С самого детства она знала, что «мама устала». Что «не надо расстраивать папу». Что «нельзя грубить бабушке, она старая». Что «будь умницей — тогда тебя будут любить».
И она старалась.
С пятилетнего возраста — сама убирала игрушки. В первом классе — училась на «отлично». Не просила дорогих кукол. Не устраивала истерик. Даже если было страшно — говорила «всё хорошо». Даже если было больно — улыбалась.
Её хвалили. Родственники называли «солнышко». Учителя — «пример для остальных». Соседи говорили:
— Вот бы всем таких детей!
И она верила, что так и надо. Что любовь — это награда за удобство.
Когда подросла, не спорила. Не спорила, когда сказали: «идти на экономику — надёжно». Не спорила, когда мама решила, что жить надо «пока с нами». Не спорила, когда отец сказал:
— Твой парень какой-то странный. Он нам не подходит.
Она бросила того парня. Тихо. Без скандала. Просто потому что не хотела ссор. Потому что «если родители против — значит, что-то знают».
Потом был другой. Стабильный. Вежливый. Родителям понравился. И она решила — значит, так и надо. Жить — по плану. По шаблону.
Они поженились. Без страсти, но с одобрением. Купили квартиру. Родили ребёнка. Всё было «как у людей».
Только вот она всё чаще ловила себя на ощущении, что живёт в чьей-то жизни. Не своей.
Она продолжала звонить маме каждый день. Продолжала приходить в гости — даже если не хотелось. Продолжала соглашаться:
— Да, ты права.
— Да, конечно, мы приедем.
— Да, всё нормально.
А ночью — не могла уснуть. Не от тревоги. От тишины. Внутренней. От ощущения, что забыла, какой голос у самой себя.
Однажды она не поехала. Просто написала:
— Мам, мы не приедем. У нас выходной. Хочу просто полежать.
И услышала в трубке:
— Что с тобой? Ты же всегда...
Да. Всегда. Была. Удобной.
А теперь — захотела быть собой.
Потом пошло дальше. Она записалась на курс рисования. Без пользы. Просто потому что любила краски в детстве. Она снова встретилась с тем самым первым парнем. Не ради отношений. А чтобы спросить: «Как ты? Мы были настоящими?»
И он сказал:
— Ты была собой. Тогда. Потом — как будто исчезла.
Она не бросила семью. Не устроила революции. Она просто — стала говорить.
— Я устала.
— Я не хочу туда идти.
— Я не готова это обсуждать.
Сначала было странно. Потом — легче. Мир не рухнул. Муж не ушёл. Ребёнок не стал хуже. А мама… мама обиделась. Но через месяц позвонила:
— Ты что-то хотела рассказать?
И впервые она ответила честно:
— Да. Но теперь — когда я буду готова. Не по расписанию.
Теперь она не боится не соответствовать. Не боится, что разочарует. Потому что поняла: если любовь зависит от удобства — это не любовь.
Она по-прежнему любит близких. Но теперь — и себя тоже.
И это — больше, чем «быть хорошей».