После того великого концерта жизнь потекла обычным образом для осажденного города. Наступила осень. У людей, у всех жителей города после исполнения великой симфонии появилась надежда. Да и снабжение стало лучше и уже не только один черный хлеб был в домах. Музыканты оркестра продолжали играть и выступать кроме первой скрипачки. Она несколько дней изучала одесские блатные песни и наигрыши. А потом за ней пришли офицеры НКВД и увели надолго. Ее осудили на 5 лет лагерей за клевету и отправили в южный лагерь в Караганду.
Мы же кошки продолжали ловить мышей и крыс, избавляя улицы города от этой нечисти и снабжая мяусом столовую радиокомитета. А с наступлением холодов ситуация с этой нечистью стала все хуже и хуже. Нас кошек было мало и мы были только тайские или ки-тайские. Все остальные погибли, не выдержав морозы прошлой зимы. Хотя может быть и не все. Во всяком случае здесь в радиокомитете Симочка видела все одних и тех же, похожих на себя голубоглазых кошек в сапогах и перчатках. Да. Нас кошек было мало. А крысы и мыши все прибывали и прибывали. Вскоре крыс, а тем более мышей стало намного больше, чем в прошлом году.
Уже скоро Новый год, зима полным ходом, мороз крепчает, хотя не такой как год назад, зима выдалась чуть снежной и тепловатой. Симочка собралась на большую охоту со своими тремя подругами, чтобы обеспечить новогодний стол музыкантам. Вышла на улицу Симочка и... раздался дикий женский крик.
На автобусной остановке лежала без сознания девушка в форме автовожатой прямо перед открытой дверью автобуса, который был доверху заполнен копошащимися мышами, а по полу бегали полчища крыс. Симочка впервые испытала ужас перед своей добычей. Она впервые видела так много мышей и крыс. Добрая Симочка первым делом бросилась к девушке, легла ей на грудь и замурчала. Вскоре девушка подняла голову, оглянулась и... завопила: ой мыш, ой мыш, ой мыш!!!!! Она еще крыс не видела. Пымав семь мышов и тройку жирных крыс, Симочка отошла. И вовремя. Приехала скорая помощь в белом фургоне, милиция в седанчике и автомобиль галочка НКВД. Пока врачи оказывали помощь девушке, двое нквд-шников достали наганы и стали стрелять в крыс и мышей. Крысы и мыши вылетели из автобуса как горох из банки и рассыпались по улице. Хорошо, что я успела пымать добычу. Симочка оставила добычу на кухне и снова вышла на улицу. Скорая и милиция уехали, девушка дрожащими руками выводила свой автобус в рейс из парка. Симочка прошла на соседнюю улицу и увидела... о ужас... два автомобиля, объезжая море крыс и мышей столкнулись лоб в лоб, никто не пострадал, кроме парочки задавленных мышей, но фар у машин больше не было. На следующей улице еще один ужас. С рельс из-за лежбища мышей сошел трамвай, а у троллейбуса парочка крыс, забравшихся на крышу сорвала дугу, при этом крысы не пострадали от короткого замыкания дуги с напряжением в тысячу. А на главной улице было самое дикое и жуткое зрелище. Улица вела к мельнице. И по улице маршировала целая армия мышей и крыс под руководством крысинного короля. Они шли штурмовать мельницу. Симочка вспомнила. Этот жуткий фашистский марш Шостаковича, этот страшный барабан, танк у рояля, крысинную и мышинную возню струнных и ксилофона.
Что могла Симочка противопоставить этому, где даже не тысячи, а миллионы мышей и крыс организованно штурмуют мельницу. Ну задушит Симочка десять мышей и тройку крыс - на их место придут сотни других. Вот если было бы тысяча Симочек и чуть покрупнее и пушистее - подумала Симочка и все же задушила дюжину мышей и четырех крыс, чтобы отнести добычу музыкантам. Мельница обречена - подумала Симочка и понесла добычу в радиокомитет.
На Новый год давали концертную версию балета Чайковского Щелкунчик. Вместо показа был рассказ под бессмертную музыку Чайковского. Когда дело дошло до мышинного царства у Симочки шерсть стала дыбом - она вспомнила тот крысинный штурм мельницы. Гениальная музыка Чайковского хорошо передавала ужас перед крысами и мышами. Но тот ужас на улице, автобус, полный мышей, крысы на крыше троллейбуса, штурм мельницы передать невозможно.
Потом передавали новости. И Симочка с надеждой услышала, что к Рождеству готовят большое наступление, чтобы освободить Ленинград от блокады и что после освобождения города наряду с продовольствием в город надо завезти много кошек из Сибири для уничтожения мышей и крыс. К Рождеству еще не удалось освободить город, но Симочка разок после утренней охоты зашла в храм. После службы батюшка взял нежно кошку на руки и зашел с ней в алтарь. "Бедная киса, потеряла наверное своих людей, иди жить ео мне в храм". В алтаре была особая энергетика и Симочка чувствовала. Но вскоре она выскользнула из рук священника и побежала в родной радиокомитет. Блокаду не совсем сняли, но основательно прорвали к богоявлению и с этого момента в город стали завозить продукты, почти все кроме мяса и рыбы. Мясо так и продолжали заменять свежайшей мышатиной, а колбасы делали из крысятины. Голубя выдавали за цыпленка. А рыбы не было до 46го года, пока не разминировали морские пути рыбаков. Симочка ждала когда же в город будут завозить обещанных кошек.
А в это время в деревне Пеньковские Выселки далеко в Сибири под большим технологическим городом Тюменью у старушки Мани жил раскошный пушистый рыжий кот. Звали его простым русским деревенским именем Васька. Родился он в 39 году, был молодой и в расцвете сил. Вся жизнь его была проста как русская деревня. Утром с восходом солнца Маня вставала и Васька вставал и они вместе шли доить козу. После этого Маня выводила козу в поле пастись и шла в огород работать, а Васька отправлялся на охоту. Мыши, крысы, птицы, ужи, лягушки, ящерицы, саранча и бабочки - все шло в пищу Ваське. После охоты Васька приходил домой и Маня приходила вечером.
Приготовив обед Маня давала Ваське солидный кусок мяса за его труды и вечером они вдвоем шли в деревенский клуб, где самым приятным развлечением был - местная достопримечательность - вечно пьяненький баянист Иван или просто Ваня, веселый мужик со стареньким хроматическим баяном, который когда-то окончил на тройки музыкальную школу и играл народные песни, путая гармонию. Ему помогал его сын тоже Ваня или Иван Иванович с новеньким блестящим аккордеоном, который учился как раз в местной музыкальной школе на пятерки. Также с ним играла его жена, разбитная и часто пьяная мать семейства, которую звали шалава Танька, а вообще то Татьяна Николаевна, которая умела и бренчать на балалайке, и тренькать на домре, и перебирать на гитаре, и дудеть в жалейку и свистеть в свирель, и даже стучать ложками и треугольником. Вот такой был незамысловатый семейный ансамбль народной песни. Бывало к ним присоединялась дочь Катя, которая приезжала из города (где она училась на врача) и пела или играла на губной гармошке или цевнице. Еще присоединялся местный пастух старик дядя Федя с громким как труба рожком, бубенцами или деревянным пастушьим барабаном. Никаких других музыкальных инструментов Васька не знал. Кроме еще рояля, который стоял в углу сцены сильно расстроеный и на нем наяривал джаз младший Иван Иванович. Если бы ему показали скрипку или виолончель он принял бы их за изуродованные домры. Гобой и кларнет были бы для него одно - жалейка, труба - рожком, а фагот просто столбом. После клуба Маня и Васька шли домой, доили козу второй раз, пили молоко и ложились спать. Васька лежал и мурчал на груди у Мани.
Так бы и продолжалось каждое лето. Но пришла война. Все пять внуков Мани отправились на фронт, старший Алеша, который окончил училище трактористов стал командиром танкового взвода. Из клуба исчез Иван Иванович - он сражался теперь в пехоте и балагурил среди солдат со своим аккордеоном. Екатерина Ивановна имея диплом медицинского вуза ушла в медсанбат. Все разговоры стали тише и мрачнее. И вот весной 42 года пришло горе в деревню. Получив письмо, что Алешенька героически погиб, сгорев в танке, которым он протаранил оружейный склад фашистов с бомбами, Маня рыдала как ребенок и Васька как мог ее утешал, лежа и мурча на ее груди. И в этот же вечер в гости к ним пришли вдрызг пьяные Иван и Танька, сын которых Иван Иванович взорвал вражеский дзот и героически погиб. Иван и Танька рыдали навзрыд. Это было первое столкновение с горем кота Васьки. И Васька как мог утешал всех. А потом пришла особая беда - в деревню на костылях пришел второй сын Мани Вовка. Попав под бомбежку он лежал без сознания более суток с обмороженной ногой и раздробленным коленным суставом. Полевой врач настаивал на ампутации, но Вове повезло быть отправленным в Сибирь к одному великому хирургу и по совместительству священнику православной церкви, который спас ногу и помог частично восстановить сустав. Но нога уже не гнулась как раньше и Вова стал инвалидом. Теперь Вова помогал по хозяйству понемногу, разрабатывая свою коленку.
Так прошли грустное лето и осень 42 года. А под Новый год к дому Мани подъехал грозный черный воронок или как говорят в народе "галочка" и оттуда вышли три офицера НКВД. Многие в деревне из нелюбителей колхозов запричитали: "ой за што раскулачивать Маню приехали". Но они повели речь о другом. Надо сказать, что Ваську стали хуже кормить, так как все уходило на лекарства для Вовы. А Васька, который лечил сердце Мане, ничем не мог помочь Вове - его коленка не поддавалась силе кошачьей энергии. Там требовался кальций и фосфор, в суставе осталась дырка. И на таблетки фосфатов кальция уходили все средства Мани. И вот офицеры НКВД вышли вместе с Маней и подошли к коту и сказали: приедем 27 февраля, привезем кота в Ленинград. Васька сначала хотел протестовать - разлука с Маней его не радовала. Но любопытство взяло вверх - надо посмотреть какой это город Ленинград.
И рано утром 27 февраля черная галочка снова приехала, Ваську поймали и несмотря на протесты посадили в машину и повезли на вокзал в Тюмень. А там уже был поезд и хороший почтовый вагон, куда посадили Ваську и очень хорошо накормили. Васька успокоился и заснул, тем более, что поезд ехал быстро и Ваську крепко укачивало. В Ярославле днем 28 февраля поезд остановился в Ярославле. И после этого для Васьки начался ужас. В вагон, где Васька ехал вместе с двадцатью другими котами и кошками и где хорошо всех кормили - в этот вагон стали набивать кошек по несколько сотен. Когда было набито пятьсот кошек и они были упакованы как горох в банке, вагон закрыли. На Ваське буквально лежал отвратительный серый пушистый кот. Васька так решил, потому что серый кот был совсем некультурный и грозил Ваське отрезать левое ухо. Но Васька не глуп - он сам так резанул правое ухо серому, что брызнула кровь и залила чистую белую шкуру мягкой и пушистой армянки ванской породы. Черный сибиряк справа хотел заступиться за белую армянку, но получил пр уху. Всю дорогу Васька и Серый дрались и оскорбляли друг друга.
- Эй ты! Желток яичный! Солнце не достанет!
- Ты серый удод и ваще серое мыш, изображающее ката!
Такой диалог шел до самого Ленинграда. Кошек больше не кормили и было очень голодно.
А в это время утром 1го марта Симочка интуитивно пришла на вокзал. И вот подкатил поезд с 4мя почтовыми вагонами. Вагоны открыли и из вагонов как горох из банок высыпались кошки и коты. Дикий визг сотен жалеек и кларнетов, дерущиеся и визжащие коты и кошки разбежались по городу. И тут Симочка увидела Его. Роскошный пушистый рыжий красавец выбежал из вагона вместе со всеми и в зубах он за ухо тянул дико визжащего серого кота. Симочка подошла к нему и попросила отпустить серого. Васька разжал зубы, серый убежал, а Васька обомлел - перед ним была прекрасная тайская кошка. Между ними пробежала искра и в этот вечер Симочка и Васька ночевали на кухне радиокомитета
Продолжение следует.
Сим Симыч, любитель рассказов о кошках Ленинграда, кошках героях, любитель военных драм и военных комедий.