Сегодня Юрию Грымову - 60. Из нашей последней беседы (фото на ТВ-съёмке – Никита Симонов):
- Посмотрел на сайте вашем про журналистов рассуждение, что, мол, задают одни и те же шаблонные вопросы. Мне просто хотелось бы знать, какие вопросы чаще всего задают?
- Ну, я бы не стал бы уверять, что про всех журналистов.
Но если человек в «Википедии» прочитал, что я был там, сям, телевидение, дизайн, реклама, шоу-бизнес, клипы, кино и сейчас театр, то и вопросы такого же уровня. И мои ответы - они такие же, как и вопросы.
А самый частый - уже просто меня он достал, 30 лет, ну, каждый второй спрашивает: «Вот вы, допустим, не имеете специального режиссёрского образования». Я культуролог по первой своей профессии. Я уже академик двух академий (Российской академии кинематографических искусств «Ника» и Ассоциация коммуникационных агентств России – Е.Д.), в разных областях имею профессиональные награды, но опять тот же вопрос. Слушайте, ну, уже смешно.
– Оставлю этот вопрос под финал… А пока про постановки. Их надо смотреть именно в той последовательности, в которой рекомендуете? То есть, «Леонардо», «Иуда»…
- Можно «Леонардо» с «Петром» менять местами, ну, но не надо начинать смотреть спектакль в «Модерне» с «Иуды». Потому что мы говорим о Христе. А трилогия моя называется «Антихрист и Христос». У Мережковского называлась наоборот: «Христос и Антихрист».
Ну, это моя концепция… Мы движемся к свету, если мы нормальные люди. От темноты, от смрада, от греха - к свету. Трилогию мы закончили, прошло 4 года, и я рад, что люди, как это говорили раньше, голосуют рублём, в том плане, 36 спектаклей в месяц, всё на аншлагах в Театре «Модерн». А люди хотят серьёзное, я в этом уверен.
- То есть, те… те люди, которые придут на «Иуду», и при этом они не видели ни «Петра», ни «Леонардо», они не поймут концепт?
- Они поймут сюжет, они поймут то, что мы говорим про Иуду, говорим про Христа, Понтия Пилата… Но, учитывая, что в «Петре Первом» и «Леонардо да Винчи» мы говорим об Антихристе.
- Вы хитро, как бы, придумали. То есть, зрителю объясняете, что для того, чтоб погрузиться в постановку, он должен, посмотреть две предыдущих…
- Ну, они смотрят по несколько раз. И те люди, которые случайно, допустим, увидели вперёд «Иуду», стопроцентно осмотрят потом «Петра» и «Леонардо» и вернутся опять на «Иуду». У нас много зрителей, которые репертуар Театра "Модерн" 3 - 4 раза смотрят. Есть даже одна семья, я просто знаю, …они посмотрели "Петра Первого" 14 раз.
- Зачем? Они открывают что-то новое для себя?
- Ну это такой фанатизм, в том плане, что ты видишь нюансы. И люди в этом купаются, люди на это обращают внимание…
И ты в театр приходишь разный. Сегодня у тебя было такое настроение, а завтра - другое. Поэтому зрители, которые на это подсаживаются, я имею в виду, на театр, то они проводят очень интересный вечер.
- Вы какой-нибудь спектакль смотрели 14 раз в своей жизни, хоть один?
- Нет, нет…
- А два раза?
- Ну, два раза смотрел, да и три раза смотрел.
- О чём мы говорим?
- Ну, это был стопроцентный «Юнона и Авось». Может, некоторые спектакли Петра Наумыча Фоменко по три раза. Потому что мне очень нравилось. У меня были с ним тёплые отношения, хотя мы были люди разного поколения, но как-то он для меня приоткрыл театр, который я не очень любил. Но именно своей работой, не философствованием.
- Фоменко известен тем, что у него, в общем-то, была секта.
- Нет, я бы поостерёгся говорить, что у Фоменко была "секта". Нет, как раз другие театры были,
ШДИ - это 100% такая странная… А у Фоменко - нет… у Петра Наумыча это всё-таки коллектив единомышленников, скажем так, это семья, это ансамбль, очень разнообразный. Во-первых, это его ученики, то есть, это люди, которые сделаны по образу и подобию своему. И прекрасная труппа, я снимал всех их практически в своих фильмах. И Пётр Наумыч смотрел мои фильмы.
Скажем так, вопрос, который мне недавно задали… Мне он очень понравился, «Кого бы вы хотели позвать на спектакль и услышать реакцию?» Вот, я бы хотел бы Петра Наумыча пригласить, но он давно ушёл из этой жизни. Мне бы хотелось услышать его.
- А у нас есть сейчас профессиональная театральная критика?
- Полагаю, что те люди, которые себе называют критиками, думают, что она есть.
Ну, давайте вспомним газету «Ведомости» дореволюционного периода: когда ставили Чехова, вся Москва ждала этой статьи. Сейчас я думаю, что ни у кого из критиков нет инструмента, скажем так, от них ничего не зависит.
- Ну как, их же читают, в том числе и чиновники, и люди, которые…
- Не-не-не… Нет. Это иллюзия… Их читают сами же критики.
Если бы я не работал на аншлагах, наверно бы я переживал и думал, что хорошо бы какой-нибудь критик про меня что-нибудь написал.
Если критик напишет, что это гениально, и что изменится? Или напишет, что это плохо, ничего не изменится, у них нет инструмента.
Я скажу честно… Я даже запретил пускать всяких отборщиков в «Модерн».
- А как вы можете это запретить?
- Так они же не за деньги приходят. Нет, купил билет - приходи, ради Бога.
Был случай, первый, после этого я сказал, что больше этого не будет. Я был в театре, мне звонит капельдинер и говорит: «Пришла тут женщина какая-то, скандалит». – «Что такое?» - «Мы её не пускаем в зал». Я смотрю на часы, а время - семь сорок. Девятнадцать сорок, то есть, спектакль идёт сколько? Сорок минут… Я спускаюсь, стоит женщина в летАх, и говорит: «Я из «Маски» (Национа́льная театра́льная пре́мия «Золота́я ма́ска» — общественный проект, учреждённый Союзом театральных деятелей Российской Федерации – Е.Д.), меня должны пустить». «Подождите, ну, спектакль уже идёт сорок минут, я же не буду подымать зал»
Во-первых, я считаю, что очень много шарлатанов, которые хотят прийти на халяву. Ну, пусть «Маска» на бланке пришлёт бумажку. Согласны?
Конечно, я видел и спектакли, которые получали награды «Маски». Но это не мой профсоюз. Я так не умею. И главное, что я так не хочу.
А то, что мы делаем в «Модерне» нас сильно отличает… Есть армия поклонников, приходят новые люди, то есть, мы заняты строительством человека… И мне кажется, что это под силу сегодня только театру. Телевидение - мы всё понимаем, это агрессивная среда, странная, а кино - это абсолютный фаст-фуд.
– Вы утверждаете, что телевидение убило кино.
- Оно отчасти его убило… Зритель, как ни крути, всё равно диктует: «Я хочу вот это!» И кино пошло по этому пути. Театр не пошёл…
Я же не ставлю спектакли для зрителей. Я себя радую. И вдруг я вижу отклики людей, и мне очень приятно. Но если у меня есть вибрации, то эти вибрации переходят к актёру, а актёр эту вибрацию передаёт залу.
А кино – «Чё хотите? Чё? Про бандитов? Нате! Вот такой сериальчик…».
Я смотрел здесь недавно «Оппенгеймер» Нолана… Я думал, что он практически один из сегодняшних режиссёров, масс-медийных, больших, с возможностями, который ещё что-то может делать серьёзное. Я посмотрел, ну, мне понравилось, точка… Могу красиво сказать, у меня слёзы на глазах наворачивались - слёзы зависти. Я смотрел и думал: «Какие же они молодцы, что подымают такие серьёзные темы!»
Это атом мирный, не мирный, разведка, не разведка, учёные. Это не какие-то «Содержанки»… Ну, какая-то фигня, «Ёлки-5», «Чебурашки»! Это всё обрушится на нас.
Фильм собрал миллиард рублей, и все - "Оооо!", все – «Вау, как хорошо!». Подождите… В чём сила, допустим, видео-порно-индустрии? Потому что очень низкая себестоимость. Низкая себестоимость, а они зарабатывают. Там обороты-то серьёзные. И я, как бы, раньше на эту тему не говорил. А потом думаю: «А почему я не могу об этом говорить? Почему, допустим, кто-то может писать про мои спектакли, про мои фильмы, да? Но я же тоже имею право высказываться!».
Сняли римейк «Иван Васильевич меняет профессию». Как это? Вот, по мне, это просто невозможно. А просто надо срубить бабла. Например, просто так, раз - тихонечко, все посмотрят наверняка…
Сейчас два театра поставили «Иван Васильевич меняет профессию». Ну что это такое? Ну что, тем нету?
- В «Оппенгеймере» совершенно не соблюдается, условно говоря, «линия партии и правительства», нет темы инклюзивности - нет ни одной лесбиянки, ни одного негра… Что это же такая дерзость сейчас?!
- Кристофер Нолан - единственный, который имеет право голоса…
Сэр Кри́стофер Эдвард Но́лан — кинорежиссёр, сценарист и продюсер. Один из самых кассовых режиссёров в истории, а также один из самых известных и влиятельных кинематографистов. Десять его фильмов собрали более 6,7 миллиардов долларов США по всему миру и получили в общей сложности 28 номинаций на «Оскар», победив в 8 из них. Командор Ордена Британской империи, посвящён в рыцари королём Великобритании Карлом III.
- Единственный?
- Единственный… Ну а кто ещё? Ридли Скотт - это поп-кино.
Больше никого нету. А серьёзные бойцы вообще перестали снимать, никому они не нужны там. Потому что всё равно «победил»… я в кавычках говорю… «Дисней» с этими семейными фильмами. «Дисней» же убил детский кинематограф, это же он сделал. «Ой, ой, ой, маленькая аудитория, детское кино, не-не-не, нет, семейное». И вот сидят - слабо развитый папа, странная мама и ребёнок, и все ржут над совершенно примитивным сюжетом и исполнением. Ребёнок понятно, он развивается. А эти вот такие дядьки и тётьки – «Хэ-хэ-хэ-хэ! Хорошо отдохнули!» А когда ты напрягался-то? Ты ещё не напрягался вообще.
А вот в театре мне говорят: «Надо расслабиться!» В сауне расслабляются.
Поэтому и ходят они в театр все в тренировочных… Ну, понимаю же, спортивная одежда, домашняя одежда, пижама… Помните эти кошмарные пижамы с логотипами?
Ну, не надо, общество потребления…
Бабушка говорила мне, что в России одеваются в два места - в церковь и в театр.
В «Модерне» у меня мягкий дресс-код… Я же не могу запретить, да? Но процентов 65 одеваются. Я по залу вижу. Это же классно - прийти в 6 часов, зайти в лучший буфет Москвы: лучшая винная карта, лучшие выпечки.
Каждый раз думаю, какой сделать новый бутерброд, чтоб было его удобно есть. Не в целлофане, как во многих театра.
Каждый спектакль выпускаются эклеры. Мы уже за всё это время сделали около 7-ми тысяч эклеров. И мы ведём подсчёт. Каждый день на доске пишут, сколько сегодня съели эклеров.
- Мы про буфеты в прошлый раз, когда с вами беседовали, тоже говорили, и я с кем-то из ваших коллег, эту тему затронул, мне собеседник заявил: «Ну, Грымов буфетом хвастается, потому что остальным не может похвастаться». Вы чувствуете зависть со стороны коллег
- Я не знаю… Мне не говорят…
Ну, по всей видимости, этот человек абсолютно не видел наши спектакли. А если, допустим бы, он видел, то он бы с ума бы сошёл и видел, как люди кричат, стоя хлопают, на всех практически спектаклях.
Но это не значит, что ему может понравиться. Это нормальная ситуация. Но не замечать успех «Модерна» - это классно. Меня это возбуждает.
Критики про «Модерн» не пишут. Я теперь этому рад. Но мы из другого профсоюза, не надо… Понимаете? Просто…
Мы очень сильно эстетически и этически отличаемся от других театров. И зритель говорит: «Вау!» Я читаю, там женщина пишет: «Мой муж ненавидел театр. Всё, мы только в "Модерн" ходим!» Ну, то есть, он понял, что есть театр, который ему близок.
Это очень индивидуально. Поэтому, когда кто-то начинает ёрничать, я, во-первых, не обижаюсь на это. Ну, хорошо, ну, наверно, нечем похвастаться. Ну, нечем… Будем хвастаться деньгами. Потому что билеты уже по 12 тысяч.
– Я, кстати, когда про награды был разговор, буквально час назад, когда собирался на интервью, коллега спросила: «О чём говорить будете?» - Я говорю: «Ну, про спектакль «Иуда» побеседуем». - Она «Это Театр Наций, про Горбачёва постановка?» Ну, такой троллинг. Этот спектакль был отмечен и получил массу наград. Меня здесь интересует отношение ни к режиссёру Алвису Херманису, и не исполнителям (Чулпан Хаматоваой и Евгению Миронову), а к фигуре персонажа Михаила Сергеевича Горбачёва. Как относитесь?
- Сложно… Я же в курсе… То есть, я же современник этого всего.
Я не люблю ряженых на сцене. Если, допустим, я сейчас рассказываю историю Иуды, то я изобретаю миф - тот, который я чувствую. А вы, зрители, принимайте правила игры. А Горбачёв - я его видел, я его знаю, я видел темперамент этого человека. Я, как мне казалось, понимал его природу.
Я всё-таки когда-нибудь соберусь, напишу сценарий про 90-е, ну, скажем так, про то, что я знаю. А я много знаю. Практически всё вот это становление, и Гайдар… Ельциным я занимался, да, и там, Березовский…
Потому что я вот сейчас смотрю, выходят какие-то фильмы про бандитов всё каких-то…
Ну, я понимал, что они есть, тогда, я их видел. Я против того, чтобы 90-е олицетворялись только с бандитскими разборками и людьми. Сколько фамилий появилось… Появилась мода,
современная живопись, появились люди… Даже там, тот же Пригов, Айдан Салахова, Катя Филиппова … Я же всё знаю, как всё это было. Это удивительная вещь. Это же просто обалденное было время. Не какое-то желание сделать одеться, как новогодняя ёлка, а люди созидали. Потому что, как называлось раньше? «Театр Моды».
Я же тоже был манекенщиком у Зайцева. Может быть, соберусь сделать. Может быть… Может быть…
- Возвращаясь к «Иуде», я сейчас наблюдаю с интересом и, может быть, даже с восторгом, ренессанс интереса к рок-опере «Иисус Христос – Суперзвезда». Количество скачиваний возростает и на многих площадках ставят.
- Надо разделит интерес зрительский и профессиональный. То есть, те люди, которые ставят… пытаются ставить, они пытаются быть моложе. То есть, они хотят вернуться… Когда девушки были молодые, и трава зелёная. Они не вернутся. Это невозможно сделать. Потому что человек живёт прошлым.
То, что люди скачивают, это говорит о слабом шоу-бизнесе сегодняшнем. Они ищут что-то… то, что их может теребить. У меня идёт спектакль «Нирвана», про Курта Кобейна. Мы всё поднимает и поднимаем цены на билеты… Просто на люстрах висят… Всё покупают… Орут, кричат… Потому что это не шоу-бизнес. Курт Кобейн - не шоу-бизнес. Это рок-музыкант. Это не шоу-бизнес.
А сейчас всё - шоу-бизнес.
Люди одеваются, как новогодние ёлки, безвкусно. Думают, как бы им получить аудиторию, в Интернете и так далее. Они заняты не этим.
- А вот, возвращаясь к «Оппенгеймеру», меня поразил совершенно кастинг: решились выбрать на роль героя Киллиана Мерфи, человека, который лично ассоциируется, если мы говорим про бандитов, с «Острыми козырьками».
«О́стрые козырьки́» (англ. Peaky Blinders) — британский криминальный драматический сериал, созданный Стивеном Найтом в 2013 году для телеканала BBC Two и рассказывающий о деятельности преступного клана Шелби в Бирмингеме в 1920-е годы.
- Это риск режиссёра. Это риск, просто риск.
Как я вот выбираю актёров, допустим, в театре…
Я же кастинги-то не провожу.
Без кастинга, я приглашаю, мы садимся, пьём чай…
Я говорю: «Я бы хотел, чтобы вы играли…».
– Я считал, что у нас только Никита Сергеич Михалков способен на такие экзерсисы…
- Нет. Никогда в жизни… У любого спросите, Джигарханяна, Аксакова и Петренко, всех… Саша Балуев, последние "Три сестры", там все снимались. Да, Суханов, Поляковы, там… Я вообще одних и тех же актёров старался снимать.
Ну, насколько возможно…
Не, ну, какой кастинг? Ну, как… Послушайте… Если будет кастинг…
Как я буду наблюдать то, что он будет делать всё сам? И думать - получится у него? А если я вложусь в него? Зачем? Зачем? Мне просто это не нужно.
Поэтому в театре хорошо тем, что артисты иногда сами не знают, что они могут. Как правило, хороший артист не знает. И моя задача - его не то, что убедить, а показать, что у него это есть. … У меня прекрасный «Пьер Безухов» - играет Саша Колесников… Просто великолепно… Ну прям «вошёл в размер».
Но они же могут играть сегодня зайчиков, а завтра играть Петра Первого. Это нормально. У меня не может быть, что артист не будет играть в массовке. Как это? Ну, это невозможно. Это же театр!
- А вообще, индустрия пострадала из-за того, что большое количество актёров и режиссёров сейчас не работают в стране? Вот, они уехали… Это ощущается, дефицит, скажем, кадровый?
- Это пусть… пусть анализируют критики. Я лично считаю, что человек… творческий человек, любой человек имеет право работать там, где он считает нужным, жить там, где он считает нужным, это его выбор.
Человек живёт в одном районе, потом переехал в другой район. А что это ты уехал из того района, где у тебя родители, да? Ну, и мы можем говорить так про границы и так далее. Я считаю, что это большая трагедия, когда яркие … творческие, яркие люди дают возможность за ними наблюдать. За этими фильмами, спектаклями… Мне что-то может не нравиться, но я всегда скажу честно, если мне что-то нравится, скажем так, коллеге… Даже я его не знаю, я найду телефон позвонить и сказать, что это обалденно.
Откуда-то пошлО… Я помню, я сделал фильм «Казус Кукоцкого»… И получаю, там, всякие награды… Мне звонит Гарри Бардин. Великий мультипликатор, художник, режиссёр… Он звонит: «Здрасьте, это Гарри Бардин, я хочу Вас поблагодарить за блестящую работу!»
Мне было приятно. Да, я делаю так, если мне нравится.
- Возвращаясь к «Иуде», я сейчас наблюдаю с интересом и, может быть, даже с восторгом, ренессанс интереса к рок-опере «Иисус Христос – Суперзвезда». Количество скачиваний возростает и на многих площадках ставят.
- Надо разделит интерес зрительский и профессиональный. То есть, те люди, которые ставят… пытаются ставить, они пытаются быть моложе. То есть, они хотят вернуться… Когда девушки были молодые, и трава зелёная. Они не вернутся. Это невозможно сделать. Потому что человек живёт прошлым.
То, что люди скачивают, это говорит о слабом шоу-бизнесе сегодняшнем. Они ищут что-то… то, что их может теребить. У меня идёт спектакль «Нирвана», про Курта Кобейна. Мы всё поднимает и поднимаем цены на билеты… Всё покупают и покупают… Просто на люстрах висят… Орут, кричат… Курт Кобейн - не шоу-бизнес. Это рок-музыкант. Это не шоу-бизнес.
А сейчас всё - шоу-бизнес. Люди одеваются, как новогодние ёлки, безвкусно. Думают, как бы им получить аудиторию, в Интернете и так далее. Они заняты не этим.