Пикап, скрипнув тормозами, скользнул в тень деревьев. Шлейф пыли туманным облаком накрыл машину и выходящих людей. Раздвигая медленно оседающее облако, три белых туристических автобуса, разительно выделяющихся среди зеленых, обшарпанных УАЗов, пазиков, словно выходцы из другого мира, подплыли к выходу.
С шипением открылись двери. Раздались команды. Зазвучали фамилии, звания. Из приемного покоя волной потекла боль. Волнорезами распределяя волны боли, у входов в автобусы со списками стояли медсестры и военные врачи.
И необитаемыми островами, с которых цунами страдания сдули, смыли все, обветренными безжизненными рифами торчали в море боли мы, целые. Первыми катились инвалидные каталки, в которых раненые, сверкая спицами вживленной в человеческие тела медицинской машинерии, с потеками крови и сукровицы. Нелепо распахнув, как для объятий, удерживаемые фиксаторами покалеченные руки. Следом, гремя костылями, страшным десантом за колесницами раненные в ноги, еще пока неуклюже, приноравливаясь, выбрасывали вперед культи и страшные куколки гипсовых конечностей. Замыкали шествие раненые, баюкая и бережно придерживая перебитые, загипсованные руки. Серые болезненные лица. Синие, искусанные губы, вскрики боли от случайных касаний. Белые от страданий глаза нескончаемым потоком плыли мимо, где-то отрешенно, где-то со злостью и завистью, глядя на нас целых. Воздух сгустился и наэлектризованным киселем плыл мимо, накрыв всех.
Двери очередной раз пшикнули воздухом, закрываясь. Белые автобусы, сверкая лаковыми, незапыленными бортами, плавно, будто боясь растрясти и причинить еще боль, тронулись, шелестя шинами. Лебеди, пронеслось в голове. Мимо проплывали бледные пятна лиц за окнами. Лица робко оживали, озаряясь будто солнцем улыбками. Белые лебеди уносили их вперед к спасению и надежде. К дому, близким и такому хрупкому миру.
С.Мачинский