Василий Сныцерев появился на свет в 1929 году на территории Томской области. Сведения о детских и юношеских годах будущего генерала довольно скудны: в отрочестве, вскоре после завершения Великой Отечественной войны, он стал учащимся ремесленного училища. Именно там произошла первая судьбоносная встреча Сныцерева с уголовной средой, кардинально изменившая его дальнейшую судьбу. Старший парень из их набора, Витя по кличке Пахан, увлекал младших товарищей рассказами о романтике воровской жизни, а позже отправлял их воровать на местные рынки.
Со временем матери Сныцерева удалось добиться его перевода в Томское военное училище.** Окончив его, в 1946 году молодого человека направили на службу в структуры МВД: он занял должность стрелка в подразделении военизированной охраны.
На протяжении своей долгой служебной биографии Сныцереву довелось занимать различные посты в Томской и Архангельской областях, в Магадане и на Чукотке, а также в Каргопольском исправительно-трудовом лагере (ИТЛ) – одном из крупнейших в Советском Союзе. Однако в 1953 году на Колыме Сныцерев впервые оказался в чрезвычайно опасной ситуации.
После кончины Иосифа Сталина в марте 1953 года во множестве лагерей СССР начались волнения** – заключенные ожидали перемен. Их подогревали и слухи о грядущей амнистии, вскоре получившие официальное подтверждение. Но в одном из колымских лагерей нараставшее напряжение переросло в полномасштабный бунт – его инициатором и предводителем стал вор в законе по прозвищу Хищник, матерый рецидивист, виновный в семи убийствах и отбывавший длительный срок.
Началось все с того, что зэки объявили отказ от выхода на работу. Но это было лишь первым шагом: вскоре они изгнали с территории зоны всех сотрудников администрации, оставив только медработников. Бунтовщики блокировали вход в лагерь, допуская лишь доставку продовольствия. Власть заключенных быстро обернулась произволом: восемь воров в законе совершили групповое изнасилование начальника медсанчасти – женщины, прошедшей всю войну.
Пока растерявшаяся администрация лагеря ожидала указаний сверху, 24-летний Сныцерев принял решение действовать самостоятельно.** Нарушив все возможные инструкции, молодой офицер проник на территорию лагеря, оценил обстановку и благополучно вернулся. Когда зэки узнали о лазутчике, их возмутила его дерзость, и в наказание они вынесли "приговор" – выбить Сныцереву глаз. Однако офицер, узнав о своей участи, не струсил и вновь, не поставив в известность начальство, отправился в лагерь.
Он направился прямиком в барак, служивший "штабом" для бунтовщиков.** Навстречу офицеру вышел один из зэков, назначенный другими осужденными для исполнения "приговора". "Не боишься?" – бросил своему "палачу" Сныцерев. В ответ офицер невозмутимо навел на противника пистолет – и тот поспешно ретировался. Затем Сныцерев вошел в барак, подошел к Хищнику и на глазах у замерших зэков приставил оружие ко лбу их главаря, произнеся: "У меня здесь полная обойма. Сколько есть, все вам достанется. Меня вам не запугать".
Выдержав паузу, Хищник произнес: "Ладно, начальник, тебе засчитывается [твоя взяла, убедил], иди с богом... Никто тебя не тронет. Завтра выйдем на развод."** Сослуживцы Сныцерева были поражены и упрекали его: "Зачем лез в самое логово? Ведь могли разорвать..." Тот лишь разводил руками: мол, не мог я оставаться в стороне.
После колымского инцидента карьера Сныцерева резко пошла вверх. В 1967 году под его руководством была создана колония №5 в Димитровграде; Сныцерев стал ее начальником. Через семь лет он возглавил отделение исправительно-трудовых учреждений (ИТУ) УВД Ульяновской области, а в 1980 году стал руководителем Усольского управления лесных ИТУ.
Именно тогда Сныцерев реализовал идею, зародившуюся еще в юности. По его инициативе на базе транзитно-пересыльного пункта при исправительно-трудовой колонии в Соликамске было создано единое помещение камерного типа (ЕПКТ) на 240 мест – по сути, "зона в зоне". Позднее соликамская колония получила неофициальное название "Белый лебедь": въездные ворота украшали фигурки белых лебедей.
Василий Сныцерев установил в соликамской колонии беспрецедентно строгий режим. Основной целью этого нововведения было "перевоспитание" воров в законе, многие из которых славились своей принципиальностью и буйным нравом.
У Сныцерева имелись веские основания для ужесточения режима в "Белом лебеде". Колония имела печальную репутацию, среди сотрудников ходила специальная брошюра, посвященная ей. В ней утверждалось, что на зоне «...процветали картежная игра, пьянство, воровские разборки, совершались акты мужеложства (...). При посещении колоний руководством управления осужденные демонстративно их не замечали и не приветствовали».
Сныцерев решил положить конец этому беспределу и объявил войну местным ворам в законе. Отныне каждый вор, попавший в "Белый лебедь", обязан был либо письменно отречься от своих принципов и принадлежности к воровскому сообществу, либо сфотографироваться с табличкой, гласившей "Я больше не вор". Бывали случаи, когда осужденного авторитета переводили из "Белого лебедя" досиживать срок на обычную зону – но после ЕПКТ он находился там уже на положении рядового заключенного.
По словам самого генерала, после каждой его индивидуальной беседы с новоприбывшим в "Белый лебедь" зэка начинали "прессовать" сокамерники:** "Ты не вор! Ты был у Сныцерева – значит, ты уже не вор!" Постепенно в уголовной среде сложилось устойчивое мнение, что "Белый лебедь" – это центр дисквалификации воров, а байками о Сныцереве уголовники пугали друг друга. Они же присвоили начальнику "Белого лебедя" прозвище Архитектор – очевидно, в память о созданном им ЕПКТ.
Воров в законе в стенах "Белого лебедя" "ломали" различными методами.** Сотрудники местного оперативного отдела, прозванного здесь "абвером" (по аналогии с разведкой нацистской Германии), всеми силами старались подорвать авторитет воров и собрать на каждого максимальный компромат. Ходили слухи, что соликамская зона при Сныцереве превратилась в тюрьму-пыточную, где зэков избивали до полусмерти, морили голодом и холодом. Впрочем, администрация колонии решительно опровергала эти слухи: по утверждению тюремщиков, жаловались те осужденные, кто не выдерживал изоляции от преступной среды и стремился вырваться из "Белого лебедя".
Но если доказать факты пыток в Соликамске так и не удалось, то моральное давление на авторитетов было очевидным и не отрицалось. В первую очередь Сныцереву удалось изолировать наиболее влиятельных воров в законе от их окружения и полностью пресечь все их связи с внешним миром. В итоге в "Белый лебедь" не проникали ни "малявы" (послания на воровском жаргоне), ни запрещенные продукты, ни спиртное или наркотики.
"Белого лебедя" стали бояться, Здесь они оказывались в непривычных условиях: строжайшая изоляция в камерах-одиночках, обязательный труд (а для вора работать – означало утрату статуса), перекрытие каналов получения информации с других зон, отсутствие "общака" и прочих привилегий, полагавшихся по рангу.
Поддержание такого порядка в "Белом лебеде" обеспечивалось тщательным отбором персонала, куда принимали только самых проверенных людей. В свою очередь, хозобслугу формировали из зэков, уже сломленных администрацией, или тех, кто всегда испытывал неприязнь к ворам из-за их высокого положения в уголовной иерархии. Такие осужденные категорически отказывались выполнять просьбы воров в законе – ведь администрация приравнивала это к тяжкому нарушению. За это зэка из хозобслуги могли легко перевести обратно на обычную зону, где его ждала неминуемая расправа за сотрудничество с тюремщиками.
Кроме того, Сныцерев додумался свозить в одно место как можно больше криминальных лидеров, руководствуясь принципом "два медведя в одной берлоге не уживутся". В итоге внутри ЕПКТ постоянно вспыхивали конфликты из-за распределения коек, порядка раздачи пищи. Особо упрямого вора могли подселить в камеру к "сукам" – отступникам от воровских законов, согласившимся сотрудничать с администрацией. И уже сами "суки" вынуждали нового сокамерника отречься от титула.
Иногда администрация применяла против воров в законе изощренные психологические приемы. Например, после медосмотра вору могли сообщить, что у него обнаружен рак, – и для получения лечения ему придется отказаться от своего статуса.
Еще одним новаторством Сныцерева стало уравнивание в правах воров и "опущенных" – изгоев среди заключенных. Ранее для вора принять что-либо из рук "опущенного" считалось позором, равносильным потере титула. Но при Сныцереве ситуация изменилась: теперь, если дежурным на кухне или дневальным был зэк-изгой, ворам в законе приходилось вступать с ним в контакт, брать у него еду и столовые приборы. В конце концов "опущенные" перестали быть абсолютными изгоями, что изначально казалось крайне рискованным шагом по меркам уголовного мира. Однако в итоге этот эксперимент увенчался успехом.
Между тем, воровское сообщество было глубоко возмущено происходящим в "Белом лебеде". На очередной сходке авторитеты постановили, что отречения от титулов на территории зоны следует считать фиктивными – якобы это лишь тактический ход для обмана администрации. Самому генералу Сныцереву воры в законе вынесли смертный приговор – впрочем, привести его в исполнение им так и не удалось.
За десятилетие руководства Сныцеревым "Белым лебедем" через зону прошло свыше пяти тысяч осужденных, и за это время там не было зафиксировано ни одного преступления. По неофициальным данным, Сныцереву удалось добиться отречения от титула более чем у 130 воров в законе. Однако, несмотря на все усилия начальника зоны, некоторые воры так и не сломались. К примеру, не отрекся от титула авторитет Коста Бобохидзе (Гиви Дзагуния), проведший в стенах "Белого лебедя" целый год. А вора в законе Виктора Сидоренко (Кукла) тюремщикам не удалось сломить даже за семь лет заключения.
Но самым знаменитым узником "Белого лебедя" стал легендарный вор в законе Владимир Бабушкин (Вася Бриллиант) – эталон следования воровскому кодексу чести. На какой бы зоне ни оказывался Бриллиант, он категорически отказывался работать, а с представителями администрации общался исключительно с использованием отборной брани. О том, что "Белый лебедь" станет его последним местом заключения, вор в законе догадывался – и делился своими опасениями с сокамерниками. Бриллиант понимал, что рано или поздно ему придется заплатить за свою верность воровским принципам.
Согласно официальной версии, в 1985 году авторитет погиб в "Белом лебеде" в результате несчастного случая.** Тем не менее, почитатели вора в законе убеждены, что смерть Бриллианта была насильственной: по одним сведениям, ему проломили голову стальным прутом, по другим – задушили. Согласно третьей версии, вора в законе до смерти избил сотрудник санчасти по кличке Морда. Как бы то ни было, свое последнее пристанище Вася Бриллиант обрел на 89-м участке соликамского кладбища, а его могила превратилась в культовое место для представителей криминального мира.
Друзья теперь можно читать наши статьи в телеграмм канале, для перехода жми ЗДЕСЬ