Те, кто хоть раз пытался всерьёз писать, знают: это занятие не про полёт вдохновения с чашкой кофе у окна в личном рабочем кабинете. Это изнуряющий труд, сомнения, вечная нехватка времени и постоянный бой с собой. Чего только стоит синдром самозванца. Писательство – не романтика, а каторга, которую выбирают добровольно.
И даже если мир отвечает молчанием, многие авторы продолжают писать. Почему? Потому что не писать – ещё больнее. Несмотря на нищету, непонимание и провалы, писатели из нашей сегодняшней подборки шли до конца. Они выбирали голод вместо стабильной зарплаты, одиночество вместо праздников, ночные муки вместо сна. Истории, о которых пойдёт речь, не о вдохновении, а о жертвах. Реальных. Иногда почти невыносимых.
Достоевский: уволиться ради прозы
Фёдор Достоевский уже в юности знал, что инженерное училище – это не про него. Он поступил туда по настоянию отца, но вместо чертежей читал Гомера, Бальзака и Лермонтова, писал по ночам и мечтал о романах «из венецианской жизни». После выпуска Достоевский недолго проработал в инженерной команде, перевёл на русский «Евгению Гранде» Бальзака и почти сразу написал свой первый роман – «Бедные люди». Рукопись попала к Белинскому, и тот объявил её началом новой эпохи русской литературы.
Это был успех, но с горьким привкусом: гонораров почти не было, а за участие в кружке петрашевцев Фёдор Михайлович вскоре оказался в Петропавловской крепости. Он прошёл через инсценированную казнь, ссылку и каторгу в Омске, где писал на обрывках, пряча их в подкладке мундира. Его «Сибирская тетрадь» и воспоминания о заключении легли в основу «Записок из Мёртвого дома».
Стейнбек: писатель на рыбном заводе
До того, как его имя стало синонимом американской социальной прозы, Джон Стейнбек был безработным, живущим за счёт подработок и милости семьи. После неудачных попыток пробиться в журналы Нью-Йорка он вернулся в Калифорнию и обосновался в домике, который ему дал отец – вместе с пачкой дешёвой бумаги, чтобы хотя бы на этом сын не экономил. Денег не было почти совсем. Чтобы выжить, Стейнбек устроился сторожем на рыбоконсервный завод. Работа оставляла ему время писать, но не гарантировала ужин. Еду он добывал с боем: ловил рыбу, выращивал овощи и иногда крал продукты у знакомого мясника. В мемуарах он позже с иронией признавался, что бекон никогда не казался ему таким вкусным, как тогда.
Вместе с женой он жил почти в изоляции, без телефона, в скромной хижине. Стейнбек ежедневно боролся не только с холодом и голодом, но и с чувством бесполезности. Изредка он подрабатывал гидом, водя туристов по местным достопримечательностям, но вся надежда была на прозу. Рукопись за рукописью отправлялась в журналы и возвращалась обратно. И только повесть «Квартал Тортилья-Флэт», написанная о жизни маргиналов Монтерея с грубоватым юмором и теплотой, вдруг выстрелила. Она не только принесла гонорар, но и положила начало литературной карьере, сделав имя Стейнбека известным по всей стране.
Алексей Иванов: десять лет писать в стол
Сейчас имя Алексея Иванова ассоциируется с мощной уральской прозой, глубокими историческими романами и адаптациями на экране. Но путь к этому признанию был долгим и мучительным. Прежде чем «Сердце Пармы» стало хитом и его книги начали экранизировать, Иванов долгие годы писал в стол. В 1990-х он работал учителем, журналистом, гидом, сторожем, экскурсоводом, сотрудником краеведческого музея – он соглашался на всё, что позволяло как-то жить и продолжать писать. Он создавал тексты, но не мог найти издателя.
Его роман «Сердце Пармы» – масштабная историческая эпопея о покорении Пермского края – считался слишком сложным, неформатным, непродаваемым. Иванов признавался, что отдал десять лет жизни этой книге и в какой-то момент едва не сдался: гонораров не было, интереса от издательств тоже. Он жил в постоянной неопределённости, почти в нищете. Но продолжал писать – не из-за надежды на успех, а потому что не мог иначе. Роман всё же был опубликован, но не в столице, а в Екатеринбурге, региональным издательством. И неожиданно стал литературным событием. С этого началась карьера одного из самых читаемых российских авторов XXI века.
Маркес: 17 лет и ни одного хита
Габриэль Гарсиа Маркес бросил юридический факультет ради мечты стать писателем. Его путь длился 17 лет. Он работал журналистом, писал рассказы, повести, киносценарии – и всё это без особого успеха. Критики хвалили его стиль, но читатель словно проходил мимо. Первую серьёзную повесть «Полковнику никто не пишет» он завершил в начале 1950-х, но смог издать лишь спустя семь лет, и даже тогда тираж остался почти целиком невостребованным: из 2000 экземпляров продано было меньше половины.
Особенно тяжёлыми стали годы в Париже. Газета, где он работал корреспондентом, неожиданно закрылась. Чтобы не умереть с голоду, он собирал на улицах пустые бутылки и газеты и сдавал их за мелочь. Иногда ему одалживали старую мясную кость, из которой он с женой варил похлёбку. Его рассказы отвергали журналы, повести не покупали издатели, но он упорно верил, что настоящий роман впереди. Он пришёл в 1967 году: «Сто лет одиночества» писался в атмосфере безденежья, когда семья закладывала мебель и технику, чтобы оплатить пересылку рукописи в Буэнос-Айрес. Но эта книга изменила всё для него и для всей латиноамериканской литературы.
Некрасов: между университетом и ночлежкой
Николай Некрасов приехал в Петербург шестнадцатилетним. По настоянию отца он должен был поступить в военное училище. Но вместо офицерской карьеры выбрал университет и оказался на улице: отец отказался его содержать. Несколько лет он жил в нищете: снимал дешёвые комнаты, нередко оставался без крова, перебивался случайными заработками. Голод, болезни, изнурительная работа – всё это стало фоном его молодости. Чтобы выжить, он преподавал, писал водевили и юмористические пьесы, сотрудничал с газетами, зачастую под псевдонимами.
В 1840 году Некрасов на собственные деньги выпустил сборник стихов «Мечты и звуки», но книга не имела успеха: критики отнеслись холодно, читатели не обратили внимания. По одной из версий, сам автор вскоре скупил и уничтожил почти весь тираж. Но он не остановился. Отошёл от лирики, стал писать о бедных, униженных, голос которых прежде не звучал в литературе. Его тексты положили начало «натуральной школе», а вскоре он стал редактором «Современника», крупнейшего журнала той эпохи. Всё это – результат многих лет упорства, голода и отказа от любой стабильности ради права писать.