Максим Адольфович Замшев – главный редактор «Литературной газеты», писатель, поэт и прозаик, публицист, литературный критик, переводчик с румынского и сербского языков – рассказал Школе журналистики имени Владимира Мезенцева о современных авторах, «Z-поэзии» и тенденциях в литературе и русском языке.
– Вы говорили, что ЕГЭ – это катастрофа, по крайней мере, для гуманитарных предметов. Что бы Вы предложили вместо него?
– Вернуться к старой системе, с вопросами и билетами. Вопросы на экзамене охватывали весь пройденный курс. Ученику понятно, что спрашивать будут не про то, как звали собаку в какой-то пьесе или в каком акте Катерина в «Грозе» в Волгу бросилась.
Важно понять произведение, а не просто вызубрить какие-то факты. Особенно аналитическое понимание процессов необходимо для литературы, да и для истории тоже. Я считаю, экзамен должен строиться по старой советской системе: билеты, вопросы. Конечно, может повезти или не повезти – никогда не угадаешь. Все мы помним фильм Гайдая «Операция “Ы”», где студент через радиопередатчик сдавал экзамен. Понятно, что есть и шпаргалки, но ты же её сам пишешь, так или иначе что-то запоминаешь.
– Кого бы Вы исключили и кого бы добавили в школьную программу в литературе?
– Я, честно говоря, плохо знаю школьную программу по литературе, поэтому мне сложно судить. Однако суть школьной программы в том, чтобы она вызывала интерес к периоду или к автору. Чтобы, прочитав одно стихотворение Цветаевой, ученик захотел прочитать её целиком, а не просто выучил наизусть, пересказал и больше никогда к ней не возвращался.
Главная задача – не «впихнуть» определённый объём методических знаний, а вызвать интерес к текстам. Когда я учился в школе, у нас так и было: после прочтения «Поднятой целины» Михаила Шолохова хотелось прочитать его всего, то же самое с Алексеем Толстым, Достоевским и другими. Если этого интереса нет, то кого ни включай в программу, толку не будет.
– Как Вы оцениваете влияние соцсетей на русский язык? Мемы, клиповое мышление – это угроза или новый виток развития?
– Заблуждение, что на язык можно как-то повлиять. Язык – это огромная, многовекторная субстанция, которая развивается сама по себе. Слова и явления умирают. Язык коммуникации всегда стремится, несомненно, к упрощению. Люди не общаются друг с другом так, как разговаривают герои в книгах – нам нужно донести мысль.
Социальные сети – это, по сути, перенос разговорного языка в онлайн, поэтому там появились «чё», «ничё» и прочее. Однако это не угроза языку, а лишь одна из его частей. В то же время язык развивается в литературном плане, развивается стилистика, работают писатели.
Если бы не было писателей и оставались одни соцсети, тогда можно было бы говорить, что страна умерла. Декларативно повлиять на язык невозможно. Например, запрещать иностранные вывески – глупость. Если они появились, значит, на это был спрос, мы где-то посматривали на Запад.
Латинский, а особенно английский язык моментами короче, многие выбирают иностранные слова для экономии времени. Когда говорят: «Ой, я теперь русский человек, не буду говорить “бэк-вокал”, буду говорить “певец, который стоит на подпевке”», – это смешно. Я не считаю это угрозой русскому языку.
Если человек развивается, читает книги, он будет говорить и так, и так, в зависимости от собеседника. Если я общаюсь со своими сотрудниками, я стараюсь объяснить задачу быстро, простыми словами. Если я говорю с девушкой, которой хочу понравиться, я, естественно, буду говорить по-другому. Язык – очень вариативная история.
– Чей стиль из великих авторов прошлого больше всего повлиял на наших современных поэтов и прозаиков?
– Безусловно, влияние Достоевского сложно переоценить, как на русскую литературу, так и на современную литературу в целом. Но есть и другая большая стилистическая линия, идущая от Толстого к Бунину, к Набокову. Это линия большого, развивающегося внутри себя русского стиля, где стиль порой даже важнее психологии. Это проявляется и в деревенской прозе.
Толстой и Достоевский – два берега «русской реки». Каждый автор либо старается проплыть посередине, либо прибиться к одному из них, взяв всё лучшее с этого «берега». При этом огромное влияние оказала и литература XX века: и постмодернисты, и западный экспрессионизм. Русская литература умеет впитывать, перерабатывать и делать всё своим.
– Как изменился язык литературной критики за последнее время?
– Современная критика стала больше книжной, чем аналитической. Часто возникает необходимость просто рассказать о книге, ведь глупо анализировать то, чего никто не читал. Критика нередко выполняет и рекламную функцию, но при этом она всё же есть. Неверно говорить, что критика умерла. Однако литературный процесс сейчас не находится в центре общественного внимания, как в 60-е или 80-е годы; он скорее существует в своей нише.
Поэтому и к критикам меньше внимания. Если люди не знают современных книг, зачем им читать критику? Раньше Гоголь выпускал книгу, и всем было интересно узнать мнение Белинского и других. А сейчас, пока новую книгу прочитают, уже не до критики. Тем не менее, много интересных критиков печатаются, в частности, в нашей газете: Валерия Пустовая, Иван Родионов, Александр Москвин, Вадим Левенталь. Язык у критиков тот же: аналитический, литературоведческий, смысловой.
– В одном из интервью Вы говорили, что в газете должна быть полная демократия, должны печататься разные авторы. При каких условиях в нынешней ситуации это возможно?
– Сегодня существуют «красные линии», определяющие реальность, в которой мы живём. Они, возможно, не идеальны для журналистики, но обусловлены временем. В этих условиях и приходится работать. При этом «красные линии» должны определяться здравым смыслом, а не личными страхами о том, что разрешено, а что нет. Необходимо соблюдать закон. Роскомнадзор определяет существование газет в рамках Конституции Российской Федерации. Это единственный регулирующий орган. Всё остальное – полемика.
– Что Вы думаете о «Z-поэзии» с точки зрения качества этих текстов, а не с точки зрения поднятия боевого духа?
– Мне не очень нравится термин «Z-поэзия», хотя он и прижился. Многие поэты откликнулись на этот драматичный эпизод нашей истории, и объединять их под этим ярлыком, мне кажется, не совсем правильно. Игорь Караулов, Анна Долгорева, Мария Батутина, Марина Кудимова, Надежда Кондакова и многие другие – ведь это не люди, никогда не писавшие стихи. Они и раньше были поэтами, а сейчас просто решили откликнуться на сложные времена для отечества. Конечно, встречаются и спекулятивные тексты, но они есть всегда и не заслуживают особого внимания. В целом, «Z-поэзия», раз уж мы используем этот термин, – это определённое явление, содержащее немало сильных, хороших и искренних произведений.
– Как Вы относитесь к запрету некоторых книг в России? Бывает, что зачеркивают строчки или страницы из-за различных новых законов.
– Это действительно сложный вопрос. Я понимаю логику тех, кто выступает за запреты, например, книги «Лето в пионерском галстуке». Аргументы понятны: «Наши дети это прочитают». С этим сложно спорить, и не хочется поддерживать распутство. Однако если думать о будущем страны, нужно помнить, что ни один запрет не бывает вечным.
Для развития культуры такие декларативные запреты, возможно, на каком-то этапе и необходимы, особенно после сложной общественной ситуации, но в целом это явление временное. Запреты, во-первых, лишь подогревают интерес. В наше время всё равно найдёшь возможность прочитать. Сейчас ничего нельзя запретить полностью. Во-вторых, запреты демонстрируют слабость и беспомощность. Объясните людям, почему это плохо, и они сами не будут это читать. Если объяснить не получается, возможно, ваша правота не так очевидна.
Повторюсь, я не поддерживаю откровенно русофобские тексты или те тексты, которые поддерживают плохое. Давайте дадим людям возможность выбирать. Проблема в том, что такой «чернушный» контент часто вытесняет всё остальное. Нужно, чтобы было разнообразие, чтобы было с чем сравнивать. Если же маятник качается только в одну сторону, то потом он неизбежно качнётся в другую.
– А как выпускники после литинститута находят себя?
– Все по-разному. Литературный институт – прекрасное учебное заведение. Я думаю, что он остался таким же, хотя окончил его довольно давно. Люди там умеют работать со словом, получают хорошее гуманитарное образование. Каждый строит свою жизнь по-разному: кто-то пишет книги, кто-то занимается журналистикой, кто-то ведёт писательскую жизнь, пробует себя в драматургии, литературоведении и так далее. В целом, многие остаются в профессии.
У кого-то литературный институт – второе образование. Многие артисты его оканчивали. В любом случае, это прекрасное место, которое делает тебя счастливым и приближает к таким же – в хорошем смысле – «сумасшедшим» людям, как и ты сам. Сейчас нет распределения после института, да и гарантий, но с образованием, конечно, лучше, чем без него. Найти себя с образованием проще, у тебя больше навыков и знаний.
– А бывают ли у вас моменты, когда вам не хочется читать и писать? Как Вы с ними боретесь?
– Конечно, бывают усталость и апатия, как и у любого человека. Я просто пережидаю, ведь это не может длиться бесконечно. Нельзя же впасть в апатию на год. Значит, если пришло время побыть в апатии денёк-другой, так тому и быть. Потом всё равно возьмёшься за дело и за книгу. Кроме того, я страстный футбольный болельщик, так что всегда есть чем заняться. У меня много увлечений: театр, музыка, чтение, прогулки, командировки, путешествия, участие в книжных выставках, общение с людьми. Поэтому апатия и усталость для меня – явления проходящие. Устал – отдохни.
– Кого из современных авторов из «разных лагерей» Вы бы посоветовали почитать?
– Я очень люблю писателей Павла Крусанова, Сергея Носова, Валерию Попову и Евгению Попову. Из патриотических писателей, безусловно, Захар Прилепин. Знаю, что Сергей Шаргунов скоро выпустит новый роман – он замечательный писатель и мой друг.
Сейчас появляются новые имена: Валерия Троицкая, Дмитрий Филиппов. Это авторы, находящиеся в начале своего литературного пути. Стоит отметить Василия Аксёнова, но не того известного Василия Аксёнова, а ныне живущего писателя-деревенщика, который пишет о сибирском городе Елани – прекрасный и тончайший писатель. По его повести «Десять посещений моей возлюбленной» идёт спектакль в Театре Наций.
Олег Стрижак – уже ушедший из жизни писатель, но его шедевр, роман «Мальчик», был выпущен несколько лет назад. Я всем рекомендую его. Это русский Джойс, Пруст.
Сейчас много обсуждают новый роман Максима Кантора, который я пока не читал, но его предыдущий роман, «Красный свет», – выдающийся. Надеюсь, новый тоже будет интересным.
Есть и другие молодые прекрасные писатели: Михаил Попов, Евгений Кремчуков и Владислав Отрошенко. Алексей Варламов написал выдающийся роман «Одсун». Если начать читать, замечаешь и другие имена. Главное – заинтересоваться.
Автор: Арина Яблонская, студентка первого курса направления «Прикладная филология» филологического факультета Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина, интервьюер Школы журналистики имени Владимира Мезенцева при Центральном доме журналиста.