Дочь требует оформить долю в квартире, ставит под вопрос отношения и любовь, взросление и юридические права создают конфликт между матерью и ребенком, разрыв отношений и семейные конфликты.
Голосовое сообщение пришло в пятницу вечером, когда Наталья разогревала котлеты. Она увидела имя Веры на экране и так обрадовалась — дочь наконец позвонила! Месяц молчала, только изредка ставила лайки в WhatsApp.
"Мам, привет. Слушай, мне тут в колледже объяснили про права собственности. Ты можешь оформить на меня долю в квартире? Это важно для моего будущего. Потом поговорим."
Наталья прослушала сообщение три раза подряд. Голос Веры был какой-то... чужой. Холодный, деловой. Как будто дочь читала заявление в суд, а не разговаривала с мамой.
Она поставила тарелку с котлетами на стол и села на табуретку. Руки задрожали. Что за "права собственности"? Какая еще доля? О чем вообще речь?
Набрала Верин номер — недоступен. Попробовала еще раз — то же самое. Написала в WhatsApp: "Верочка, что случилось? Приезжай, поговорим."
Ответ пришел только через два часа: "Мам, я занята. Просто оформи документы. Это нормально."
Документы? Какие документы? Наталья снова позвонила.
— Верочка, дочка, какие документы? — спросила она, стараясь не выдать волнения.
— Ну, чтобы у меня была доля. На всякий случай.
— На всякий случай чего?
— Мам, не делай из мухи слона. Это моё право.
— Какое право? Ты моя дочь!
— Я совершеннолетняя. И я там прописана.
Вера повесила трубку. Просто взяла и отключилась.
Моё право. Вера говорила как юрист, а не как ребенок. Как чужой человек, который знает закон и требует справедливости. А не как дочка, которую мама девятнадцать лет растила одна.
Наталья всю ночь не спала. Ворочалась с бока на бок, прокручивала в голове голосовое сообщение. "Права собственности"... "Доля в квартире"... Где Вера этому научилась? Раньше девочка спрашивала, можно ли подружку привести или в кино сходить. А теперь требует долю в квартире. Как будто Наталья ей что-то должна.
Утром на лестнице Наталья столкнулась с соседкой Тамарой Ивановной.
— Наташ, а что твоя Верка не приезжает? — спросила та, вытряхивая половик. — Раньше каждые выходные мотались туда-сюда.
— Учится, занята...
— Занята! — фыркнула Тамара Ивановна. — А знаешь, Колькина дочка тоже в юристы пошла. Теперь родителей учит, как налоги не платить. Говорит: "Мам, ты неправильно живешь, тебя обманывают!"
— При чем тут это?
— А при том, что молодежь нынче умная больно. Права свои знают лучше обязанностей. Вчера любили-обнимали, а сегодня — требуют доли в имуществе.
Тамара Ивановна скрылась за дверью, а Наталья стояла на лестнице и думала. Может, соседка права? Впервые задумалась — а не связано ли Верино требование с учебой? В юридическом колледже девочку учат отстаивать права. Вот она и отстаивает. От собственной матери.
Но я же не враг ей...
Выходные прошли в мучительном ожидании. Наталья то и дело брала телефон, хотела позвонить, но останавливалась. А что говорить? Вера же сказала — "не делай из мухи слона". Значит, для нее это пустяк. Оформить долю — и дело с концом.
Только вот для Натальи это совсем не пустяк.
В понедельник за обедом в детском саду Наталья рассказала коллеге Ирине про голосовое сообщение. Они сидели в крошечной комнате отдыха, жевали бутерброды с колбасой.
— Может, она просто подстраховаться хочет? — предположила Ирина, откусывая корочку. — Времена нынче неспокойные.
— От кого подстраховаться? От меня?
— Ну... а вдруг ты замуж выйдешь? Новый муж квартиру на себя переоформит.
— Да за кого мне в сорок шесть лет выходить? — Наталья горько рассмеялась. — После Сергея я мужиков близко не подпускаю.
— Наташ, ты же молодая еще. А девочка взрослая стала. Думает о будущем.
— Значит, я для нее уже прошлое? — тихо спросила Наталья.
Ирина молчала, и Наталья поняла: да, прошлое. Дочь больше не видит в ней защиту и опору. Теперь мама — это человек, который может помешать, ограничить, отнять. От которого нужно защищаться через суд.
Остальные дни недели тянулись бесконечно. Наталья механически работала с детьми, улыбалась, читала сказки, а сама думала об одном — о том холодном голосе дочери. "Это важно для моего будущего". Значит, мама в это будущее не входит.
В среду вечером Наталья долго сидела у окна, смотрела во двор. Раньше каждую пятницу она готовилась к приезду дочери — убиралась, покупала вкусности, планировала, куда пойдут, что будут смотреть. А теперь? Теперь дочь требует документы на квартиру.
Может, съездить к ней?
В четверг Наталья три раза набирала Верин номер и сбрасывала. В пятый раз дозвонилась.
— Мам, что случилось? — голос Веры был раздраженный.
— Ничего... просто хотела услышать тебя.
— Мам, у меня пары. Потом перезвоню.
Не перезвонила.
В субботу утром Наталья проснулась с твердым решением. Поедет к дочери. Поговорит нормально, без телефонов и сообщений. Глаза в глаза.
Она собрала в рюкзак любимые Верины котлеты — те самые, с рисом и морковкой, которые девочка обожала с детства. Добавила домашнее печенье, термос с чаем. Билет до областного центра стоил сто пятьдесят рублей. На дорогу потратила триста рублей туда-обратно — для ее зарплаты воспитателя детского сада это немалые деньги. Поехала без предупреждения — а вдруг дочь откажется встречаться?
В автобусе сидела у окна и вспоминала, как еще месяц назад возила Веру на эту же учебу. Дочь тогда волновалась, переспрашивала, взяла ли мама ее документы, не забыла ли медицинскую справку. А сейчас говорит с ней как с чужой.
Дорога до областного центра заняла два часа. Наталья всю дорогу репетировала, что скажет дочери. Хотела начать мягко, без упреков. Просто выяснить, что случилось. Почему дочь вдруг заговорила о правах на квартиру.
На третьем этаже общежития юридического колледжа пахло хлоркой и студенческой едой — макаронами с сосисками, заваренной лапшой быстрого приготовления. По коридору ходили студенты в домашней одежде, кто-то готовил в общей кухне. Железная дверь с номером 347 открылась не сразу.
— Мам?! — Вера стояла в пижамных штанах и старой футболке, удивленная и явно недовольная. — Ты что здесь делаешь?
— Приехала проведать. Принесла поесть.
— Ты же знаешь, я не люблю неожиданности.
— Мы должны поговорить про квартиру.
Вера закатила глаза и вздохнула:
— Заходи, только ненадолго. У меня планы на вечер.
Планы на вечер. Раньше Вера так говорила только когда хотела избежать домашних дел или нежелательного разговора. А теперь мама стала нежелательным разговором.
Комната была крошечная — двенадцать квадратных метров на двоих. Две железные кровати, два стола, шкаф. На столе Веры лежали учебники по гражданскому праву, а на стене висела распечатка "Права собственности граждан РФ". Соседки не было — наверное, уехала домой на выходные.
— Садись, — Вера кивнула на стул у своего стола.
Наталья села и огляделась. На втором столе — чужие учебники, косметика, фотографии незнакомых людей. А на Верином столе — только юридическая литература и планшет. Никаких их совместных фотографий, никаких милых безделушек из дома.
— Верочка, объясни мне, зачем тебе доля в квартире? — спросила Наталья мягко.
— Мам, это элементарно. Я там прописана с рождения, значит имею права.
— Но это же наш дом!
— Твой дом. А у меня должны быть гарантии.
— Гарантии от кого? От родной матери?
— От жизни, мам. Всякое бывает.
Всякое бывает. Холодно, рассудительно, как будто Наталья не мать, которая nineteen лет жизни отдала дочери, а потенциальная мошенница.
— Но мы же семья...
— Семья — это одно, а закон — другое. Нас на парах объясняли: многие родители думают, что дети им что-то должны. А по закону каждый имеет свои права.
— Кто вам это объясняет?
— Преподаватели. Они говорят: нужно защищать свои интересы, а не жить старыми представлениями.
Наталья почувствовала, как внутри что-то холодеет. Значит, дочь не сама до этого додумалась. Ее учат. Учат не доверять родителям, требовать свои права, защищаться от семьи.
— Слушай, давай пойдем поедим где-нибудь, — предложила Вера. — Здесь душно.
В кафе рядом с общежитием они заказали чай по восемьдесят рублей за стакан. Самообслуживание, пластиковые столы, на стенах — реклама студенческих скидок и объявления о подработке. Вокруг сидели такие же студенты, обсуждали экзамены и планы на вечер.
— Помнишь, как ты в детстве говорила: "Мама, мы с тобой навсегда"? — спросила Наталья, держа горячий стакан в руках.
— Мам, я была ребенком. Теперь я взрослая.
— И что, взрослые не любят родителей?
— Любовь и собственность — разные вещи. Нас этому учат.
— Кто учит?
— Преподаватели. Студенты старших курсов. Они говорят, родители часто злоупотребляют доверием детей. Контролируют через жилье, деньги, чувство вины.
— Я тебя контролирую?!
— Ты контролируешь меня через квартиру. "Это мой дом, мои правила". А если у меня будет своя доля, мы будем равными.
— Равными... — Наталья отпила чай. Горький, невкусный. — А то, что я эту квартиру купила, когда тебе было десять лет? Что ипотеку одна тянула после развода с отцом? Что на тебя всю зарплату тратила, а сама донашивала старые вещи?
— Мам, это был твой выбор. Никто тебя не заставлял.
— Мой выбор — тебя любить?
— Родители рожают детей для себя. А потом требуют благодарности, как будто оказали услугу.
Наталья поперхнулась чаем. Где дочь набралась таких слов? Кто ей это в голову вбил?
— Кто тебе сказал такое?
— Мам, это нормальная психология. У нас есть факультативы по семейным отношениям. Преподавательница объясняет: родители часто манипулируют детьми через чувство долга.
— Значит, я тебя дурю?
— Ты хочешь, чтобы я всю жизнь чувствовала себя твоим должником.
Наталья почувствовала, как что-то рвется внутри. Значит, дело не в любви. Дело в том, что дочь больше не хочет зависеть от матери. Хочет равных прав. Хочет быть взрослой. И за эту взрослость готова платить разрывом отношений.
— А если я не оформлю тебе долю?
— Тогда я подам в суд. Это мое законное право.
— В суд? На собственную мать?
— Мам, ну что ты так драматизируешь? Это просто формальности.
Формальности. Судебное разбирательство с дочерью — формальности.
Они допили чай молча. Вера смотрела в телефон, Наталья — в окно. На улице студенты спешили куда-то, смеялись, обнимались. Обычная субботняя жизнь. А у Натальи рушился мир.
— Мне пора, — сказала Вера, взглянув на часы. — Встречаюсь с однокурсниками.
— Хорошо. — Наталья встала. — Только скажи честно: я плохая мать?
— Ты нормальная мать. Просто... гиперопекающая. Это тоже проблема.
— Понятно.
На прощание Вера чмокнула Наталью в щеку — быстро, формально. Как знакомую тетю, а не как маму, которую не видела месяц.
— Котлеты забери, — попросила Наталья.
— Мам, я сейчас на диете. Оставь себе.
И ушла, даже не обернувшись.
Наталья шла к автовокзалу медленно, словно во сне. В рюкзаке лежали нетронутые котлеты — те самые, которые готовила с любовью, думая, что дочь обрадуется. А дочь сидит на диете и изучает права собственности.
На автовокзале она долго сидела в зале ожидания и плакала. Старое здание, жесткие скамейки, объявления по громкой связи. Касса работала до девяти вечера, автобус до районного центра — через час.
Люди вокруг спешили по своим делам, встречали родственников, обнимались, смеялись. А Наталья сидела одна и понимала: дочь больше не нуждается в ее любви. Более того — любовь стала помехой.
Зазвонил телефон. Вера.
— Мам, ты где?
— На вокзале. Еду домой.
— Послушай... Может, не надо так драматизировать?
— Как не драматизировать? Ты от меня как от чужой отгораживаешься!
— Я не отгораживаюсь. Я хочу равных отношений.
— Равных? Ты имеешь в виду половину квартиры?
— Ну... не половину. Четверть. Это справедливо.
— Справедливо...
Долгая пауза. Объявили посадку на автобус до районного центра.
— А то, что я на тебя всю жизнь потратила — это справедливо?
— Мам, никто тебя не заставлял меня рожать.
Наталья положила трубку. Больше говорить было не о чем.
В автобусе она сидела у окна и смотрела на мелькающие деревни. В каждом доме горел свет — семьи собирались за ужином, дети делали уроки, родители помогали с домашними заданиями. Обычная жизнь, где дети не требуют доли в родительской квартире.
Где она ошиблась? Может, действительно слишком опекала? Слишком много давала? Или, наоборот, мало внимания уделяла? Наталья перебирала в памяти все эти годы — детский сад, школу, болезни, праздники, каникулы. Казалось, она старалась быть хорошей матерью. А вышло — гиперопекающей.
Дома она достала калькулятор и блокнот. Нужно было понять, что вообще происходит. Квартира стоит два миллиона сто тысяч рублей — именно столько указано в документах Росреестра. Четверть — пятьсот двадцать пять тысяч рублей. Зарплата воспитателя двадцать восемь тысяч, за вычетом всех расходов остается тысяч восемь. Чтобы выкупить долю дочери, нужно пять лет экономить на всем. Или продать квартиру и снимать жилье до конца жизни.
А если не выкупать? Тогда Вера станет совладелицей. Будет иметь право продать свою долю кому угодно. Или привести сюда мужа. Или потребовать раздела имущества.
Наталья представила, как в их двухкомнатной квартире появляются чужие люди. Как дочь приводит будущего мужа и говорит: "А это моя доля". Как все решения по квартире нужно будет согласовывать с Верой.
Нет, это невозможно.
Записала в блокнот: "Вера. Четверть квартиры. 525 тысяч."
Поставила точку и убрала блокнот в ящик.
Больше звонить дочери не будет. Если Вера хочет быть взрослой — пусть будет. Но и решать проблемы будет сама. А Наталья подумает, стоит ли вообще эта квартира таких переживаний. Может, проще продать и переехать в однушку. Подальше от воспоминаний о том времени, когда дочь говорила: "Мама, мы с тобой навсегда".
Лучшая награда для автора — ваши лайки и комментарии ❤️📚
Впереди ещё так много замечательных историй, написанных от души! 💫 Не забудьте подписаться 👇