У меня есть дачный дом, который служит больше не для дачного отдыха, а как складское помещение для всех старых вещей. Вот как то в отпуске я поехал и решил разобраться в них.
Первым делом в книгах я нашел старую тетрадь, в которой мой прадедушка описывает значимые этапы своей жизни. Это не дневник который он вел каждый день, а скорее рассказ о его жизни, который он написал когда уже был в преклонном возрасте.
Далее статья будет написана от его имени:
«У родителей я был одиннадцатым ребёнком. Но на день моего рождения в живых оставались только брат Николай (1893 г. р.), сестра Екатерина (1900) и брат Пётр (1910). После меня, в 1915 году, родился ещё брат Иван.
Сестра Екатерина умерла в 1917 году от воспаления лёгких, а брат Пётр позже погиб на фронте.
Первая мировая война мне хорошо запомнилась. Почти в самом её начале моего брата Николая забрали на фронт, где он получил тяжёлое ранение.
В 1917 году мы переехали в деревню Озёрное — это около трёх километров от Красиловки и более 200 км от Павлодара. Деревня была крошечной — всего 13 изб, стоящих вдоль берега большого озера, окружённого со всех сторон соляными горами.
Мы жили там до осени 1922 года, а затем вернулись в Красиловку.
В период Гражданской войны было очень тяжело. Часто не было даже хлеба — питались в основном тыквой (у нас её называли «гарбуз»).
Обуви не было. Одежды — тоже. Зимой мы сидели в избе. Мать из старого отцовского пальто сшила одно общее пальтишко на нас троих. По очереди надевали его, чтобы покататься на санках.
Отец у нас был человек строгий. Его девиз: «Труд, труд и ещё раз труд — но честный и по-настоящему добросовестный.»
Работал кузнецом высшего класса. Всё делал на совесть: ковал бороны, ремонтировал жатки, делал плуги. Его уважали — платили не деньгами, а зерном.
Пример: за ремонт плуга отец получал 2 пуда (32 кг) пшеницы.
Я с детства любил бывать в кузнице. Особенно зимой, когда стояли морозы -35…-50°C.
Отец сажал меня на площадку у горна. Я наблюдал, как он бросает в огонь уголь, вставляет прут, накаливает его добела —…а потом удар молота.И вот с этого первого удара —во все стороны разлетаются искры.
Я часто наблюдал за работой отца. Когда он ковал, железо раскалялось добела, и с первым ударом молота вспыхивал огненный веер искр — настоящий фейерверк.
Словами передать это невозможно — это нужно видеть.
С 8 лет я стал помогать: убирал кузницу, раскладывал инструменты, протирал свёрла, метчики, плашки. Отец не терпел ни беспорядка, ни расхлябанности. И я это унаследовал.
Позже, уже ближе к 10 годам, я стал полноценным помощником. Надел кожаный фартук, как у отца, стоял у горна и раздувал меха вручную. Молот мне отец дал специальный — полкилограмма, с длинной ручкой.
Проблема была в росте: наковальня доходила до подбородка. Отец смастерил мне подставку под ноги, и я начал ковать рядом с ним.
Отец умер в феврале 1924 года от туберкулёза.
Это произошло после третьих петухов — так в деревне определяли рассвет.
Я хорошо помню это утро. Мать разбудила нас, сказала: «Отец умирает».
Он умер тихо. Будто просто выдохнул. Ему было 54 года.
По обычаю, ждали трое суток — вдруг душа вернётся. Но чуда не случилось.
Мне было 11 лет и 5 месяцев.
Мы остались без кормильца.
Нечем было питаться, нечего было надеть.С братом Петром мы пошли искать работу батраками. Сначала вместе, но никто не хотел брать нас — были слишком малы.
Потом разошлись. Пётр ушёл в южный Казахстан, я — в Алтайский край, около 200 км от деревни.
Меня приютил крестьянин в деревне у реки Бурла. Семья у него была большая. Работал в основном его женатый сын.
Весной нас отправили на заимку — хибару без окон и дверей. Там я проводил весенне-летний сезон.
Пахал, сеял, сушил, возил сено, косил пшеницу, возил её в амбары.
Моей основной задачей было управлять лошадьми — я стал погонщиком.
Очень нравилось работать на конных граблях. Это когда садишься на грабли и собираешь сено в валки. Также иногда мне разрешали работать на сеновозке — и с этим я тоже справлялся.
По субботам хозяин с сыном уезжали в село, а я оставался один, с лошадьми.
В избушке — ни окон, ни нормальных дверей. Дверной проём прикрывался плетёной решёткой. Оконные проёмы — и вовсе ничем.
Любой ветер сдувал эти «шторы». Было жутко. Особенно ночью.
Я часто слышал и видел волков.
Они ходили близко, но лошадей не трогали. Однажды я спросил у хозяина, почему. И он объяснил: — Здесь рядом живёт волчья семья. У них логово — тут же, в лесу.
Они не нападают на домашних животных, живущих на их территории. У волков есть инстинкт сохранения потомства. Чтобы избежать мести от людей, они охраняют участок от пришлых волков.
До тех пор, пока человек не тронет логово, волчья семья — защитники, а не враги.
Но стоит напасть на их детёнышей — и они отомстят. Молча. Мстительно. И уже не пощадят ни овцу, ни коня.»