Я уже опытная командировочная, прошитая РЖД вдоль и поперёк. Но в этот раз случилось новшество: мне впервые выдали электронный билет. То есть он вроде есть, а вроде и нет. В руках не держала, душой не прочувствовала. Ощущала себя как любовница — вроде есть, а вроде и без статуса.
Села, как обычно, в Невинке. А это, уже повторяюсь, не начальная станция — поезд уже пожил, помудрел, подустал, попил чаю с лимоном, укачал младенца и едет себе дальше. На перроне стою, рядом останавливается встречный состав — Москва–Грозный. А у меня билет — виртуальный! Я, как старуха Шапокляк, кручу головой, прижимаю к себе чемодан и шепчу:
— Только не в Грозный. Только не в Грозный, Зинаида…
Ну и правда: запрыгни ты не туда — и привет, Чечня! Обратно — только в плацкарте и с песней про Дагестан. Хотя причем здесь Дагестан – это ведь совсем другая история (может расскажу в следующих хрониках).
Вдруг дверь приоткрывается, и голос из тьмы:
— Зинаида Батьковна?
Вот это сервис, думаю. Захожу. Проводник — молодой, симпатичный, вроде бы осетин, но я, как всегда, могу ошибаться: от волнения в нём мне весь Кавказ померещился.
Время позднее. Все спят. Я тоже устала, хочу кофе. Но — стесняюсь просить! Аппаратный кофе — это же целое событие, почти торжество. А из пакетиков… ну это, знаете, только в условиях полной безнадёжности, когда уже и пульс падает, и жить не хочется, а утром суд.
И вдруг он сам, с инициативой:
— Может, сварить вам кофе?
Я, как будто замуж позвали:
— А почему бы и нет!
И в этот момент я ещё не знала, что меня ждёт… кофейный марафон.
Я стояла у окна, пила, смотрела в темноту. Все спят, соседи неизвестны. А вдруг мужчины в одних трусах — и я, такая вся в халате и с кофе, случайно сяду на чьи-то мускулистые ляжки? Хотя у меня со случайным счастьем — как у аукциона наугад. Кто-то выигрывает вазу, а кто-то — банку солёных огурцов с душком.
Так что кофе — строго стоя, глядя вдаль, как герой освоения целины 50-х годов. Проводник тем временем сияет — доволен, что понравилось. Цена — выше, чем на заправке. Но я держалась — настроение хорошее, ночь длинная.
Утром просыпаюсь — внизу бабушка с внучкой лет четырёх. Все милы, все культурные. Я иду умываться, прохожу мимо служебной дверцы — и вот он, мой кофейный злодей:
— Кофе будете?
Конечно, буду. Что я, зря вчера тренировалась?
Потом всё пошло по накатанной. Я только выходила в коридор — а он уже, с заговорщицкой улыбкой:
— Ну что, может, ещё по чашечке?
Я сначала смеялась. Потом платила. Потом — подкашивались колени. К третьей чашке я чувствовала, что могу вести поезд сама. На шестой — уже казалось, что я в этом поезде работаю. Пассажиры смотрели на меня как на сотрудницу в отпуске.
К восьмой чашке я поняла: это уже не вежливость, это ритуал. Как будто мы с проводником обручены кофейным контрактом. Только он подходил к купе — я автоматически тянулась к кошельку. Даже если спала. Просыпалась от слов:
— Кофе?
На верхней полке я писала завещание. В нём было три пункта:
Кофе больше не наливать.
Проводника не обвинять.
Сердце — кремировать, оно уже не выдержит.
В Москве я вышла из вагона на адреналине и судорогах. По дороге в метро я случайно прошла с километр не туда, потом — обратно. По асфальту, ремонту и пыльной грязи. Кто-то даже хотел меня подвезти. А я шла с чемоданом, вся в кофеине и ненависти к проводнику. Шептала:
— Всё, хватит. Я в завязке. Только вода. Только кефир. Чай — в крайнем случае.
В отеле меня встречала подруга из Оренбурга - мы делим номер. Она только что прилетела, бодрая, румяная. Мы обнялись. Оценили, кто как помолодел (ответ — никак).
И она, вся такая тёплая и заботливая:
— Я чайник поставила. Давай кофе попьём, с дороги?
Я не знаю, как у меня не сработал рвотный рефлекс от одних слов. И, не говоря ни слова, замотала головой. Молча. Как собака, которая ела траву и теперь страдает. Подруга вчиталась в мой взгляд, увидев позеленевшее лицо как у майского жука, ахнула:
— А, ну тогда не надо! Извини. Чай?
И это было впервые в жизни, когда я обняла человека только за то, что он не предложил мне кофе.
Продолжение следует…