Двинск (Даугавпилс) горел. Черные, жирные столбы дыма, смешиваясь с пылью разбитых дорог, висели над городом, заслоняя июньское солнце.
Грохот канонады не умолкал ни днем, ни ночью. Немецкие танковые клинья, словно раскаленные ножи, врезались в оборону Северо-Западного фронта.
И здесь, на подступах к стратегически важному городу на Западной Двине, в пылу первых, самых страшных дней войны, была брошена сводная группа войск Двинского направления. Командовал ею генерал-лейтенант Степан Дмитриевич Акимов.
В его кабинете, больше похожем на блиндаж из-за заклеенных крест-накрест окон, царил напряженный полумрак.
Генерал, плотный, с седеющей щеткой усов и глубокими складками на лице, стоял над картой. Рядом – его начальник штаба, майор с перевязанной рукой, и командир 9-й парашютно-десантной бригады, молодой подполковник, чьи десантники, привыкшие к небу, теперь дрались как пехотинцы в окопах.
– Итак, товарищи, – голос Акимова был измученным из-за бессонницы, но уверенным. – Противник напирает. Ждет, что мы дрогнем. Дрогнуть мы не имеем права. За нами – Двинск, переправы. За нами – тысячи мирных граждан, которые не успели уйти. Группа наша сборная: десантники, мотострелки Филатова из 46-й, сводные полки – кто успел отойти, кого успели собрать… Техники – кот наплакал. Артиллерии – почти нет. Но дух – должен быть стальным! Понимаете? Стальным!
Генерал-лейтенант ткнул пальцем в карту, где была обозначена линия обороны его группы.
– Здесь, на этом рубеже, мы их остановим. Не отступим ни на шаг. Майор, доложите последние разведданные о силах противника напротив позиций Первого сводного стрелкового полка.
Начальник штаба склонился к карте:
– Товарищ генерал-лейтенант, пехота, усиленная танками, не менее батальона. Концентрация артиллерийского огня нарастает. Ждут подкреплений.
Акимов хмыкнул, не отрывая взгляда от карты.
– Ждут… А мы им не дадим ждать подкрепления. Мы им устроим сюрприз. – Степан Дмитриевич поднял глаза, и в них вспыхнул тот самый огонь, который знали и боялись его подчиненные. – Подполковник, ваши ребята – мастера ночных вылазок. Сегодня ночью подтянуть резервы поближе к передовой, скрытно. Особенно – к участку 1-го сводного стрелкового полка. Завтра… завтра мы не будем ждать их атаки. Завтра, ровно в 05:00, после нашего короткого, но яростного артналета, мы перейдем в наступление. Всеми полками! В штыки!
Командир десантников ахнул:
– Товарищ генерал! Но силы… Техника…
– Силы – в духе, подполковник! – резко оборвал Акимов. – В справедливой ярости! В ненависти к фашистской нечисти! Они думают, мы разбиты. Покажем им, как умеют драться советские солдаты, когда за спиной родная земля! Передайте всем командирам: завтра, 26 июня, мы бьем первыми. И бьем на уничтожение! Всем быть на исходном рубеже для контратаки – к четырем утра. Соблюдать тишину!
26 июня 1941 года. Предрассветные сумерки.
Степан Дмитриевич стоял на небольшом пригорке, чуть позади окопов 2-го сводного стрелкового полка.
Воздух был влажным и прохладным, пахло хвоей, дымом и… напряженным ожиданием. Внизу, в серой мгле, виднелись фигуры бойцов, готовящихся к броску.
Генерал был в простой солдатской шинели, без знаков различия – только звезда Героя на груди да генеральские петлицы, которые он не снимал принципиально.
– Ну что, орлы, дрожите? – его громкий шепот разнесся по цепи. Солдаты обернулись, узнав командарма.
– Никак нет, товарищ генерал! – прошелестело в ответ.
– Брехня! – усмехнулся Акимов. – Я сам дрожу. От злости. От нетерпения. От желания вцепиться этим гадам в глотку! Помните: они ждут, что мы будем отползать. А мы – пойдем вперед! С криком "Ура!", с гранатой, со штыком! За Родину! За Сталина!
– Ура-а-а! – рванулось из сотен глоток, но тут же стихло по команде офицеров.
Ровно в 05:00 тишину разорвал оглушительный грохот. Горстка советских орудий и минометов обрушила всю свою ярость на передовые позиции противника. Еще не смолкли последние разрывы, как над окопами взметнулась серая волна.
– Впеееррреееед! Ура-а-а-а!
Акимов, невзирая на попытки адъютанта удержать, выхватил пистолет и побежал вместе с цепью атакующих. Он не командовал издалека. Он лично вел бойцов в атаку.
– Вперед, десантники! Дави их! – кричал генерал-лейтенант, проносясь мимо залегших под пулеметным огнем бойцов 9-й бригады. – Не залегай! Гранатой, ребята, гранатой по тому дзоту! Подполковник, флангом обходи высотку!
Немцы были ошеломлены. Они ждали продолжения обороны, отступления. Вместо этого – яростная, отчаянная атака со всех сторон.
Советские бойцы, превозмогая страх и усталость, дрались как львы. Штыки, приклады, гранаты, бутылки с зажигательной смесью – все шло в ход.
Десантники, используя навыки ближнего боя, выбивали немцев из укреплений. Мотострелки 46-й дивизии, лишившиеся большей части транспорта, дрались в пешем строю с невиданным упорством. Сводные полки, собранные из остатков разных частей, держались плечом к плечу.
Акимов был везде. То на участке 1-го сводного стрелкового полка, где завязалась жестокая рукопашная:
– Держись, сынок! Бей гада! Вот так! Молодец! – прокричал Степан Дмитриевич и помог молодому бойцу сбить с ног здоровенного фрица.
То на фланге у десантников, где застряли два наших танка, редчайшая роскошь в группе:
– Эй, танкисты! Не дрейфьте! Давите пулеметное гнездо за сараем! Прикройте пехоту!
К полудню немцы не выдержали и начали откатываться под неослабевающим натиском группы Акимова.
Советские бойцы гнали врага, нанося ему тяжелые потери. Появились первые пленные, брошенные орудия, разбитые машины. Над полем боя, затянутым дымом, стояло несмолкающее, хриплое "Ура!".
Вечером 26 июня в штабной землянке было непривычно оживленно. Принесли трофейный шнапс. Акимов, с лицом, черным от копоти и пота, но с горящими глазами, налил всем по чарке в алюминиевые кружки.
– Выпили, товарищи? А теперь – бросить! Завтра будет жарче. Они озверели после нашей атаки. Ожидайте контрудара. Особенно тут, – он снова ткнул в карту, – у деревни Малиновка. Высотки ключевые. Кто владеет ими – господствует над местностью. Надо быть готовыми.
27 июня 1941 года. Малиновка.
Прогноз генерала оправдался с жестокой точностью. Немцы, подтянув резервы, после мощнейшей артподготовки и бомбежки с воздуха, бросили в бой свежие силы.
Им удалось ценой больших потерь ворваться на высоты у Малиновки. Советские бойцы, измотанные вчерашним боем, неся потери, дрогнули и начали отходить под страшным напором.
Акимов появился на позициях отступающего батальона 46-й дивизии как раз в критический момент.
Он встал во весь рост на бруствер разбитого окопа, не обращая внимания на свист пуль и разрывы мин. Его шинель была порвана осколком.
– Стой! Куда?! – рев генерал-лейтенанта перекрыл грохот боя. – Видите высоты? Немцы на них! Они сейчас расстреляют нас как уток на пруду! Остановить отход! Немедленно! Комбат, собирай людей! Пулеметы – вперед! На фланг! Десантники – готовьтесь к контратаке! Я с вами!
Его появление, его гневная решимость, его личная готовность идти в самое пекло подействовали магически.
Отступление остановилось. Бойцы, видя своего генерала здесь, на линии огня, начали залегать, окапываться, готовить контрудар.
– Товарищ генерал-лейтенант! Вас же убьют! – закричал молоденький лейтенант.
– Не убьют! – крикнул в ответ Акимов, перезаряжая трофейный "вальтер". – Пока мы бьемся – нас не убьют! А если убьют – так умрем за дело! Готовы? Гранаты к бою! За мной! За Родину! Ура-а-а-а!
И снова он пошел первым. За ним поднялись десантники, мотострелки, бойцы сводных полков.
Контратака была страшной в своей ярости и самоотверженности. Они лезли вверх по склону, под ураганным огнем.
Падали, поднимались, шли дальше. Акимов, раненный осколком в руку, перевязав ее гимнастерочным ремнем, продолжал командовать и стрелять.
– Вон из того дома – пулемет! Зайти с тыла! Отделение – со мной! – Степан Дмитриевич лично повел группу бойцов в обход.
После нескольких часов невероятно ожесточенного боя, переходившего в рукопашные схватки за каждый метр высоты, немцы были выбиты с Малиновских высот. Отброшены с огромными потерями.
Группа Акимова снова удержала рубеж. Генерал-лейтенант, обессиленный, но довольный, сидел на разбитом немецком ящике из-под снарядов, курил, глядя на дымящееся поле боя. К нему подошел командир артдивизиона, капитан с перевязанной головой.
– Товарищ генерал… Как вы… Откуда силы? Мы еле ноги волочим после вчерашнего…
Акимов тяжело вздохнул, выпуская дым.
– Силы, капитан? Силы – оттуда, – он махнул рукой на восток. – От наших матерей, жен, детей. От нашей земли. Пока мы тут держимся – у них есть шанс. Значит, держаться будем. До последнего патрона. До последнего вздоха. Так что отдыхайте, капитан. Но недолго. Завтра – снова в бой. Под Режицей.
Он встал, пошатнувшись от усталости.
– Обойду позиции. Проверю раненых.
Эпилог.
Бои под Двинском, а затем и под Режицей (ныне Резекне), были страшными.
Сводная группа генерала Акимова, уступая врагу во всем, кроме мужества и воли к победе, сковывала его превосходящие силы, наносила чувствительные удары, неоднократно переходила в контратаки.
Личное бесстрашие и умелое руководство генерал-лейтенанта Акимова Степана Дмитриевича стали легендой среди бойцов.
Он был всегда там, где решалась судьба боя, где было тяжелее и опаснее всего. Его появление на передовой вселяло не просто уверенность – вселяло ярость и непоколебимую веру в то, что врага можно и должно бить.
25 июля 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленные при этом отвагу и геройство генерал-лейтенант Акимов Степан Дмитриевич был награжден орденом Красного Знамени.
В наградном листе кратко, но емко говорилось о подвиге у Двинска 26-27 июня: о переходе в наступление, о разгроме превосходящего врага, о личном руководстве в контратаке у Малиновки, о бесстрашии командарма, всегда бывшего среди бойцов.
Это была одна из первых высоких наград Великой Отечественной, выстраданная кровью и невероятным мужеством в самое темное время. Генерал Акимов доказал: даже в июне 41-го, даже в окружении хаоса и отступления, советский солдат и его командир могут бить врага.