и с великим удовольствием. И шелни, зачарованные маняще-смертельным звоном колокольчика, уподобились детям из легенды про пришлого флейтиста. Или вот вам более реальная версия: почитайте про автомобильные газенвагены — «душегубки» нацистов, разъезжавшие по городам и весям и, повторюсь, выдумка Лафферти перестанет казаться такой уж выдумкой («Поющая свинка»).
Перейду к итогу. Нил Гейман в предисловии к данному рассказу заметил: «Можете плакать. Это нормально». Да. Это нормально. Но почему плакать-то? А потому что «кому нужны сказки шелни, их музыка, если можно прокатиться в консервной банке»?
Послесловие. Прошло время, и сегодня я вижу «Прокатись…» чуть с другого ракурса. История про космический, экспансионистский капитализм (первое прилагательное он, вот увидите, обретёт в 21-22 веках, а второе присуще ему от рождения) далеко не нова. Скорее всего, это было ещё у Г. Уэллса и А. Беляева, и точно я встречал такое в «Марсианских хрониках» Р. Брэдбери (сосисочная на Марсе и наш мусор на улицах марсианских городов).
Однако именно у Лафферти, несмотря на некоторую идеологическую вторичность текста, получилось раскрыть эту тему несоизмеримо лучше, чем у всех упомянутых выше авторов. Жестокий, злой и неизбывно грустный «Прокатись…» запал в мою душу прошлой осенью и подвинул там «Хроники» Брэдбери и некоторые вещи Лема.
Это ужасный (в тематическом смысле) текст, который отлично раскрывает сущность царящей социально-экономической формации: «Цель капитализма всегда одна: эксплуатация, гнёт, война. Чтобы народных масс нищета и гибель ему несли бы максимальную прибыль!».
Сомневаюсь, что Р. Л. был коммунистом (хотя кто его знает, старого ирландского сказочника из Талсы), но отголоски, какие-то полунамёки на нужность ухода от капитализма сквозят в его рассказах (в этом и, как минимум, в «Великой междугородней»). Очень интересно. И в очередной раз новый текст подкрепляет мою гипотезу: тот, кто первым вляпался в собачье дерьмо (сиречь капитализм и его сити-молльное «счастье»), гуляя в цветущем парке, тот это первым и заметит, и пойдёт отмывать грязные кроссовки в прозрачном ручейке неподалёку.
А за ним последуют и остальные вляпавшиеся, когда увидят, как красива чистая и удобная обувь, которая понесёт их ноги к далёкому светлому терему, к счастливому ясному будущему. Эх…
«Никто не сумел бы так сдержанно и без лишних слов рассказать о боли геноцида».
«Девятьсот бабушек».
И снова я вижу парность: «Прокатись в консервной банке» и «Девятьсот бабушек». Есть схожие ГГ, понимающие или пытающиеся понять иные цивилизации, и есть все остальные люди, желающие выдоить из братьев по разуму все возможные ресурсы, а потом улететь дальше в поисках новых жертв. Да и итог у двух историй похожий: оба ГГ (учёная Холли и культуролог Серан) пожертвовали собой, предпочтя, как Холли, остаться человеко-гоблином среди человеко-нелюдей или же, как Серан, выбрав путь безумия.
А в таком безумии денежно и спокойно, уютно и тихо, и там допустимо не заморачиваться проклятыми вопросами о человечности, о Начале всех начал, о жизни и смерти, и так далее. Холли, кстати, тоже интересовалась происхождением своих шелни, но не успела (или и вовсе не смогла бы) сойти с ума…
Так сказано в послесловии: «Лафферти точно знает, что случится с проавитянами». Верно, знает. Их судьба уже показана на примере народа шелни. Когда у проавитян закончатся все нужные людям товары (а их родина — нищий астероид, и ресурсы там закончатся, видимо, быстро), в ход пойдёт последняя ценность проавитян: мясо. Хотя можно рассмотреть их и в сексуальном плане, знаете ли, и пользовать всех этих бесконечных бессмертных женщин до бесконечности, а когда надоест — пускать на мясо. Как тебе такая идея, товарищ Лафферти?
Жутковато. Получается, «Девятьсот бабушек» — своеобразное предисловие-послесловие к теме геноцида иных разумных существ. И пусть пока что всё это происходит только на Земле, но однажды люди выйдут в космос и встретят там каких-нибудь «космических детей» навроде шелни или «бессмертных бабушек» по типу проавитян. И мы с лёгкостью закатаем их в консервные банки, а кого-то отправим в бордели и зоопарки. Как скажет космонавт одной из ранних экспедиций: «Ну а на что ещё они годны?».
Либо в банки, зоопарки и бордели закатают уже нас, «но это уже совсем другая, совсем не такая смешная история». М-да.
«Страна Больших Лошадей».
Не скажу, что «Страна Больших Лошадей» мне понравилась как литературное произведение. Читается скучновато, особого сюжета и драмы я тут не увидел, дара речи (как Грегори Фрост из послесловия) не потерял. Да: необычно, по-лаффертиански одновременно сказочно и обыденно, местами забавно и грустно (как про Рыжего Цыгана, торговавшего автомобилями), но… не цепляет. Просто хороший рассказ, и не более того.
Тем не менее, благодаря «СБЛ» я чуть-чуть погрузился в тему цыганства, судьбы этого народа, его культуры и стиля жизни. Ранее я читал и слушал «Детей подземелья» В. Короленко и испытывал нечто похожее: какую-то тоску и вековую печаль, что сопровождают цыган в их скитаниях по миру. Хотя это литература, а есть же реальные цыгане — очень и очень разные, но почему-то недолюбливаемые всеми остальными народами.
Проще говоря, «СБЛ» хорош не литературной частью, а тематической. Должно быть, где-то существует и моя Страна, моя Небесная Штуцамуца, моя Узкая Долина, где всё выстроено лучше и приятней, чем здесь. Но где она? Какими вьюгами заметена?
Послесловие. Меня жутко бесит порой, расстраивает, что люди настолько глупы. Прот с планеты Ка-Пэкс был прав: мы погубим сами себя. А всё почему? А потому, что надо найти среди людей группу «козлов отпущения», на которую остальные станут списывать всё на свете. У нас на планете это евреи и цыгане. И если первые как-никак обрели своё государство и целостность, то вторые до сих пор рассеяны по миру, ожидая, когда вернётся их Романистан.
Регулярный и всепланетный геноцид цыганского народа заставляет задуматься: ну неужели нам это так необходимо — иметь пресловутых «козлов отпущения»? Куда ни глянь, везде их гнали, били и убивали. Некоторые из них отвечали криминалом и маргинализацией (как описано у того же Короленко). Я ещё плохо изучил этот вопрос, но что-то в нём мне кажется мерзким и убогим (а именно наша животная основа, которую прикрывает фиговый листок культуры).
Нашли мы слабых, странных, чуждых и кочевых, и давай к ним цепляться по поводу и без. В то время как это тоже, вообще-то, ЛЮДИ, и относиться к ним стоит по-человечески. Хотя о чём это я, кому сейчас она нужна, эта несчастная дружба миров?
Рассказ «СБЛ», думаю, среди прочего учит вот чему: если у тебя сегодня есть Родина, то вовсе необязательно она у тебя будет завтра. На первый взгляд — тяжело и страшно стать эдаким Вечным Жидом (Вечным Цыганом), что скитается и бродяжит по миру. Но с другой стороны, так ли уж страшна утрата гранфаллона, когда можно искать и влиться в карасс?
Только это всё — опять мой инфантильный идеализм а-ля Кот Леопольд с его «Ребята, давайте жить дружно!». Я же знаю, что Человек и дальше продолжит придумывать символы, знаки, образы, причины и признаки, из-за которых-де обретёт право убивать и грабить другого Человека. Человек продолжит заниматься гранфаллонской ерундистикой, выдавая её за истину непреложную и святую…
Хорошо, хорошо, это очень хорошо, как сказал бы великий Боконон, и как говорю и я, завершая сей отзыв.
«Матушка Эвремы».
Дурак, который вовсе не дурак, а гений не от мира сего, — про него рассказ «Матушка Эвремы». Главный герой (Альберт) настолько гениален, что трудноотличим от полного идиота. Во всяком случае, таким его считают и видят окружающие. Да, обратите внимание, что дураком Альберта считают все вокруг (включая созданные им машины), то есть происходит как бы внушение мысли о тупости человеку, который, вообще-то, совсем не туп. Если это не подсознательная зависть к тому, кто способнее тебя, — то что тогда?
И где же есть грань между умом и отсутствием оного? Что это вообще — ум? Кто и как его определит? Тесты IQ донельзя относительны, они сделаны белыми для самомнения белых, картинки Роршаха, скорее всего, тоже (как известно, иногда сигара — это просто сигара, а не большой и толстый х…вост). Значит, оценить ум возможно лишь по делам его? Но как оценивать такого вот «Альберта», если не являешься конгениальным (один уже, говорят, вершил дела чудесные, за что и был распят между Дисмасом и Гестасом)? Подобные неудобные вопросы навевает данный текст, и они мне не нравятся, но деваться от них некуда.
На том и стоит мир: «Шесть миллиардов простофиль только и ждут, чтобы их облапошили», но каждый из них тянет одело на себя и хватает кусок побольше, считая себя любимого самым умным, правильным и справедливым. Каждый «беззащитный лопух» топит за свои идеи и поступки, и в итоге все они бегают кругами по планете и топят мир в крови, пытаясь чё-то там доказать окружающим. А «Альберты» успешно косят под дураков и преспокойно управляют всем этим стрёмным хаосом, что ныне зовётся человеческой цивилизацией. Почему бы и нет, собсна?
У Лафферти получился хороший, умный текст, который я разгадал далеко не с первой попытки. Текст этот саркастичен и читаем «от противного»: последний остолоп Альберт суть последний гений в океане тупости. Умный и не застенцивый андроид Дэнни — похотливый железный болван. Альбертом изобретённые «всякие пакости» стали «значительными изобретениями». И так далее.
Словом, «берегите психов, чудаков, еретиков»: они двигают прогресс, потому как дрожжи — это грибок, то есть болезнь, а перламутр производят только больные устрицы… Впрочем, факты эти я не проверял и верю фантасту на слово.
«Лунные призраки 1870-х».
Что ж. Быть может, здесь и есть хорошая, не до конца усвоенная мной НФ-идея (вероятно, третья серия седьмого сезона «Чёрного зеркала» имеет тут общие корни или вообще вдохновлена прозой Р.А.Л.). Но слишком долгое, перегруженное и душное повествование убивает атмосферу и интерес к сей истории. Допускаю, что я просто-напросто не разглядел «топовости» в «Лунных призраках», как допускаю и вероятность того, что это — скучный и неудачный набор слов, написанный сказочником из Талсы не в том настроении или состоянии ума.
Здесь хватает трудноуловимого сарказма над чем-то, но вот над чем конкретно? Я не уловил, и эти лунные призраки, танцуя и смеясь надо мной, уплыли вдаль и растворились в дымке непознанного и метафизического. А я остался тосковать в подлунном мире, пытаясь разгадать, что же я только что прочитал и какую идею можно бы выцепить из прочитанного. Процитирую кусочек с подобным сарказмом:
«Его слабые либретто имеют ценность уже хотя бы по одной причине: они объясняют нам, пусть смутно и неумело, о чём в его постановках, собственно, идёт речь. Без этих набросков мы вообще не могли бы понять смысла его сильнейших теледрам».
Линия любви и расставания, жизни и смерти «гениального» режиссёра Бентли показана здорово, но (повторюсь) занудно. Полагаю, было лишним приводить сюжет всех тринадцати драм этого автора — в этом рассказе. Хотя, с другой стороны: получается, что Лафферти реально писал как хотел и как считал нужным, не считаясь с модой рынка и понятностью для читателя. Такое ощущение, что «Призраков» он сделал чисто для себя (или о себе же?), чисто ради прикола и/или творческого самовыражения. Это заметно.
И пусть мне не понравилось читать всю эту будто бы мылодрамную лабуду с налётом НФ, но что-то (достойное уважения к мастерству автора) тут всё равно присутствует.
«Школа на Камирои».
Наконец-то мне попался «О-БОЖЕ-ЭТО-ЖЕ-ДЕСЯТЬ-ИЗ-ДЕСЯТИ» рассказ в этом сборнике. Предыдущие несколько («Девятьсот бабушек», «Страна Больших Лошадей», «Матушка Эвремы», «Лунные призраки 1870-х») мне не очень-то и зашли, показавшись скучноватыми басенками (как про бабушек и цыган), перелицовкой сюжета про Ивана-дурака, который не такой-то уж и дурак («Матушка Эвремы»), а то и вовсе нудной графоманией («Лунные призраки 1870-х»). Но «Начальное обучение камиройцев» вернул, кхм, мне веру в талант Лафферти к созданию крутой, едкой и социальной фантастики.
Дано: планета, где образование отлажено таким образом, что после десятилетнего курса из ребёнка получается супергений (по примитивным земным меркам). Он тебе и робота соберёт, и дом спроектирует, и умную книгу впитает наизусть, и по канату пройдёт, и побеседует про «вдумчивое восприятие алкоголя», «квадратичную религию» и «трансцендентную атлетику»... Словом, не ребёнок, но сверхчеловек какой-то, призванный жить и делать свой родной мир ещё лучше, чем уже есть. Здесь мне вспоминается Иван Ефремов и его люди будущего из «Туманности Андромеды». Похожи они на камиройцев.
Задача: как бы адаптировать камиройский школьный курс к земной системе образования? Это очень сложно, вероятно даже, что совсем невозможно. Как говорит один из местных жителей: «У нас на Камирои в ходу Образование. А на Земле играют в игру с тем же названием». И он прав, кажется мне. Хватит играть в игры, пора уже и в свет выходить: готовиться к всяким там космическим контактам с братьями по разуму и тэдэ и тэпэ. А чтобы в этот свет выйти, нужно сначала развиться как можно ближе к уровню камиройской цивилизации. На такие мысли наталкивает нас автор сего произведения.
Вообще, Р. А. удачно высмеял наше общество и то, как и чему мы учим своих детей. Думаю, уж не всё у нас в мире так ужасно с образованием, как принято считать, но общая тенденция всё равно так себе, и про это же было написано в «Начальном обучении камиройцев» ещё в 1966 году.
Рафаэль Лафферти предсказал здесь следующее: деградацию навыка чтения (больше и быстрее не значит лучше и полезнее; посмотрите на ютубных куриц, которые читают по десятку книг в месяц, и вы поймëте, о чëм говорил Лафферти), упадок государственных школ (нетипичность как залог прогресса, типичность как залог серости и застоя), однобокость, ущербность гуманитарных и технических наук на Земле... В свою очередь, общество Камирои представлено как некое Зазеркальное королевство, где всё наоборот, — и здесь (соглашусь с предисловием С. Дилэни) явно чувствуется сатирическое дыхание Джонатана Свифта.
А какое решение у поставленной задачи-то? Удивительно, но автор даёт вполне конкретные и интересные советы в деле обучения детей. Только нюанс в том, что на Земле за такие методы родителей однозначно лишат прав, а детей отправят в детдом. Или же родители, будучи плодами несовершенной образовательной системы и желая дать детям другой шанс и путь, не справятся с домашним обучением и вырастят будущего жителя психушки или тюрьмы. В качестве примера посмотрите фильм «Капитан Фантастик»: там показаны очень необычные дети, напоминающие детей Камирои. Но в рамках земного общества такие дети всегда воспринимаются как чудаки... «Берегите психов, чужаков, еретиков», если вкратце, — вот и всё решение, оно спорное, но отчасти Оксимирон прав.
Мне жаль, что камиройцев в действительности не существует (или мы их ещё не нашли? Или они нас?). Жаль, что не на кого нам равняться, кроме самих себя. А большинство людей — слишком плохой пример для продуктивного подражания, так как время мы тратим бездумно и глупо, предпочитая гедонизм — разумизму, хе-хе. Способное меньшинство же зачастую избегает нас, массовых челов, и справедливо предполагает, что мы примем их за безумцев и растопчем их горящие сердца. Так мы и крутимся в котле всепланетного Инферно, и конца-края ему не видать. Одни тут прячутся, другие мечутся... Начал я, как водится за мной, за здравие, а кончил за упокой. Аминь.
Напоследок вкину лаффертианскую цитату:
«Можете ли вы себе представить настолько больного человека, чтобы он по собственной воле пожелал занимать ответственный пост в течение долгого времени?».
Да нет, конечно, разве такое бывает? Wait, oh shi~
«Небо».
В целом это неплохой текст с понятной историей. Здесь есть фирменная «сказочность» Рэя Лафферти, за которой, как и в некоторых других вещах этого автора, скрыты мрак и тоска человеческого бытия. Однако тут у меня есть одно персональное «но»: я прочитал и проникся «Помутнением» Филипа Дика (и заодно работой Ричарда Линклейтера) на пару лет раньше, чем прочитал «Небо» Лафферти. И пара Дик/Линклейтер стала для меня недвижимой, монументальной глыбой в этом вопросе.
А есть же ещё и не фантастические «На игле» Ирвина Уэлша и Дэнни Бойла, и «Реквием по мечте» Хьюберта Селби и Даррена Аронофски, и множество других жутких произведений про детей, бездумно играющих у проезжей части... И всем им, к сожалению или к счастью, лаффертианское «Небо» уступает по силе и качеству. Уж не знаю, допустимо ли сравнивать коротенький рассказ Лафферти с упомянутыми книгами и фильмами. Но их я освоил и впитал раньше, а потому «Небо», хоть и пришлось мне по вкусу (в контексте звучит двусмысленно), но всё же не впечатлило до вау-эффекта и не царапнуло сердечко.
Да, Р.А.Л. написал про судьбу эскапистов-наркоманов задолго до Дика, Селби и Уэлша, предвосхитив американское уныние семидесятых и восьмидесятых. Да, это хорошее и полезное чтение, но душу вашу, в отличие от того же диковского «Помутнения» или бойловского «На игле», оно не вывернет. Потому что всё тут слишком коротко и слишком стилистически сказочно. А наркомания, думается мне, это совсем не та тема, где нужны сказочные интонации. Шутки про велосипед и онанизм, как было у Ф.К.Д., вполне уместны (в стиле «смех и грех»), а вот сказочность — нет.
Послесловие. Я перечитал этот рассказ и хочу сказать, что насчёт «сказочности» я ошибся. Её тут не так уж и много, а текст больше похож на наркоманские байки из того же «Помутнения» Дика. Помните, как там наркоманы считали скорости на велосипеде, как спасали раненого кота, как горевали о раздавленной стрекозе? Вот и у Лафферти что-то похожее. Допускаю даже, что Дик мог в какой-то мере вдохновиться творчеством Лафферти перед тем, как выдать «Помутнение».
Кроме того, интересен сеттинг «Неба». Судя по всему, описанный мир находится в состоянии постапокалиптической агонии. Вот несколько признаков: заброшенный человейник, в подземных парковках которого растут галлюциногенные грибы и обитают мутные личности; развалившееся общество, где никто никому более не интересен, а наркоманы пытаются воссоздать тёплый и дружный коллектив на примере своей ячейки; поросшие шерстью ладони продавца (Неужели шерстью? Да, именно так)...
Хотя вообще-то именно постапокалипсис тут, дело ясное, необязателен. Убедительной декорацией для подобной истории способен послужить и наш современный мир, например: какое-нибудь умирающее гетто, где «править бал назначен мой шприц» (как было в песне Анатолия Кашки). И это всё наглядно показали нам Р.А.Л. и Ф.К.Д. ещё в семидесятых годах. Поэтому, как бы ни был объективно хорош и красив рассказ «Небо», но в душу он западёт только при условии срабатывания эффекта утёнка. Наверное.
«Продолжение на следующем камне».
Атмосферное произведение с туманным и расплывчатым изложением своих идей. В аудиоварианте, да с грамотным звуковым оформлением, «ПНСК» впечатляло бы и запоминалось. Но в буквенной версии оно выглядит скучновато. Местами (под конец) напоминает «Прокатись в консервной банке», но не дотягивает по силе изложения и чёткости мысли.
Видимо, автор и сам понял, что нагородил слишком много, и сделал к «ПНСК» ещё и послесловие. А когда творец начинает послесловить — это (лично меня) в художественной литературе настораживает. Словно бы человек сомневается в ясности и качестве своего творения, но переделать его не может, и потому хочет донести суть хотя бы в форме послесловия.
Короче говоря, походу Р.А. снова написал текст для себя и о себе (о своей неразделённой любви?), вплетя в него индейские мифы и легенды о вечном круговороте событий и фатальной обречённости одних бегать за другими, а других — за третьими. Всё это прикольно и атмосферно, но цепляет не ахти. Конкретно меня, по крайней мере.
Кроме того. Есть в «ПНСК» один абзацик с двумя сомнительнейшими тезисами: что китайские иероглифы возникли-де из языка жестов; что письменность — мост над пропастью устного непонимания, то есть будь у человечества единый язык, то надобности в письме бы не возникло. Сомнительно. Не ОКЭЙ. Чуток задушню: чё я, зря на востоковеда учился?
Китайские иероглифы — изначально примитивные рисунки (пиктограммы), со временем, с усложнением общества и государства, ставшие иероглифами (идеограммами). Это ясно из курса истории китайского языка и китайской письменности. Попробуйте жестами показать «солнце» (日) или «реку» (川), «любовь» (爱) или «государство» (国), «мясо» (肉), «огонь» (火) и «дождь» (雨), «гору» (山), «дерево»(木) и «дверь» (门). Сложновато будет. А вот написать их — пожалуйста. Американский автор же, не зная, полез утверждать про китайцев и ошибся (не было по его душу книжки Сюэ Шаолань «Chineasy. Китайский — легко!»).
То же и с письменностью как таковой. Она, скорее всего, возникла для передачи и хранения важнейшей информации (записывать, кто кому сколько денег должен, какой урожай был за пять лет, сколько сыновей народилось у местного царька, гадание на погоду на это лето, военный приказ в соседний город, записанный свод законов, чтобы каждому по сто раз не объяснять и пр.), а никак не потому, что у людей не было общего устного языка, и они придумали какие-то там алфавиты и эроглифы.
Как-то так. В целом — занятный текстик, но без вау-эффекта. Да и пресловутая парочка крайне сомнительных утверждений Лафферти заставила поморщиться в духе «куда ты лезешь, если не знаешь толком?». Мифы мифами, индейцы индейцами, а общефилософские утверждения автора о письме (вкупе с проникновением в чужое, «китайское» поле знаний) получились неудачными. А в остальном ОКЭЙ, читать можно и нужно.
«Хохочущая скала».
Дошёл я до «Хохочущей скалы» и кое-что понял, а именно: мне не нравятся истории «про любовь» в широком смысле, даже если они качественно и умело оформлены в художественный текст. Ну, разве что для классики в духе Виктора Гюго можно сделать исключение, а в остальном — не нравятся, и всё. А когда короткое, якобы фантастическое произведение полностью выстроено таким образом, то у меня оно вызывает лишь безудержное зевание. Так случилось с «ПНСК», так — и с «Хохочущей скалой».
Спасибо предисловию (без него тут совсем грустно и туманно), но вот для кого и зачем существует сам рассказ? Опять от Лафферти и для Лафферти? Или это попытка выплеснуть знания, приобретённые в годы войны? Или проба пера в жанре прохладных историй, вызывающих (нет) по коже мурашки? Что это, зачем? Для кого и как? Это не «Колыбель для кошки» Воннегута, написанная несколькими годами ранее, и «Хохочущая скала», кажется, пытается по духу соответствовать «Колыбели», но пытается неудачно.
К сожалению, в «ХС» я не разглядел ничего внятного. Может, это моя проблема, а может — и моя, и автора, придумавшего слабенькую сказку, не пугающую и не увлекающую читателя вроде меня. Предисловие предупреждает о каких-то «ужасах инцеста», запутанной легенде из трёх сюжетов, загадочном рассказчике… Окей, ладно, но ЛИЧНО МЕНЯ всё это не заинтриговало.
Уж извините меня те, кому понравился сей рассказ, но «ХС» выглядит такой же растянутой и высосанной из пальца безделушкой, как и мой отзыв. Я с интересом бы почитал грамотный обзор (разбор) «Хохочущей скалы», потому как чувствую, будто я упустил или в упор не вижу что-то важное. Но а пока только так: скучно, тягомотно, мимо. Воннегут был лучше.
«Семь дней ужаса».
Забавно, коротко, легко и в духе «Вина из одуванчиков» Брэдбери. Если бы не предисловие, я бы отметил всё там указанное в своём отзыве, но повторяться смысла нет. Скажу лишь, что за подобное я и полюбил прозу Р.А.Л. — за лёгкость слога и одновременную глубину нарратива, за слова о чём-то важном и ушедшем безвозвратно.
Как жаль, что сам я давно уже вырос (жаль ли? Иногда бывает), и не сумею собрать ни Исчезатель, ни другой прибор из волшебного мира детства.
Детство — это царство, где никто не умирает (по Эдне Миллей), но однажды мы покидаем это царство, и вся его магия покидает нас. Спасибо, Рафаэль батькович, что «Семью днями ужаса» ты напомнил читателям об этой счастливой и чудесной эпохе. Я с удовольствием бы глянул экранизацию «СДУ», пусть даже короткую, но главное чтобы такую же вдохновенную, как и оригинальный первоисточник.
«Хлопушка под окнами хлопнет,
Войнушки в снежки: кто расторопней?
Так дружно и так беззаботно…
Неужто не мы там, под окнами?»
«Бумеровы Отмели».
Блин, ну как же красив «БО». Особенно концовка: последние абзацы, а также момент с приходом Реки и залеганием людей (и не совсем людей) «на дно». Все эти описания напомнили мне опыт флоатинга в камере сенсорной депривации. Так тихо, темно и спокойно как было там, у меня никогда не было (а утробу я забыл; там тоже хорошо?).
Флоатинг. Лежишь себе в «молитвенном уединении», и словно плывёшь среди звёзд, как человек-комета, весь осыпанный звёздной пылью. И пусть весь мир подождёт, а то и вовсе растворится в волнах разлившейся Великой Реки. А может быть, и не было никогда никакого Мира, а была лишь тишина, спокойствие и темнота?
Допускаю, что некоторые вещи Р.А.Л. я не понял и не оценил по причине сходства с Арпадом из «БО»:
«Арпад с отвращением разломил глиняную ложку. Он проделал миллион миль в поисках необычного, а встретив его, не узнал — потому что в нём самом этого не было».
Хотелось бы мне тоже раз в год (минимум) на три дня оказываться на дне ревущего Потока, замазав илом глаза, нос, рот и уши. И пусть Поток всё смоет, все лишние и грязные мысли и дела, всё стыдное и ненужное прошлое, все поры мои пусть промоет от дурости и глупости. И восстану я потом, окрепший и довольный, очищусь от спасительного ила и вновь отправлюсь своей дорогой… А почему бы и нет, собственно?
«Старая забытая ножка».
Примечательный текст про человека (доктора), который жил на чужой планете и изучал (заодно — и лечил) местных аборигенов. Развитой цивилизации нашего типа у них, видимо, нет, и человек занимается своей работой смиренно и долго, пока не приходит его Время.
Можно в «СЗН» уловить мотивы из «Смерти Ивана Ильича» Л. Толстого и вообще поймать мощный порыв жизнесмертного ветра. Так как в этом рассказе хватает печали о скорой смерти, забвении и слиянии с Вечностью, с которой доктор как раз-таки сливаться и не желает. Он думает: «Пусть я сгорю дотла, но я должен точно знать, что горю именно я!», и ещё: «Но я не хочу отрадно исчезать на веки вечные».
А местная религия наоборот предписывает радоваться своей смерти-слиянию с бесконечно вечным Небытием, и все аборигены (кроме еретической шаманки Торчи-двенадцать) благословляют своих богов «за то, что сердце в человеке не вечно будет трепетать, за то, что все вольются реки когда-нибудь в морскую гладь» (привет поэзии Суинберна, её вполне мог знать Лафферти).
Доктор, формально верив в идею слияния, перед смертью пришёл к обратному: «Но если есть во мне нечто особенное, я не хочу его потерять». И его можно понять, потому как большинство людей к смерти не готово и не будет, и известие о своей кончине вызовет в большинстве великую обиду на жизнь и весь мир, остающийся жить дальше.
Полагаю, в «СЗН» Лафферти заходит на поле Достоевского, Толстого и прочих «серьёзных авторов взрослой литературы», вполне успешно и достойно становясь с ними на одном уровне.
При желании есть путь и дальше обсасывать эту тему, всё больше погружаясь в словоблудие и трусость перед смертью. Заниматься эдаким эскапизмом, пытаясь заболтать страх смерти. Но я так не хочу. Забвение ждёт нас, верно? Ладно. Пусть дождётся. Но до тех пор — я здесь, и мне это нравится (раскавычил предисловие).
Словом, «СЗН» — глубокий и приличный НФ-рассказ, где его «НФность» — больше для вида и галочки. И ничего страшного, знаете ли. В чём ничего: в галочке, слиянии с океаном или индивидуальном посмертии? А во всём. Будь что будет.
«Мир как воля и обои».
Кошмарная история на уровне с «Прокатись в консервной банке». Я более чем уверен, что не понял большинства отсылок и метафор. Но в этом помогает предисловие. В общем, «МКВИО» — зачётный пример короткой антиутопии с нотками разочарования в жизни и в глобальном смысле всего.
Если бы в этом Городе была религия (скажем, христианство), то люди имели бы путь избежать построения сего Города, где только развлекаются и перемалывают на фарш всех неугодных и неудобных (считая их условными «стариками»; как известно, гедонисты очень боятся постареть и тем самым выпасть из обоймы; недавний фильм «Субстанция» тому пример).
Но религии и веры в Городе нет, как не было их и в Содоме с Гоморрой (на которые есть намёки в тексте, когда автор говорит про соляной столб). То есть Город подразумевается как средоточие зла и порока в религиозном смысле (а Лафферти был католиком), средоточие, почему-то до сих пор ещё не уничтоженное, а наоборот — размноженное.
Ибо таких шаблонов по типу «Город» неизвестные архитекторы наклепали аж тридцать с лишним тысяч. И если кто-то вдруг полез не в своё дело (а его дело здесь — развлекаться и опускаться), то он подлежит аннигиляции на мясном заводике. Или если он имеет какой-никакой разум, но недостаточный для вступления в Клуб правителей, то судьба его такая же — мясной заводик. Так Город защищается от нестабильных и ненужных граждан.
Короче говоря: «Пусть простейшие резвятся, а потом — на комбинат».
Это сильный текст с нотками Олдоса Хаксли, «Не отпускай меня» Исигуро и фильма «Облачный атлас» (где в одном из сюжетов девушек тоже пускали на мясо, прикрывая это важным флёром).
К «МКВИО» можно привязать миллион хвостов и отсылок, а можно и не привязывать. Это зависит от личной начитанности и насмотренности конкретного читателя сего рассказа. Прекрасно то, что сия мрачная притча имеет самоценность (как Город имеет самодостаточность), и создана она на высоком идеологическо-языковом уровне. Жемчужина сборника, если в двух словах.
Послесловие. В «Летописи Всемирной Воли», включённой в «МКВИО», даны ответы на вопросы о Городе и его жителях. Но зачем «высшим созданиям» править миллиардами глупых особей? Аргумент «Мы хотим, чтобы они существовали» — глупый и натянутый. Учитывая, что «высшие создания» — тоже люди (но чуть более умные), которые захватили власть в рулонном Городе и погрузили его жителей в тотальный Ctrl+C/Ctrl+V, — то сей аргумент выглядит вдвойне странно.
Не всё тут ясно, если заниматься Поиском Глубинного Смысла. Зато ясно то, что однажды в Городе грянет переворот, ибо баллады Тринадцатой, Двадцатой и Первой улиц прямо говорят про это. И дай Бог этим людям сил и времени, чтобы свергнуть этот людоедский мерзкий режим (а-ля «Эдем» С. Лема), чтобы построить что-то чуть более достойное и счастливое.
Так на что в «МКВИО» нам намекал Лафферти? Неужели снова на упоминавшуюся мной фразу и её суть:
«Цель капитализма всегда одна: эксплуатация, гнёт, война. Чтобы народных масс нищета и гибель ему приносили максимальную прибыль».
Хотя я вижу ровно то, что готов и хочу увидеть. Вы уж меня извините. Пишите, звоните, если готовы донести свою точку зрения на сей рассказ и его проблематику.
«Хитропалые».
«Я тоже муха: мой краток век.
А чем ты, муха, не человек?»
Именно этими строками из У. Блейка возможно описать смысл «Хитропалых». Хотя и в предисловии оный смысл тоже раскрыт хорошо. Знайте, что я прочитал это, и мне стало грустно. Потому как провёл аналогии, их две.
Первая: история из «Вина из одуванчиков» Брэдбери, где молодой репортёр влюбился в пожилую даму. Но им было ясно, что по времени они не совпали: она уже стара, а он ещё молод. И вместе им не сойтись… Но чувство между ними — было, и тем трагична та история нереализованной любви двух людей.
А вторая аналогия пореальней: на работе у меня есть возрастные дядьки 60+, 70+ лет. С некоторыми из них я хорошо общаюсь (забывая про возраст и пропасть между нами). Однако потом опять понимаю, что мы не друзья — из-за времени и разницы в годах. Будь мы одного поколения, мы бы, возможно, друзьями стали (а ими я совсем неизбалован). Но законы мира таковы, что мы можем лишь общаться, ощущая эту непреодолимую границу Реки Времени, отделяющую нас от истинной дружбы и доверия.
И мне очень жаль это чувствовать. Это печальное и тоскливое ощущение. Ибо величие Времени подавляет и преклоняет перед собой, оставляя человеку одну лишь неизбывную грусть.
Героиня «Хитропалых» говорит: «Мы повзрослеем в разное время». И это тоже, как и меня, расстраивает её собеседника (человека по имени Селим). Он любил Ореаду (не человека, а горного духа), но судьба начертала им разные годы жизни и разные пути. И вместе им не сойтись никогда…
Вспоминается «Властелин Колец» Толкина. Там эльфийка Арвен полюбила Арагорна (человека), зная, что пожертвует своим бессмертием и переживёт мужа на много-много лет. Но они всё равно поженились и были счастливы. Хотя Арвен потом удалилась в изгнание, бросив своих детей и внуков, что тоже довольно-таки странно, но ладно, не буду останавливаться на этом моменте.
Так вот. Почему же Селим и Ореада из «Хитропалых» не смогли быть вместе хотя бы на годы жизни Селима? Ведь это было им доступно, и счастье ждало их, пусть даже с налётом неизбежной горечи. Вероятно, так решил построить рассказ сам Р. Лафферти и его экклесиастовский пессимизм: мол, если всё умрёт, то не стоит и начинать.
Хотя это, повторюсь, на мой взгляд — неправильно.
«Планета медведей-воришек».
Предисловие в очередной раз выручает и даёт вектор для понимания. Да и сам автор (спасибо ему) тоже. Тем не менее, «ПМВ» — текст очень-преочень странный, и словно бы недописанный. Здесь слышны мотивы лемовского «Соляриса» и «Непобедимого» (а мог ли Лафферти читать Лема?), который ненужный на Западе поляк изложил лучше, чем такой же ненужный там же американец.
Хотя я ставлю две повести против одного коротенького рассказика, а это не совсем корректно. Признаю, что тема контакта с непознаваемой (и неизвестно, разумной ли) жизнью получилась у Р.А.Л. круто. Жахнуть бы, правда, по этой планете медведей-воришек, да и забыть про неё навеки. Так я предлагал сделать в своей статье про «Непобедимого» С. Лема, и так же и сделал в игре «The Invincible» по мотивам этой книги.
Ибо нечего пытаться понять странное, агрессивное явление природы, если оно само не идёт навстречу (а оно и не пойдёт) исследователям, — а только лишь мерзко хихикает да ворует всё на свете. Лем в «Непобедимом» долго философствовал на тему «убить нельзя исследовать», а как по мне, так тут всё проще: лемовских «мушек» с планеты Регис-3 следует пригреть термоядеркой, как и медведей-воришек у Лафферти.
А вот разумный (ли?) океан Солярис я бы не трогал, ибо он слишком глубок и божественен для человеческого быстрого понимания. Но у Лафферти герои будут ходить-бродить, глазеть-смотреть, пока хихикающие медведи-воришки окончательно не высосут из людей все соки, и не превратят учёных с Земли в голодных призраков мрачной планеты. Оставьте вы в покое это гиблое место, не поддающееся людской классификации и изучению. А ещё лучше: приласкайте планетку каким-нибудь ультрамощным оружием.
Ведь зачем иметь под боком таких соседей? Впрочем, я вступил на довольно спорное поле, и поэтому, думаю, пора закругляться.
Рассказ про медведей-воришек у Р.А. отличный, да. Но его оборванность расстраивает (как такового финала истории тут нет), а тематическая основа (лично для меня) изложена лучше у Лема, чем у Лафферти. Тем не менее, «ПМВ» подарит вам гамму эмоций и мыслей, а это — самое главное.
Послесловие. Во второй части рассказа призрак Джона Чансела ставит всё по местам. И тогда тем более не стоило бы заморачиваться с изучением сей планеты, так как она подобна голодному жадному пауку, выедающему свою жертву и оставляющему лишь призрачно-мёртвую оболочку (обречённую вечно скитаться по поверхности «паука» в поисках пищи).
Здесь страшна сама планета, каким-то образом живущая и действующая, а пресловутые медведи-воришки и призраки — суть её порождения. Примерно как фантомы с «Соляриса», скажем так.
Раскидал я, значит, всё себе по полочкам: этих уничтожить, тех — стереть с лица Регис-3. Неразумные, мол, опасные создания, сродни стихийным явлениям природы. Но меня всё же смущает то, что вся история экспедиции на планету медведей-воришек — это «простое объяснение» данной аномалии. Как сказано в самом тексте, «аномалии — это непорядок», и потому их надо пусть криво-косо, но определить и классифицировать. Необязательно объективно, причём.
Получается, истину никто так и не открыл?.. И стоило ли верить словам призрака Джона Чансела, если оказывается, что мы имеем дело с ненадёжным рассказчиком в лице всей исследовательской группы землян? Тогда и мишки-воришки (как и совы из старого сериала) — вовсе не то, чем кажутся…
«Дни травы, дни соломы».
Ох и завернул автор, ох и закрутил. В «ДТДС» столько всего, что моя соломенная голова распухла, а потом упала вниз и разбилась об пол, как большая подгнившая тыква. Тут и не поймёшь, с каким ключом подходить к этому тексту: или иметь опыт с веществами, описанными Лафферти в «Небе» и Диком в «Помутнении», или быть глубоко верующим человеком. Допускаю, что сказочнику из Талсы пригодились сразу два указанных опыта (или только один). Как версия.
Короче: без поллитры не разберёшься. Сей рассказ выглядит квинтэссенцией прозы Р.А.Л.: ничего не понятно, но очень интересно. А если прочитать пару-тройку раз, то и понимание чуток появляется. Здесь полно отсылок на Библию (начиная со второго же абзаца, где идёт намёк на Откровение Иоанна Богослова, глава 3, стих 18), здесь хватает и мифологии, язычества (культы плодородия и связанные с этим праздники, как показано в фолк-хорроре «Солнцестояние»), жестокости, битв и пирушек в Вальгалле…
Словом, «ДТДС» полон любви и смерти, красоты и уродства, счастья и горечи. Не знаю, кем надо быть и что надо сделать, чтобы написать подобное. Но мне понравилось, хоть я толком и не могу уловить основную идею прочитанного.
А в чём же она? Что за счастье (День травы) надо бороться, выцарапывая потом и кровью у Судьбы и Бога минутки и часы истинной жизни? Или что бывших наркоманов не бывает, и помнящий свои героиновые приходы человек видит всё остальное тусклым, соломенным и серым (пока снова не прогреет ложку над зажигалкой)? Или что если ты трус, — то и не лезь наверх, ибо Счастье тебе не положено? Или что ДАЖЕ ЕСЛИ ты трус, — пробуй и бейся, и коли погибнешь, так хоть будешь знать, что сделал всё возможное? Или что… Ну, хватит.
Я не знаю. Тут реально голову сломать можно. А нужно ли? Или достаточно иметь под рукой такой вот красивый рассказ, и наслаждаться им, словно родниковой водой, когда чувствуешь тягу к загадочному и непонятному? Я даже чуть завидую Лафферти: ведь это написал он, а не я (а я-то и понять тут ничего не способен). Но и радостно мне, что когда-то был человек, умевший писать подобные вещи.
История про дни травы и дни соломы — отличный финал крутого сборника. Про который, однако, сложно сказать что-то умное. Ну вот лично я не вывожу, поэтому пишу всё что в голову придёт. Вот бы прочитать христианское толкование «Дни травы, дни соломы». А ещё бы посмотреть качественную экранизацию (в формате альманаха «Любовь. Смерть. Роботы», например).
Жду и надеюсь. И желаю вам хоть раз в жизни обрести свой День травы, проживя в нем яростно и громко, смело и кроваво, чтобы потом неизбежно вернуться в Дни соломы.
***
Итак, если вы дочитали до конца, то теперь увидите и вывод. А вывод прост: полагаю, «нишевость» Лафферти объясняется тем, что его творчество сложно классифицировать и отнести к конкретному литературному жанру (а значит, оно привлекает только искателей, а не потребителей). Собственно, об этом же сказано и в предисловиях к сборнику, и я ничего нового тут добавить не смогу.
Рафаэль Лафферти — не стопроцентный сказочник, не научный фантаст, не мастер хоррора, не философ, не сатирик…
Он совмещает всё это сразу и одновременно, в разных пропорциях выдавая коктейли-рассказы, которые сначала вызывают недоумение и гримасу (так было со мной), а потом, если дать им шанс, раскрываются и затягивают (не всегда, но почти). Этот человек стал писателем на пятом десятке лет, пожив на свете и посмотрев на войну, и потому к его текстам нужно подходить с опытом и любопытством. Спасибо за ваше внимание.
«Лафферти узнаётся немедленно, по любой отдельно взятой фразе. Он никогда не ощущал себя уютно в жанровых рамках научной фантастики, хоррора или фэнтези, однако публиковался в соответствующих журналах и получил премию «Хьюго» и «Всемирную премию фэнтези». Он был сам себе жанр, и его рассказы не похожи ни на чьи другие: завиральные байки, стартовавшие в Ирландии и прибывшие в Талсу, штат Оклахома, с пересадками на Небесах и на дальних звёздах». (с) Теодор Старджон.
***
Ссылки на мой проект «Болтовня буквоеда»:
- Группа ВКонтакте: https://vk.com/bookwoed
- Канал Дзен: https://dzen.ru/bookwoed1
- Канал YouTube: https://www.youtube.com/@bookwoed2
Использованные картинки (в порядке появления):
- Издание 2021 года: https://fantlab.ru/edition258685
- Остальное создано в «Шедевруме» Яндекса: https://shedevrum.ai/