Софья Владимировна сидела на скамейке в скверике при геронтологическом центре и плакала.
Сегодня ей исполнилось восемьдесят, но ни сын, ни дочь не приехали, не поздравили.
Правда, соседка по палате, Лидия Павловна, поздравила и даже вручила маленький подарок. Да ещё санитарка Таня угостила яблоком в честь дня рождения. Центр «Долголетие» был приличным, но персонал в целом оставался равнодушным.
Все знали, что сюда привозили стариков доживать свой век дети, которым те становились обузой. И Софью Владимировну сюда привёз сын, сказав, что это для отдыха и лечения, а на самом деле она просто мешала невестке.
Ведь квартира была её, это потом сын уговорил оформить дарственную на него. Когда просил подписать бумаги, клялся, что она как жила дома, так и будет жить. Но вышло иначе: они сразу всей семьёй въехали к ней, и началась война с невесткой.
Та вечно была недовольна: то не так приготовлено, то в ванной грязь оставлена, и многое другое. Сын поначалу заступался, а потом перестал, сам покрикивать начал. Потом Софья Владимировна заметила, что они стали о чём-то шептаться, а как только она в комнату заходила — замолкали.
И вот однажды утром сын завёл разговор о том, что ей надо отдохнуть, подлечиться. Мать, глядя ему в глаза, горько спросила:
— В дом престарелых меня сдаёшь, сынок?
Он покраснел, засуетился и виновато ответил:
— Да что ты, мама, это просто санаторий хороший. Полежишь месяцок, потом обратно домой.
— Не обманывай меня, Николай. Я же вижу, как на меня невестка смотрит. Как на обузу.
— Мама, ну что ты такое говоришь? Просто Светлана устала, работает много. А там тебе хорошо будет, лечение получишь...
— Значит, решено уже всё? — тихо спросила Софья Владимировна.
Сын отвёл взгляд:
— Мама, это временно. Честное слово.
Привёз её, быстро оформил документы и торопливо уехал, пообещав скоро вернуться. Лишь раз появился: привёз пару яблок, пару апельсинов, спросил, как дела, и, не дослушав, умчался по делам.
— Николай, а когда меня заберёшь? — успела крикнуть она вслед.
— Скоро, мама, скоро! — махнул он рукой из окна машины.
Вот и живёт она здесь уже второй год.
Когда прошёл месяц, а сын за ней так и не приехал, она позвонила на домашний телефон. Ответили чужие люди. Оказалось, что сын квартиру продал, и где его теперь искать — неизвестно. Софья Владимировна поплакала пару ночей, но всё равно знала, что домой её не заберут, — зачем слёзы лить? Ведь самое обидное, что когда-то она сама обидела дочь ради счастья сына.
Софья родилась в деревне. Там же и вышла замуж за своего одноклассника Сергея. Был большой дом, хозяйство. Жили небогато, но и не бедствовали. А тут сосед из города приехал к родителям и стал Сергею рассказывать, как в городе хорошо: и зарплата приличная, и жильё сразу дают.
— Серёжа, а зачем нам город? — спрашивала тогда молодая Софья. — Здесь родители, дом родной...
— Соня, ты не понимаешь! — горячился муж. — Там будущее! Дети в хороших школах учиться будут, институты рядом. А здесь что? Только коров доить да огород полоть.
— Но здесь спокойно, надёжно...
— Надёжно! — махнул рукой Сергей. — Надёжно только то, что всю жизнь в навозе копаться будем.
Ну Сергей и загорелся, уговорил. Продали всё и перебрались в город. Насчёт жилья сосед не обманул — квартиру дали сразу. Мебель купили и старенький «Запорожец». Вот на этом «Запорожце» Сергей и попал в аварию.
В больнице на вторые сутки муж скончался. После похорон Софья осталась одна с двумя детьми. Чтобы их прокормить и одеть, приходилось по вечерам мыть полы в подъездах. Думала, дети вырастут — помогать будут. Но не вышло.
Сын вляпался в неприятную историю, ей пришлось занимать деньги, чтобы его не посадили, потом года два долги отдавала. Потом дочь Вероника замуж вышла, ребёнка родила. До года всё было нормально, а потом малыш часто болеть стал. Ей пришлось уйти с работы, чтобы по больницам с ним ездить. Врачи долго не могли поставить диагноз.
Потом уже нашли какую-то редкую болезнь, которую лечили только в одном институте. Но там огромная очередь. Пока дочь по больницам моталась, от неё муж ушёл, хорошо хоть квартиру оставил. И вот она в одной из больниц познакомилась с вдовцом, у которого дочка с таким же диагнозом.
— Знаете, — говорил он Веронике, — я уже три года по врачам хожу. Но не сдаюсь. Дочка у меня одна, больше никого нет.
— А у нас мама помогает, — отвечала Вероника. — Без неё бы совсем пропала.
Они понравились друг другу и стали жить вместе. А лет через пять он серьёзно заболел, нужны были деньги на операцию. У Софьи деньги были, она хотела их сыну отдать на первый взнос за квартиру.
А когда дочь попросила, ей стало жалко тратить на чужого человека, ведь родному сыну деньги нужнее.
— Мама, Михаил умрёт без операции! — плакала Вероника. — Ты же видишь, как он мучается!
— Веронька, но это же не твой муж официально. А Коля — мой сын, твой брат. Ему квартира нужна, семью создавать надо.
— Но он мне как родной стал! И девочку я люблю как свою!
— Дочка, я понимаю, но кровь — не вода. Коля всю жизнь мечтал о своём жилье.
— Значит, чужие мы тебе с Мишей?
— Не говори глупостей. Просто у меня двое детей, и я должна быть справедливой.
— Справедливой? — с горечью переспросила Вероника. — Когда Коля в тюрьму садился, ты все деньги на него потратила. А теперь мне отказываешь.
— Тогда другое дело было...
Ну и отказала. Дочь на неё смертельно обиделась и на прощание сказала, что та ей больше не мать, и когда ей трудно будет, чтобы к ней не обращалась.
— Можешь не считать меня дочерью, — сказала Вероника, собирая вещи. — Но я никогда не поступлю с тобой так, как ты поступила с нами.
— Веронька, не говори так! Ты же моя дочь!
— Была дочерью. А теперь просто чужой человек.
И вот уже двадцать лет они не общались. Мужа Вероника выходила, и они, забрав детей, уехали жить куда-то в Крым. Конечно, если бы можно было всё назад повернуть, Софья поступила бы иначе. Но прошлого не воротишь.
— Лидия Павловна, — как-то призналась она соседке по палате, — я всю жизнь думала, что правильно поступаю. Сына больше любила, он же мужчина, продолжатель рода. А теперь понимаю — справедливости в этом не было.
— Деточка, — покачала головой мудрая старушка, — дети — они как пальцы на руке. Вроде разные, но все одинаково нужные. Если один болит, вся рука страдает.
— Поздно уже понимать, — вздохнула Софья Владимировна.
— Пока сердце бьётся, ничего не поздно, — возразила Лидия Павловна.
Софья Владимировна медленно поднялась со скамейки и потихоньку пошла к зданию центра. Вдруг слышит:
— Мама!
Сердце ёкнуло. Она медленно обернулась. Дочь. Вероника. У неё подкосились ноги, она чуть не упала, но подбежавшая дочь подхватила её.
— Наконец-то я тебя нашла... Брат не хотел адрес давать. Но я ему судом пригрозила — мол, незаконно квартиру продал, так сразу угомонился...
С этими словами они зашли в холл и сели на кушетку.
— Ты прости меня, мама, что так долго не общалась. Сначала обижалась, потом всё откладывала, стыдно было. А неделю назад ты мне приснилась. Будто ты по лесу ходишь и плачешь.
Встала я, а на душе камень. Я всё мужу рассказала, а он мне: «Поезжай и помирись». Я приехала, а там чужие люди, ничего не знают.
— Веронька, — прошептала Софья Владимировна, — я так жалею о том, что тогда произошло. Каждый день жалею...
— Мама, не надо. Я тоже виновата. Нельзя было так круто обрывать отношения. Сколько лет потеряли...
— А как Михаил? Жив?
— Нет, мамочка, — тихо ответила Вероника. — Не смогли собрать деньги на операцию. Он через полгода умер.
Софья Владимировна закрыла лицо руками:
— Господи, что же я наделала... Веронька, прости меня, старую дуру. Прости, если сможешь.
— Мама, хватит. Прошлого не воротишь. Главное — мы нашли друг друга.
— Долго я адрес брата искала, нашла. И вот я здесь. Собирайся, со мной поедешь. У нас знаешь какой дом? Большой, на берегу моря. И муж строго-настрого наказал: если матери плохо, вези её к нам.
— А дети? Они меня примут?
— Мама, они давно спрашивают, почему у них нет бабушки. Михайловна дочка, Настя, она уже взрослая, замужем. А наши с Владимиром — Петька и Анечка — они так ждут встречи с бабулей.
— Но я же тогда... с Михаилом... я не помогла...
— Мама, дети об этом не знают. И знать не будут. Настя помнит тебя маленькой, она будет рада. А уж мои-то — они весь дом вверх дном перевернут от радости.
— А твой муж... он не против?
— Владимир — золотой человек. Он сказал: «Вера, мать у тебя одна. Сколько можно обижаться?» Это он меня заставил тебя искать.
Софья Владимировна благодарно прижалась к дочери и заплакала. Но это уже были слёзы радости.
— Лидия Павловна! — позвала она соседку, которая сидела в холле. — Идите знакомиться! Это моя дочь приехала!
— Ах, деточка, — всплеснула руками старушка, — а я-то думала, что у тебя никого нет. Какая же ты красивая, доченька! Вся в мать.
— Спасибо, — улыбнулась Вероника. — А мама мне про вас рассказывала. Спасибо, что не давали ей унывать.
— Что ты, что ты! Мы друг друга поддерживали. Твоя мама — золотой человек.
— Мама, — обратилась Вероника к Софье Владимировне, — собирай вещи. Завтра утром мы едем домой. Я билеты уже купила.
— Как же так быстро?
— А что тянуть? Дома все ждут. Стол уже накрыт.
Автор: Елена Стриж ©