Медленно я вынырнула из тяжелого тумана, открыла глаза и обнаружила, что нахожусь в слабо освещенной светлой комнате. В просвете оконных штор виднелась еще только занимающаяся утренняя заря. Тусклый серый свет позволял рассмотреть только очертания предметов в помещении. Оглядевшись вокруг, я поняла, что лежу на кровати в палате, похожей на больничную, в которой, помимо меня, спят на таких же кроватях еще три человека. Я попыталась вспомнить, как сюда попала, но голова была тяжелой и попытки напрячь память вызывали неприятную тошнотворную боль. Я оставила эти бесполезные потуги и к своему ужасу и удивлению обнаружила, что не помню не только того, что происходило накануне, но и вообще ничего - даже своего собственного имени!
Подняв одеяло, я заглянула под больничную рубашку, в которую была одета, и удостоверилась, что все мои части тела на месте, конечности подвижны, на теле нет шрамов. От сердца немного отлегло, не не сильно. Что это за странное место? Почему я ничего не помню? Почему болит голова? Кто я вообще такая?
Обдумывать эти вопросы не было ни малейших сил, и я снова погрузилась в мутный сон.
Следующий раз я проснулась уже при ярком свете дня, в палате орудовала нянечка, которая принесла какие-то лекарства и бодрым голосом призывала всех проснуться и принять их. Остальные пациентки (а это оказались именно женщины) брали и пили принесенные пилюли, запивая их водой из услужливо подаваемых нянечкой стаканов, и я последовала их примеру. Проглотив свою дозу лекарств, я с трудом выдавила из себя вопрос:
- Где мы находимся? Что со мной случилось?
- Ничего-ничего, не беспокойся, все в порядке, принимай лекарства, которые прописал доктор, и все будет хорошо, - уклончиво пробормотала представительница медперсонала и поспешила уйти из палаты.
Встав с постели, я подошла к окну - оттуда виднелся двор больницы, оформленный красивыми зелеными лужайками и многочисленными декоративными кустарниками. Он занимал внушительную площадь и был огорожен высоким бетонным забором, за которым, впрочем можно было разглядеть далекие голубые горы на горизонте.
Стало понятно, что мы находимся не в городе, а в неком месте, расположенном на природе - рядом не было никаких иных строений. Здание больницы одиноко возвышалось среди мирного залитого оптимистичным солнечным светом пейзажа.
Спустя некоторое время, нас позвали на завтрак - он проходил в общей столовой, в компании таких же больных, одетых в светлые пижамы. Среди пациентов были как мужчины, так и женщины, разных возрастов, но без видимых ранений или повреждений, только очень подавленные и безжизненные на вид.
- Интересно, что это за клиника такая? - пронеслось у меня в голове, - И от чего меня, собственно, лечат?
Но задавать эти вопросы другим пациентам я не решилась - они все были как в воду опущенные, возможно, находились по действием тяжелых препаратов, не располагающих к досужим беседам.
Затем мы проводили время в палате, перед обедом снова принесли неизвестные лекарства. Обед и ужин прошли ровно так же, как и завтрак. Нас кормили разнообразными пресными кашами со свежим хлебом. Было довольно сытно, но однообразно.
В таком ритме прошла первая неделя. Затем состав ежедневно выдаваемых нам таблеток несколько изменился (видимо, по предписанию лечащего врача), и давившая на меня все это время тяжесть и апатия несколько уменьшились. Стал приходить какой-то поджарый пожилой тренер в светло-оранжевой форме и приглашать желающих принять участие между приемами таблеток и пищи в трудовой деятельности - он предлагал всем желающим пропалывать газоны, высаживать цветы на клумбы, помогать стирать белье в прачечной или мыть посуду на кухне.
Я сразу же схватилась за цветы, поскольку мне крайне надоело сидеть в помещении за эту неделю и хотелось подышать свежим воздухом на улице.
Память ко мне за это время не вернулась ни в малейшей степени, но, со слов нянечки, я выяснила, что меня зовут Анна Кофман. Удалось из нее выудить только эту информацию, на остальные мои расспросы она заявила, что не в курсе истории болезни пациентов, что все знает только доктор, а время приема у него пока не наступило.
И правда, прогуливаясь по коридорам больницы, я ни разу не видела ни одного врача - только младший обслуживающий персонал, который сновал по коридорам и любезно указывал нам, пациентам, что следует делать, и не отвечал ни на какие вопросы. В конечном итоге, я оставила попытки что-либо еще выяснить о себе и погрузилась в собственные неясные ощущения. Голова была пустой, как девственно чистый лист, но гудела, будто меня по ней хорошенько приложили чем-то тяжелым. Впрочем, при ощупывании скальпа и осмотре в себя в зеркале я не заметила никаких повреждений или шишек, так что в конечном итоге пришла к выводу, моя проблема со здоровьем была явно не из-за травмы головы.
Дни шли в однообразном режиме, во время трудового досуга ("трудотерапии", как я ее про себя называла), я знакомилась с некоторыми из пациентов, они так же называли свои имена, но затруднялись рассказать о себе большее. Со временем, я пришла к мысли о том, что это специализированная клиника для людей, потерявших память. Поскольку проблемы с воспоминаниями, как со временем выяснилось, были решительно у всех, и лечение для всех пациентов применялось идентичное - так я объяснила себе происходящее.
Однако странным было то, что ни с кем не проводилось никакой терапии для восстановления памяти - не предоставлялась информация о прошлой жизни, не проводилось никаких бесед с близкими или знакомыми. Нас как будто бы даже изолировали от внешнего мира за бетонным забором, а значит - и от всего, что могло пробудить воспоминания о самих себе.
Где-то на четвертой неделе моего пребывания в больнице мне настоятельно рекомендовали перейти от садовых работ в цокольный этаж заниматься стиркой белья. Я послушно сменила место своего пребывания на прачечную. Там были установлены в ряд стиральные и сушильные машины, и моя роль заключалась в том, чтобы загружать белье из корзин на стирку, потом доставать его и перекладывать на сушку, затем вынимать и относить кастелянше, которая занималась глажкой в соседней каморке.
Эти незатейливые однообразные действия занимали все мое свободное время - пока загрузишь и разгрузишь 18 стиральных и 18 сушильных машин, так и весь день пройдет, оглянуться не успеешь.
В общем, скучать было некогда. Да и не по чему. Хотя в сердце иногда просыпалось какое-то тоскливое чувство стремления куда-то, но я не могла вспомнить куда. Так что я с энтузиазмом день за днем бодро занималась организацией стирки больничного белья, ведь это и была вся моя жизнь на тот момент. Я даже получала некоторое удовольствие от созерцания стопок свежих, отглаженных и хрустящих простыней и пододеяльников!
Со временем я так вошла во вкус с ежедневной стиркой, что однажды даже вызвалась помочь кастелянше с глажкой белья - ведь машин было много, а она одна. Она не стала отказываться от моей добровольной помощи и сразу же вручила мне второй утюг и показала, как раскладывать белье на гладильном столе. Так мы стали вместе отпаривать простыни в каморке, а в основном зале прачечной на операциях стирки и сушки сменялись, в порядке установленной тренером очереди, уже другие пациенты.
Кастелянша не была разговорчива и, как и другие работники больницы, не распространялась ни о чем, что могло касаться пациентов. Она только давала мне четкие указания, что когда и как делать, которые я, за неимением иных дел и мыслей в голове, с готовностью исполняла.
Одним дождливым днем, выглянув в окно каморки, она сказала:
- Вот ливень-то сегодня! Так хлещет, что все шторы на беседках грязью забрызгало!
Дождь и впрямь был знатный. Я не вела счет дням, но, по ощущениям, наступила осень, а значит, погода закономерно сменилась на более пасмурную и дождливую.
- Поди во двор, сними шторки, постираем их, просушим, а когда перестанет лить, развесим снова, - обратилась она ко мне.
Я кивнула и отправилась во двор. На улице, вопреки ожиданиям, было не холодно и очень свежо. Потоки дождя щедро поливали меня, словно теплый летний душ. Наслаждаясь такими "водными процедурами", я стала неспеша снимать шторы с беседок, двигаясь от одной к другой и складывая ткань у дорожки, чтобы собрать ее всю вместе на обратном пути в прачечную.
Когда я подошла к дальней беседке, находившейся у ворот, отделявших наш двор от окружающего мира, то краем глаза заметила, что засов на них не задвинут. Они вообще были не заперты, хоть и плотно закрыты.
Через эти ворота каждый день утром выезжал больничный грузовик - отвозил что-то куда-то. А по вечерам он возвращался с провизией, лекарствами и хозяйственным инвентарем, необходимым для работы больницы. Я почему-то была уверена, что ворота запираются и всем пациентам запрещается за них выходить. Вокруг стояла такая атмосфера всеобщей секретности, что невольно возникали мысли о том, что это некий изолированный объект, и выход наружу из него строго запрещен.
А тут раз - и оказалось, что ворота не заперты. Я не успела осмыслить эту информацию, поскольку уже собрала все шторы и понесла их в прачечную. В тот день к основной стирке добавились еще и эти занавески. Мы закончили гладить только вечером, уже после ужина. Дождь на тот момент прекратился, небо разъяснило, выглянуло закатное солнце, озарив чистый и сверкающий каплями мир своим теплым светом. Кастелянша отрядила меня обратно вешать шторы и поспешила удалиться в изолированный блок, где, судя по всему, жили все работники.
Я стала развешивать шторы во дворе. После прошедшего дождя было очень красиво и вокруг витали ароматы невероятной свежести! Во дворе уже никто не работал - все пережидали ливень в здании, и по его окончании не торопились выходить во двор шлепать по лужам. Я неспеша дошла до последней в ряду беседки, повесила на нее чистые отглаженные шторки и невольно бросила взгляд на ворота - они все еще были не заперты. И создавалось такое впечатление, что это никого вокруг не волновало. Я решила выглянуть наружу и посмотреть, что там есть вокруг больницы.
Приблизившись к воротам, я аккуратно потянула на себя одну створку, выглянула за нее и увидела, что вокруг находится поле, покрытое дикими травами и цветами, за ним на небольшом отдалении начинались холмы, за которыми на горизонте виднелись горы. От ворот шла асфальтированная дорога к подножию холмов и терялась среди них.
Стало понятно, почему ворота были незаперты. Похоже, что их вообще никогда не закрывали - вокруг забора куда ни кинь взгляд была дикая местность без видимых признаков человеческой жизни до самого горизонта. Идти куда-либо со двора больницы вообще не было смысла - все равно никуда не дойдешь.
Продолжение следует...