Июль 1941 года. Северо-Западный фронт.
Воздух под Псковом был густым и горьким. Горели леса, горели деревни, горела земля. Немецкие танковые клинья рвали оборону 11-й армии.
Отступление, неразбериха, потеря связи – первые недели войны обрушились на Красную Армию страшным молотом.
В этом хаосе, на одной из пыльных лесных дорог, затерянных среди озер и перелесков, шла к линии фронта бронемашина БА-10 из состава 2-й танковой дивизии.
Бронеавтомобиль двигался по извилистой проселочной дороге, которая то и дело пересекала новую грунтовую трассу. Однако выезжать на нее красноармейцы не решались.
За рулем сидел механик-водитель, старший сержант Козлов. Его лицо было сосредоточенным, а руки крепко держали штурвал. Рядом, болтая о чем-то своем, расположился пулеметчик, рядовой Файзуллин.
В башне находился командир машины, младший лейтенант Сорокин. Он выглядел молодо, но в его глазах уже мелькнула тень усталости. С ним был замкомандира по экипажу, наводчик, красноармеец Григорий Алтухов.
Алтухов, коренастый, с открытым русским лицом и спокойным, вдумчивым взглядом, проверял снаряды к 45-мм пушке.
– Гриша, как считаешь, успеем к своим до темноты? – спросил Сорокин, протирая смотровую щель.
Солнце клонилось к закату, отбрасывая длинные тени. Где-то далеко грохотала канонада.
– Если дорога не разбита и фрицы не перерезали ее, тогда да, товарищ лейтенант, – ответил наводчик, аккуратно укладывая снаряд. – Двигатель тянет пока. Но чую я, сердцем чую, тишина эта – к худу.
– Тише, командир! – внезапно рявкнул Козлов, притормаживая. – Слышите? Моторы... Много моторов. Слева, из-за холма!
Все замерли, прислушиваясь. Ровный, нарастающий гул танковых двигателей действительно доносился из-за бугра, заросшего мелким сосняком. Не наши. Точный, механический звук немецких моторов.
– Закрыть люк! Быстро! – скомандовал Сорокин, бледнея. – Козлов, въезжай в кусты у дороги! Григорий, к пушке! Готовь бронебойные!
БА-10 юркнула под сень густых ветвей у самой лесной дороги. Экипаж затаил дыхание. Из-за поворота, грохоча гусеницами и поднимая тучи пыли, метрах в трехсот по хорошей грунтовой дороге выползли немецкие танки.
Семь стальных чудовищ. Pz.III и Pz.IV. Они шли колонной, уверенно, словно на параде, не подозревая о засаде.
– Семь штук... – прошептал Козлов. – Матерь Божья...
– Молчать! – резко оборвал его Сорокин. – Приказ штаба армии – задержать продвижение противника на этом направлении. Вот он, противник. Мы сейчас в засаде. Значит мы их и задержим. Григорий, цель – головной! Бронебойным! Козлов, готовься дать газ, как дам команду!
Алтухов молча кивнул. Его руки, сильные и уверенные, ловко вложили снаряд в казенник.
Он прильнул к прицелу, поймал в перекрестье башню головного Pz.III. Сердце колотилось, но разум был холоден.
– Цель вижу... – доложил тихо зам.командира. – Дистанция триста... Готов.
– Огонь! – выдохнул Сорокин.
Бронемашина дернулась от выстрела. Снаряд ударил точно в башню головного танка. Раздался глухой удар, люк сорвало, изнутри вырвалось пламя. Танк резко развернулся и замер.
– Есть! Горит! – крикнул Козлов.
Немецкая колонна опешила на секунду. Но дисциплина взяла верх, танки стали выстраиваться в боевой порядок. Башни начали разворачиваться, ища источник огня.
– Второй, справа! По ходу! Огонь! – снова скомандовал Сорокин.
Алтухов уже перезаряжал пушку. Второй выстрел! Снаряд рикошетировал от лобовой брони Pz.IV, но сила удара была такова, что танк резко дернулся, гусеница соскочила с катка. Он встал, развернувшись боком, беспомощный.
– Обездвижен! – доложил Алтухов, вкладывая третий снаряд.
– Бей еще! – крикнул в азарте младший лейтенант.
Следующий выстрел подбил немецкий танк, из которого повалил дым. Однако это только разозлило немцев.
Пять оставшихся танков заметили бронеавтомобиль и открыли шквальный огонь по кустам.
Снаряды рвались вокруг, срезая ветки, поднимая фонтаны земли. Пули забарабанили по броне, как град.
– Козлов! Давай газ! Меняем позицию! Вон к тем валунам! – закричал Сорокин.
БА-10 рванула из укрытия, но удача отвернулась от наших бойцов. Мощный удар потряс машину.
Снаряд крупного калибра, вероятно, от Pz.IV, пробил тонкую бортовую броню бронемашины. Внутри башни вспыхнул сноп искр и пламени. Оглушительный грохот, звон металла, крики.
Алтухова отбросило на стенку. Острая, жгучая боль пронзила ногу и бок. Воздух наполнился дымом, гарью и запахом крови.
Сквозь туман в глазах он увидел страшную картину: Сорокин лежал ничком, без движения, его спина была изрешечена осколками. Козлов, истекая кровью из раны на голове, судорожно дергал руль и давил на педали, но двигатель захлебывался и глох. Рядом сидел неподвижный Файзуллин, помочь ему уже было нечем.
Бронемашина, окутанная дымом, медленно остановилась, превратившись в легкую мишень.
– Командир! Серега! – закричал Алтухов, пытаясь подползти к Сорокину. – Жив?!
Ответа не было. Только страшная тишина внутри и нарастающий грохот немецких моторов снаружи.
Противник, увидев, что цель поражена, начали осторожно сближаться, готовясь добить.
Боль в ноге и боку была невыносимой. Кровь сочилась через гимнастерку.
"Я ранен... Экипаж выведен из строя... Файзуллин убит... Машина подбита..." Эти мысли метались в голове.
Но через боль и отчаяние пробилась одна ясная и железная: "Нужно вывести из боя экипаж".
Это была его обязанность, как заместителя командира. Его присяга. Его долг перед товарищами, живыми и мертвыми.
– Козлов! – закричал Алтухов, хватая водителя за плечо. – Коля! Очнись! Надо выбираться! Слышишь? Танки идут!
Козлов застонал, открыл залитые кровью глаза.
– Гриша... Нога не держит... Командир...
– Я знаю... – сквозь зубы проговорил Алтухов. Боль делала каждый шаг пыткой. – Помогай мне. Тянем командира к люку. Быстро!
Он схватил безжизненное тело Сорокина под мышки. Козлов, хромая и держась за рану, попытался подтолкнуть.
Это был адский труд. Дым щипал глаза, кровь заливала сапоги Алтухова, немецкие танки были уже в сотне метров, их пушки ищут цель. Казалось, силы на исходе. Но Алтухов стиснул зубы.
С нечеловеческим усилием они вытащили тело Сорокина через кормовой люк бронемашины и скатились в неглубокую канаву у дороги. Пули щелкали по броне и земле рядом.
– Ползи! – задыхаясь, приказал Алтухов Козлову, указывая в сторону густого кустарника метрах в тридцати. – Вон туда! Я за тобой!
Он видел, как Козлов, превозмогая боль, пополз по-пластунски. Сам Алтухов, прикрываясь корпусом подбитой машины, развернулся лицом к приближающимся танкам.
В руке он сжимал трофейный "вальтер", подобранный им в прошлом бою. Это было безумие – пистолет против танков. Но он должен был отвлечь внимание, дать Козлову шанс.
Он начал стрелять. Короткими, редкими выстрелами. Не надеясь попасть, а надеясь привлечь внимание. Пули цокали по броне головного танка.
– Сюда, фашисты! Сюда! – кричал зам. командира, зная, что его не слышат, но крик придавал сил. – Я еще жив! Иду на вас!
Тактика сработала. Немцы остановились, развернули башни в его сторону. Начался методичный обстрел подбитой БА-10 из пулеметов. Но эти драгоценные секунды позволили Козлову доползти до кустов и скрыться.
Убедившись, что водитель в относительной безопасности, Алтухов перестал стрелять.
Боль снова накатила волной. Он прижался к холодной земле канавы рядом с телом командира. Сорокин уже не дышал.
Немцы, убедившись, что сопротивление подавлено, осторожно обошли дымящуюся бронемашину и двинулись дальше, не заметив двух тел в канаве в сумерках и дыму.
Когда стук гусениц стих, Алтухов, собрав последние силы, пополз к кустам, где скрылся Козлов. Он тащил за собой свою раненую ногу, оставляя кровавый след.
Найдя водителя, потерявшего сознание от потери крови, он перевязал ему голову своими портянками, а потом перевязал и свою ногу.
Ночью, ползя и опираясь друг на друга, два раненых бойца, неся в сердце горечь потери командира и пулеметчика, сумели выйти к своим, в расположение частей 11-й армии.
Подвиг экипажа бронемашины и личное мужество красноармейца Григория Владимировича Алтухова не остались незамеченными.
25 июля 1941 года он был удостоен высокой награды – ордена Красного Знамени. В наградном листе было записано: "...экипаж вступил в бой против семи фашистских танков, 2 танка сбили, после чего броне машина была подбита. Зам. командира бронемашины Красноармеец Алтухов был ранен, вывел из боя экипаж."
Это был подвиг невероятной дерзости и самоотверженности. Маленькая бронемашина против семи танков. Два подбитых врага. Раненый солдат, не бросивший ни погибшего командира, ни живого товарища. Подвиг, ставший одним из тысяч лучей надежды в кромешной тьме лета 1941-го, доказавший, что дух советского воина не сломить.