Наблюдая за нынешней ситуацией с некоторыми республиками бывшего СССР, невольно вспомнил отчаянно смелые бериевские инициативы "оттепельной" весны и бурлящий 1956 год...
После смещения и ареста Лаврентия Берия в июне 1953-го могущественному шефу Лубянки вменили обвинения в тягчайших антигосударственных преступлениях. На антибериевском Пленуме в июле ревизии подвергли уже всю политическую деятельность "Большого мингрела". Вчерашние друзья с больших трибун обвиняли его в "ревизионизме и "антисоциалистическом подходе", особенно в вопросах внешней политики. Речь, конечно же, шла об отношениях с сателлитами из "соцлагеря", которыми СССР успел обрасти после Великой Отечественной. И действительно, европейский "новый курс" Лаврентия Павловича, проводившийся весной 1953-го фактически без оглядки на ближайших соратников, до сих пор ещё удивляет современных историков. Уж очень он был смелым, если не сказать больше...
А между тем удивляться нечему, ибо Берия до мозга костей был трезвым прагматиком. Ведь ещё при жизни Сталина стало очевидно, что насаждаемые в странах "народной демократии" коммунистические режимы нестабильны, несамостоятельны, экономически нерентабельны, а главное, могли удерживаться лишь штыками Советской армии и страхом перед лубянскими спецслужбами. Их содержание превратилось для СССР в обузу и кабалу, которая в случае непредвиденных обстоятельств в любой момент могла обернуться против Москвы. Собственно, из трезвого осознания данных реалий и росли корни смелого бериевского "нового курса".
Как вы знаете, Лаврентий Павлович предложил полную перестройку взаимоотношений с Восточным блоком, в том числе снижение роли СССР во внутриполитической, культурной и экономической жизни стран "народной демократии". Нужно ли говорить, что подобная инициатива (признаем, с точки зрения того времени — весьма странная) здорово напугала остальных членов Президиума ЦК. Позже следствие сполна использует данный козырь в качестве повода для обвинений лубянского маршала в работе на англиЦкую разведку.
Но время покажет, что Берия был удивительно прозорлив. Спустя каких-то 3 года идеи "дорогого Лаврентия" начнёт реализовывать на практике сваливший его Хрущёв. Повторилась история со Сталиным, который после смещения и высылки своего злейшего врага (Троцкого) не мудрствуя лукаво позаимствовал на практике многие его мысли. Вот только в отличие от продуманного Иосифа Виссарионовича Никита Сергеевич по обыкновению действовал импульсивно (аки слон в посудной лавке), а потому уже в 1956-м своими действиями сначала взбудоражил, а затем едва не обрушил весь Восточный блок...
Конечно, в первое время светлые хрущёвские идеи о том, что "нельзя строить коммунистический рай, окутанный колючей проволокой", вызвали в подневольных европейских странах неподдельный подъём. ХХ съезд КПСС, с его развенчанием "культа личности", а также возобновившаяся дружба с титовской Югославией, и вовсе были восприняты в Европе московским разрешением на "финляндизацию" (то есть получение большей самостоятельности во всех вопросах, начиная от внутри- и внешнеполитических, заканчивая экономическими и культурными). Сигналом прозвучал и призыв ХХ съезда "о возможности построения социализма различными путями". И хотя Москва продолжала настаивать на твёрдых гарантиях политической лояльности и стабильности, по сравнению с жесточайшим сталинистским контролем 1948-1953 гг. хрущёвская политика выглядела настоящей либерализацией. Политическая эйфория охватила в 1956-м все общественные слои стран "народной демократии"...
Куда же она в итоге завела "соцблок"?
Туда, куда всегда заводит любая оголтелая либерализация по шоковому сценарию — вся конструкция едва не посыпалась. Лишь благодаря ещё сохранявшейся советской мощи очень вовремя удалось спохватиться и провернуть фарш обратно (путём кровавых подавлений демонстраций и восстаний в ГДР, Польше и Венгрии). Стало что-то доходить и до главного виновника-романтика, мечтавшего придать социализму "человеческое лицо". На одном из экстренных совещаний с руководителями стран Восточного блока порядком струхнувший Хрущёв скажет на фоне Познаньских событий 1956-го:
Нельзя забывать, что к врагам мы должны применять власть. Нельзя властью злоупотреблять, как это делал Сталин, но употреблять ее надо. Вражеским устремлениям нужно противопоставить госбезопасность, суды, репрессивные органы...
А на столь же экстренном заседании с членами родного Президиума посетует, что нужно любыми путями "помешать оттепели перейти в половодье и затопление". Но будет поздно. Необдуманно спущенные процессы, словно лавину, уже нельзя было остановить. Политическая трещина будет разрастаться и разрастаться, а спустя 20 лет эпоха европейского социализма завершится деградацией и распадом...
В этой истории меня больше всего удивляет наивность обагрённых кровью Берия и Хрущёва, отчего-то напрочь позабывших главный политический секрет большевистской кухни своих отцов-основателей (Ленина и Сталина). Кратко его можно сформулировать рефреном так:
"День без террора, репрессий, цензуры и надзора опасен для советской власти, два — безнадёжно смертелен".
И если наивность импульсивного Хрущёва ещё можно хоть как-то понять, слепота Лаврентия Павловича поражает. Да, понимаю, прагматизм — превыше всего, но всё же.
Честно говоря, было бы интересно понаблюдать за Берией во время реализации данной политики в 1953-м. Пошёл бы он по стопам Хрущёва? Быстро бросился бы в очередное "подмораживание"? Или по примеру Горбачёва умыл бы руки, пустив всё на самотёк? Может это вообще была маска, а заняв трон он бы быстро превратился в Сталина 2.0?