— Отдай мне свою долю наследства! Я старшая, мне больше полагается! — кричала Валентина прямо у гроба, не обращая внимания на шокированные взгляды присутствующих.
Елена стояла рядом с венками и не могла поверить в происходящее. Отец ещё не был похоронен, а старшая сестра уже требовала деньги. Люди начали перешёптываться, кто-то качал головой с осуждением.
— Валя, опомнись! — тихо проговорила Елена, стараясь не привлекать больше внимания. — Сейчас не время для таких разговоров.
— Когда же тогда время? Ты думаешь, я не знаю, что папа всё тебе завещал? — Валентина говорила громко, размахивая руками. — Ты всегда была его любимчиком. Младшенькая, беспомощная. А я что, не дочь ему была?
Елена чувствовала, как к горлу подступает ком. Хоронить отца было и так тяжело, а теперь ещё и этот скандал. Она помнила, как всего неделю назад сидела у постели умирающего отца, держала его за руку, а он шептал ей последние слова.
— Лена, — говорил тогда папа, — я знаю, что между вами с Валей всегда была натянутость. Но ты добрая, ты не оставишь сестру в беде. Дом я завещаю тебе, потому что знаю — ты правильно всё сделаешь.
Отец долго болел, и Елена ухаживала за ним последние полгода. Валентина появлялась редко, всегда с претензиями к тому, что лекарства дорогие, что сиделка слишком много берёт, что не стоит тратить деньги на частную клинику.
— Всё равно он не выздоровеет, — говорила она. — Зачем выбрасывать деньги на ветер?
А теперь, когда папы не стало, Валентина вдруг вспомнила о своих правах. Елена посмотрела на сестру и поняла, что разговор неизбежен, но не здесь же, не сейчас.
— Валя, давай поговорим об этом дома, после похорон. Люди смотрят, — попросила она.
— Пусть смотрят! — не унималась Валентина. — Пусть все знают, какая ты хитрая! Прикинулась паинькой, а сама всё под себя подгребла!
Тётя Клавдия, папина сестра, подошла к ним и строго посмотрела на Валентину.
— Валя, ты совсем стыд потеряла? На похоронах такое устраивать! Брат в гробу лежит, а ты тут о деньгах кричишь. Как тебе не стыдно!
— А вы, тётя Клава, не вмешивайтесь в наши семейные дела. Это между мной и сестрой, — огрызнулась Валентина, но голос её стал потише.
Елена благодарно взглянула на тётю. Клавдия Петровна всегда была справедливой женщиной, и её мнение в семье уважали.
— Девочки, — сказала тётя, — сейчас надо проводить Михаила Ивановича с миром. А потом уж разберётесь со всеми вопросами спокойно, по-человечески.
Валентина замолчала, но Елена видела, как сестра злобно на неё поглядывает. Похороны прошли тяжело. Елена плакала, вспоминая отца, а Валентина стояла с каменным лицом, явно обдумывая что-то своё.
После кладбища народ собрался в доме отца на поминки. Елена суетилась на кухне, подавала на стол, принимала соболезнования. Валентина сидела с мрачным видом и почти не разговаривала с гостями.
Когда последние посетители ушли, сёстры остались наедине. Елена убирала со стола, а Валентина курила на кухне.
— Ну что, теперь поговорим? — спросила Валентина, затушив сигарету.
— Валя, я понимаю, что ты расстроена. Но завещание составлял папа, не я. Я никого не принуждала и не подговаривала.
— Да ну? А кто последние месяцы у него дежурил? Кто ему в уши жужжал? — Валентина встала и начала ходить по кухне. — Думаешь, я не понимаю, как эти дела делаются? Старика обработать — плёвое дело.
Елена почувствовала, как внутри поднимается гнев. Она всегда была спокойной, но сейчас терпение подходило к концу.
— Валя, если ты считаешь, что я обрабатывала папу, то где ты была все эти месяцы? Я каждый день к нему ездила, с работы сразу к нему. Врачей возила, лекарства покупала, убирала, стирала. А ты появлялась раз в неделю, и то с недовольным лицом.
— У меня своя семья, свои заботы! — возразила Валентина. — Не все могут позволить себе роль благодетельницы.
— Роль благодетельницы? — Елена не могла поверить в услышанное. — Валя, это же наш отец был! Не чужой человек!
Валентина махнула рукой.
— Хватит разводить сентименты. Давай к делу. Дом стоит приличных денег, участок большой, в хорошем месте. Половина по справедливости моя.
— Валя, а если я не соглашусь? — тихо спросила Елена.
— Тогда пойдём в суд. Завещание можно оспорить. Я найду способ доказать, что папа был не в себе, когда его подписывал.
Елена присела на стул. Она понимала, что Валентина не блефует. Старшая сестра всегда была человеком настойчивым, даже жёстким. В молодости она быстро вышла замуж, родила детей, а потом всю жизнь посвятила карьере. Работала в администрации, дослужилась до заместителя главы района. Привыкла добиваться своего любыми способами.
— Послушай, Валя, — сказала Елена, — а давай поговорим честно. Что тебе на самом деле нужно? Дом или деньги?
— Мне нужна справедливость, — отрезала Валентина. — Я старшая дочь, и у меня есть права.
— Хорошо, допустим, ты получишь свою долю. А что дальше? Дом продавать будем?
— А что его держать? Мне он не нужен, мне моя квартира нравится. Продадим, разделим деньги поровну.
Елена молчала. Этот дом был её детством, её памятью. Здесь она росла, здесь жила с папой после смерти мамы. Продать его было всё равно что предать отца.
— Валя, а может быть, есть другой вариант? Я могу выкупить твою долю.
— На какие деньги? — усмехнулась Валентина. — Ты же воспитательница в детском саду. Где ты возьмёшь такие деньги?
Елена действительно работала в детском саду, получала немного. Но у неё были кое-какие сбережения, и она была готова взять кредит, лишь бы сохранить отцовский дом.
— Я найду деньги, — сказала она. — Сколько ты хочешь?
Валентина задумалась. Елена видела, что сестра прикидывает варианты.
— Хочешь оставить дом себе? Тогда плати полную стоимость половины. Я наводила справки — дом можно продать за четыре миллиона. Значит, два миллиона мне.
— Два миллиона? — Елена растерялась. — Валя, это же огромные деньги.
— Зато дом останется твой. Думай. Даю тебе время до конца недели. Не согласишься — идём в суд.
Валентина встала, взяла сумку и направилась к выходу.
— Валя, подожди, — остановила её Елена. — Скажи честно, неужели тебе деньги важнее отношений с сестрой?
Валентина обернулась. На лице её было написано раздражение.
— Лена, не строй из себя святую. Мы с тобой никогда близки не были. И отношения у нас никакие. Так что не надо этих разговоров про семейные узы.
— Почему ты так говоришь? — удивилась Елена. — Мы же сёстры.
— Сёстры? — Валентина горько усмехнулась. — Да мы просто разные люди. Ты всегда была папиной любимицей, а я — так, дочка номер один, которая должна была быть примером и во всём уступать младшей.
Елена впервые услышала такие слова от сестры. Она не подозревала, что Валентина так думает.
— Валя, но это же не так. Папа нас обеих любил.
— Может быть. Но тебя больше. И это все видели. Помнишь, как он на твой выпускной из института приехал? А когда я защищала диплом, он сказал, что не может, работа не отпускает.
— Но тогда у него действительно были проблемы на работе, — попыталась объяснить Елена.
— А когда я замуж выходила, он тоже нашёл причину не приехать. Зато на твою свадьбу примчался за триста километров.
Елена замолчала. Она помнила те события, но никогда не думала, что Валентина так болезненно их воспринимала.
— Валя, может быть, ты права. Но я в этом не виновата. Я не просила папу меня больше любить.
— Не просила, но пользовалась. Всегда была тихой, послушной, удобной. А я должна была быть сильной, самостоятельной. Со мной никто не церемонился.
Валентина открыла дверь, но потом снова обернулась.
— Знаешь что, Лена? Я всю жизнь была второй. И в семье, и в отношениях с папой. Хотя бы теперь, после его смерти, я получу то, что мне полагается.
Она вышла, хлопнув дверью. Елена осталась одна в большом доме, где всё напоминало об отце. Она ходила по комнатам и думала о словах сестры. Неужели Валентина действительно чувствовала себя обделённой все эти годы?
На следующий день Елена пошла к тёте Клавдии. Старая женщина встретила её с пониманием.
— Ну что, племянница, совсем запуталась? — спросила она, наливая чай.
— Тётя Клава, я не знаю, что делать. Валя требует деньги, а у меня их нет. И потом, неужели она права? Неужели папа меня больше любил?
Клавдия Петровна долго молчала, потом вздохнула.
— Лена, я скажу тебе правду. Да, Миша тебя больше любил. Но не потому, что ты младшая. А потому, что ты была похожа на маму. И характером, и внешне. Валя пошла в отцовскую родню — жёсткая, прямолинейная. А ты мягкая, добрая, как Катенька была.
— Но это несправедливо, — прошептала Елена.
— Справедливо ли, несправедливо — не знаю. Родители тоже люди, у них есть свои чувства. Миша никогда Валю не обижал, всегда старался быть справедливым. Но сердце не обманешь.
— А что теперь делать? — спросила Елена.
— А что хочешь сама? Дом сохранить?
— Очень хочу. Но денег таких нет.
— Тогда поговори с Валей ещё раз. Может быть, она согласится на меньшую сумму. Или на рассрочку.
Елена так и сделала. Она позвонила Валентине и попросила встретиться ещё раз.
— Валя, я согласна выплатить тебе деньги, но не могу сразу такую сумму. Давай договоримся о рассрочке.
— Сколько можешь дать сейчас? — спросила Валентина.
— Пятьсот тысяч есть на сберкнижке. Остальное буду выплачивать по сто тысяч в год.
— Пятнадцать лет? — Валентина покачала головой. — Долго.
— Валя, а можно я тебе кое-что скажу? Я поняла, что ты чувствовала себя обделённой. Если это так, то прости меня. Я не хотела быть причиной твоей боли.
Валентина посмотрела на сестру внимательно.
— Лена, дело не в тебе. Дело в том, что я всю жизнь боролась за внимание и признание. Сначала родителей, потом мужа, потом начальства. Устала бороться.
— Валя, а что если мы попробуем стать настоящими сёстрами? Я имею в виду, общаться, поддерживать друг друга.
— Не знаю, — честно ответила Валентина. — Мы очень разные. Но попробовать можно.
Они договорились, что Елена будет выплачивать Валентине по сто пятьдесят тысяч в год. Получилось чуть больше десяти лет, но это было приемлемо.
— Знаешь, Лена, — сказала Валентина перед уходом, — я никогда не думала, что ты согласишься на такие условия. Думала, будешь до последнего сопротивляться.
— А я никогда не думала, что ты так долго копила обиды, — ответила Елена.
Валентина улыбнулась, и Елена увидела в этой улыбке что-то новое, незнакомое.
— Может быть, мы действительно попробуем стать сёстрами? — сказала Валентина. — Настоящими.
Елена кивнула. Она понимала, что путь будет долгим и не всегда лёгким. Но впервые за много лет она почувствовала, что между ней и сестрой может появиться что-то хорошее. Отцовский дом остался в семье, а это было самым главным.