18 сентября 2024 года
20.00 по Стамбульскому времени
Bebek, Beşiktaş
Белые широкие каменные ступени изгибающейся вверх лестницы, на которую сверху опускались разросшиеся кусты японской ампельной азалии, знакомой ему еще со времени, когда мать занималась всеми кустарниками обожаемого ею сада, теперь казались почти непреодолимыми.
Начиная с того момента, как его серый Volvo, медленно следуя по гравийной дорожке, ведущей в объезд широкой круглой клумбе, явно находящейся под пристальным вниманием садовника, остановился возле черного Rolls Royce, продолжая, когда он увидел зажженный свет сквозь плотно задернутые синие бархатные шторы гостиной с огромной хрустальной люстрой в самом центре, Левент все еще пытался найти достаточно много весомых поводов, чтобы взойти по ровно двадцати пяти ступеням родительского дома и, как и прежде, снова разделить один из семейных ужинов, на которых он не был уже пять лет.
Когда-то давно его отец, будучи человеком жестким и непримиримым к слабохарактерным людям, учил их с братом всегда принимать рациональные решения, не идя на поводу у своих чувств, и, в какой-то мере, Левент последовал его совету, выбирая, однако, совершенно иной путь жизни, но придерживаясь своих твердых убеждений - бороться там, где это было действительно необходимо, там, где на кону стоял не очередной тендер противоборствующих компаний, а реальная человеческая жизнь.
Сейчас, размеренной поступью поднимаясь по вычищенным почти глянцевым блеском сверкающим мраморным ступеням, Левент двигая губами, сложенными в трубочку, заложив руки в карманы узких джинс, настолько, насколько это было возможным, усердно предпринимал попытки унять свои преждевременные эмоции, чтобы не сорваться и снова не показаться излишне импульсивным в своих решениях человеком.
Поравнявшись с большой стеклянной дверью, разделенной на ровные квадраты деревянными рейками, он удовлетворительно хмыкнул, обнаружив тот самый круглый стол при входе с большой вазой, как и прежде, наполненной цветами из сада, которую в эту минуту осветил большой белый светильник, висящий над входом, мгновенно загоревшийся при распознавании шагов мужчины.
Громкая трель звонка прорезала с виду пустой дом, отдавая в ушах Левента счастливыми воспоминаниями, в миг пролетевшими перед глазами, и пока еще свет в прихожей зоне не загорелся, он имел возможность насладиться приятным ощущением проведенных здесь дней, расплываясь в теплой улыбке с характерными ямочками на щеках, так игриво провоцирующих противоположный пол.
Эти ямочки, кажется, были его тайным оружием в борьбе за очередную красотку в студенческие годы, когда его дерзкий нрав наравне со смазливой внешностью, несомненно приносили ему удачу по всех случаях, когда он ставил это своей целью.
Взять хотя бы ту самую неприступную гордячку с параллельного курса, которая была объектом восхищения почти половины мужского представительства факультета, и, в конечном итоге, сдалась на одной из вечеринок под его обаянием, в каком-то убогом мотеле на выезде из города.
Внезапно яркий желтый свет в прихожей прервал его далекие и лихие воспоминания, возвращая Левента в то самое время, когда он последний раз переступал порог этого дома, а, вернее, выходил из него, громко хлопая дверью так, что содрогнулся, казалось, и весь второй этаж.
- Хаят, здравствуй, - приветливо отзываясь на радостный сияющий взгляд почти хранительницы этого дома, сказал Левент.
Он переступил белый порог и тут же, в привычной ему манере, скидывая с себя коричневые замшевые лоферы, сменил их на черные тапки на тонкой подошве, которые, как ему показалось, так и не убирались с момента его отъезда. Все было, как прежде, там, где у него зияла огромных размеров душевная рана.
- Господин Озтюрк, - все таким же милым спокойным голосом ответила ему покрытая женщина, услужливо принимая у него из рук кожаную куртку, - добро пожаловать домой.
- Рад тебя видеть в добром здравии, хвала Аллаху, Хаят. Все дома?
- Пока только господин Ахмет, - легкая улыбка чуть спала с ее лица, оставляя след натянутости. - Он ждет в гостиной. Не приступал к ужину, пока не придете Вы.
- А племянница? Невестка? - нахмурил брови Левент, предчувствуя не слишком приятный разговор с братом наедине.
- Пока не возвращались, господин Левент, - отрапортовала ему Хаят, верная помощница этого дома и всех его обитателей на протяжении многих лет и, кажется, незаменимый человек в его жизни, когда ей приходилось прикрывать его долгие ночные отсутствия перед разъяренным отцом, покуда его увлекающаяся натура проводила очередную ночь в объятиях той самой красотки-гордячки.
- Ты иди, Хаят, я сейчас, только позвоню сыну, - пояснил он, оставляя свой портфель на круглом дубовом столе и вынимая из заднего кармана телефон.
Женщина привычно кивнула, спеша покинуть помещение и оставить ее любимца наедине, среди мягкого света и отражающего его зеркальных дверец шкафа, которых Левент прежде не замечал.
Новая хозяйка дома, кажется, внесла свои коррективы несмотря на стальной характер его брата. И это его слегка позабавило.
Представить, что кто-то мог указать степенному и слишком серьезному, но, очевидно, падкому на женские тела мужчине что-либо, идущее вразрез с его мнением, Левент попросту не мог. Но, видимо, этой женщине было позволено больше, чем он мог представить.
Мужчина облокотился поясницей на тот самый круглый стол, который, кажется видел настолько много событий в их семье, что скоро мог бы начать говорить от ужаса, и разблокировал экран телефона, глубоко вздыхая.
За целый день прилета в Стамбул он так и не успел позвонить сыну, читая от него лишь сообщения и реагируя не в пример себе односложными ответами либо и вовсе дурацкими смайлами. Надеясь на ответственность своего ребенка, который оставался один в квартире, Левент с воодушевлением набрал любимый номер, слушая два длинных гудка, прежде, чем на том конце линии раздалось все такое же возбужденно-радостное слово:
- Папа! Ну наконец-то! Как ты? Как долетел?!
Явно приподнятое сейчас настроение своего ребенка так приятно растеклось по его телу, что он на расстоянии почувствовал, какая сильная связь была между ними, несмотря на все обстоятельства.
- Эмир, сынок, - тепло, которое он стремился передать в ответ, выразилось в добродушном голосе, скрывающим тяжелый день, - все хорошо. Я уже приступил к работе. Госпожа Прокурор весьма приятная женщина, - язвительно заметил Левент, вспоминая, как несколько часов назад она была готова растерзать его одним только взглядом жгучих карих глаз, - а сейчас я пришел на ужин к твоему дяде.
- Серьезно? Из одного пекла в другое, пап?
- Надеюсь, что меня хотя бы здесь встретят теплом, а не пожаром, - усмехнулся Левент, на секунду представив пламя в глазах женщины прокурора. - Как твои дела, сынок?
- Все как всегда, не считая того, что ужин теперь приходится готовить самому. Ну...или не готовить вовсе. Как-никак мой отец не просто профессор, а еще и наследник империи Озтюрк. Иногда можно воспользоваться семейным положением, - хохотнул парень и Левент сразу же представил его хитрющую улыбку, яркие черные сверкающие язвительностью глаза и упрямые кудряшки, которые он с такой заботой всегда намыливал ему в детстве в ванной.
- Сын, ты рискуешь завалить семестр, учти это, если будешь осознанно пользоваться своим положением. Прежде всего, ты сын профессора.
- Хватает того, папа, что мне об этом напоминает эта госпожа Карен. Чем ты ей так насолил, что она точит на меня зубы? Сегодня мой доклад по классификации убийств с треском провалился только потому, что я не учел характеристику серийных убийц -оставлять себе что-то в качестве трофея! Это ли самый настоящий буллинг!?! - явные недовольные нотки в голосе сына, заставили Левента снова улыбнуться, вспоминая явные настойчивые заигрывания светловолосой и пышногрудой Карен на одной из вечеринок, посвященных вступлению нового ректора в должность, и тут же принять серьезный вид , когда последние слова сына вдруг создали новую нейронную связь, точечно отправляя ее к определенному фрагменту памяти.
Еле уловимая тягучая мысль тут же отозвалась где-то на задворках его небесталанного мозга, превращаясь в туманную дымку, которую от тщетно пытался поймать, как будто вдруг оказавшись с дырявым сачком в руках. Липкое ощущение чего-то, что он упустил, смотря на фотографии в кабинете женщины прокурора, все чаще отвлекаясь на ее каштановый волной спадающий на длинную шею локон, сейчас пробежало по спине тысячами иголок, заставив его передернутся.
- Как ты сказал? В качестве трофея?.. - протянул Левент, прокручивая в своей памяти теоретические знания своего собственного предмета.
"Достаточно часто преступник забирает у своих жертв какой-либо предмет, который им используется для того, чтобы освежить в своей памяти обстоятельства совершенного им преступления, и для мотивирования себя на новые преступления", - вдруг пронеслась мысль в его голове и его карие глаза тотчас же вспыхнули и открылись в дичайшем возбуждении, абсолютно не слушая то, что рассказывал сын.
Вот то, что смогло интуитивно насторожить его в тех фото, что Карапоказала ему с места преступления. Руки жертвы были слишком аккуратно сложены, как будто должны были удерживать что-то, помимо воздаяния молитв Пророку. Не хватало букета невесты. Того самого, который давал девушкам в других странах, отличных от Турции, где бросание букета невесты являлось лишь европеизированной традицией и забавой, надежды на скорое замужество.
Левент с завидной скоростью хаотично переводил глаза расфокусированным взглядом с одного предмета, контуры которого он не замечал, на другой, абсолютно в той же манере, уже предвкушая лицо фурии Прокурора, когда он сообщит ей, что придется проверить все цветочные магазины, в которых за пару дней до убийства приобретался свадебный букет, а так же сообщит в морг, что необходимо взять соскоб с тканей ладоней на анализ.
- Папа, папа, - услышал он сквозь пелену рассуждений настойчивый голос Эмира и слегка прикрыл глаза, позволяя своим мыслям упорядочиться, прежде, чем снова ответить сыну.
- Прости, Эмир, задумался. Что там у тебя? - вежливо, но уже менее включенно спросил он, когда жажда работы пересилила даже его обязательные вечерние беседы с сыном.
- Я сегодня ходил к маме, - стараясь ничем не выдать своего до сих пор дрожащего голоса, сказал Эмир тише, чем говорил до этого.
- Ты был у мамы? - не осмеливаясь продолжить дальше, сказал Левент, попутно хмуря брови и застывая от ожидания следующих слов сына.
На минуту ему снова показалось, что не было этих пяти лет. Что он, как и прежде, стоит в этом доме, громко споря с собственным братом, когда резкая трель звонка телефона вдруг прорезала пространство гостиной с голубыми диванами.
Переломный момент его карьеры криминалиста звонким эхом пары слов в том звонке отозвался в широком квадратном коридоре семейного особняка Озтюрк, который всю жизнь преследовал Левента в качестве монументального традиционного наследия, заставляя отчаянно сопротивляться принятым в его семье нормам.
За каждое право быть собой - будь то профессия или брак с любимой женщиной, ему в итоге приходилось бороться с традиционностью взглядов жесткого седовласого бизнесмена с орлиным хищным взглядом, который с детства вызвал у него бунтарский ответ.
Левент даже не заметил, как крепко сжимает поверхность всевидящего круглого стола в этом доме, так, что костяшки его пальцев правой руки приобрели белесый оттенок. Ожидая того, что скажет Эмир, он снова и снова прокручивал в голове те самые радостные моменты, которые до определенного времени были тем самым настоящим в его жизни, способным согреть его после тяжелого трудового дня, наполненном серийными убийцами, рецидивщиками тяжких преступлений, оборванными жизнями и запахами дезинфицирующего вещества в секционной судмедбюро.
Вот они с будущей женой тайком пробираются в дом, когда давно уже гасили свет, следую четкому времени отбоя пожилого человека. Ее черные кудряшки нежно щекочет ему шею, заставляя погружаться в безрассудство своих намерений. Вот ее карие глаза, в точности повторившиеся в глазах их так желанного ребенка, с огромной любовью глядят из-под длинной фаты, изысканно падающей ей на плечи и спинку атласного струящегося платья. Ее тонкие руки, качающие маленького Эмира ночами, когда испуганный грозой малыш стал просыпаться на каждый громкий звук, доносившийся с улицы. Их последние выходные, проведенные в Греции, когда она так непредсказуемо увезла его прямо в самый разгар расследования.
- Все в порядке, пап, - голос Эмира снова вырвал его из пучины воспоминаний, будто нарочно подкинутой этим домом спустя большой срок. - Со мной все в порядке.
- Эмир.., - начал Левент, собирая все свое тело в струну, чтобы вывести себя из меланхоличного настроения. - Я рад, сынок. Рад, что ты наконец повидал маму.
- Кажется, - явно стараясь держаться браво, как стойкий оловянный солдатик, продолжил Эмир, - для этого шага тебе нужно было улететь за 2000 км. Ты перестал меня опекать и я, судя по всему, скоро научусь готовить себе яичницу, - все так же, как и отец, стараясь разбавить свой черный мир красками юмора, продолжил молодой парень.
- Если что, вызов пожарной службы по номеру 112, - усмехнулся отец, по достоинству оценивая возможность сына шутить в его травме. - Постарайся до моего приезда не спалить квартиру, сынок. Об одном молю, когда будешь бежать вниз по пожарной лестнице, постарайся захватить нашего Рахима с собой. Кот еще сможет прожить лет десять, прежде, чем отправится в иной мир.
- Заметано, папа, - так же весело, как и Левент бросил ему Эмир. - Иди уже, пап. Дядя явно напрягается, пока ты со мной обсуждаешь моих преподавательниц. И, кстати, я жду рассказа о моей миссис Карен. Уверен, тебе есть чем поделиться, чтобы мне было, чем крыть на ее явные придирки, - многозначительно добавил Эмир, издавая громкий бесцеремонный смешок и прощаясь с отцом достоверно зная, что Левент никогда не станет указывать сыну на его место.
Убирая в карман телефон, Левент еще пару минут пребывал в подвешенном состоянии, все не решаясь зайти в светлую просторную гостиную с большими хрустальными люстрами и громадными турецкими коврами со сложными изысканными восточными узорами, которые сразу задавали тон этому дому. Маленькая золотистая полоска металлического порожка, о которую так часто запинался он в детстве, разделяющая прихожую от той самой комнаты, где всегда решались все важные вопросы семьи Озтюрк, вне зависимости от возраста участников и стремления к их независимости, загадочно поблескивала в свете высокого торшера при входе в пространство, находя свой зыбкий отблеск в задумчивых глазах Левента.
Несколько лет назад, он запнулся об нее, когда бежал навстречу тому, что еще до конца не мог осознать. Тому, что через пару часов разделит его счастливую прежде жизнь, на до и после.
Усиленно поджимая тонкие губы будто бы ими пытаясь сдержать воспоминания в своей голове, профессор слегка усмехнулся, придавая себе менее озабоченный вид, чтобы не выдать своих истинных эмоций - человеку, который не поощрял подобные слабости ни своему брату, ни даже своей дочери.
Глубокий вздох, ознаменовавший момент, когда его тело, наконец, оторвалось от круглого стола, казалось услышало все в пространстве прихожей: пара высоких юкк возле стеклянной двери, круглый ковер с пушистыми кисточками под столом, классическая бронзовая консоль с мраморным основанием.
Несколько широких шагов Левента перенесли его в ярко освещенную гостиную, где он с удивлением, невольно застывшем на его изумленном лице, обнаружил новые современные предметы интерьера как-то слишком умело вписывающиеся в общую картину дома.
Вместо классических голубых диванов, которые много лет собирали возле себя двух братьев, их жен и родителей - теперь стояли серые и низкие, разделенные мраморным низким столиком в виде большого куска прямоугольника.
На месте большого высокого шкафа, хранившего, казалось, все секреты семьи Озтюрк, теперь красовался модный дубовый буфет, на котором редкое красующееся количество фотографий самого хозяина выдавало явного настоящего руководителя в доме.
Турецкие ковры сменились серыми современными с градиентами, а пара вольтеровских кресел с золотыми элементами были заменены на глубокие, в викторианском стиле.
Именно с одного из них сейчас вставал навстречу Левенту грузный мужчина, весь вид которого в своем необъятном пиджаке с тем же суровым, что и у отца взглядом, заставлял многих в этой жизни подчиняться по неведомым им причинам, будто бы перед ними оказывался Реджип Озтюрк собственной персоной, властный и жестокий бизнесмен, ставящий превыше всего материальную выгоду и собственный комфорт.
Видя, как нелегко брату дается даже простой подъем с кресла, Левент покачал головой, предполагая, что новая невестка не очень-то и следит за рационом своего благоверного мужа, уделяя больше внимание своим собственным целям.
- Левент, - начал мужчина, на голове которого не было ни единого волоса, а маленькие темные глаза терялись на фоне большой отечности под ними, - брат, рад, что ты наконец вернулся.
Пара секунд точно понадобилась Левенту, чтобы вспомнить живущий в его крови жест традиционного приветствия, и он молчаливо согнулся к протянутой руке старшего брата, слегка дотрагиваясь губами и соприкасаясь лбом с испещренной морщинами рукой мощного мужчины перед собой.
- Ахмет, аби, - кивнул ему Левент, несколько теряясь от того, как начать разговор.
Он петлял глазами по абсолютно нейтральному выражению лица мужчины, пытаясь по привычке угадать хотя бы одну эмоцию, которая навела бы его на мысль о том, куда потечет их разговор.
- На самом деле, я не собирался возвращаться, брат, - усмехнулся Левент. - Но обстоятельства вынудили прилететь в Стамбул на некоторое время, надеюсь долго здесь я не задержусь.
- Я уже слышал, что ты снова решил вернуться в профессию, Левент, - злостный и надменный тон вдруг проявился в нотках грубого голоса брата. - А как же Эмир? Он остался в Берлине?
- Конечно, Ахмет, у него самый разгар обучения, не было никакого смысла срывать его посреди учебного года и везти сюда, ради.., - запнулся профессор.
- Ради семьи, ты хотел сказать? - едва вздернувшись светлые, почти незаметные на лице, брови брата взметнулись вверх на долю секунды, означая презрительность, и тут же вернулись на место, снова делая его лицо непроницаемой маской. - Что же, ты всегда считал свою работу важнее родственных отношений, поэтому я не удивлен. Так ты не собираешься задерживаться здесь надолго? С каким на этот раз делом связан твой приезд, что ты все же решил приехать в родной город?
- Убийство молодой девушки, - слегка замявшись, ответил Левент. - Вызвали как специалиста в области криминалистической психологии, чтобы составить портрет возможного убийцы. Все как всегда, брат - то, что ты не любишь. Я надеюсь, что справлюсь с этим делом быстро, и снова вернусь к своему преподаванию.
Стараясь прямо сейчас не смотреть в лицо человеку напротив, чтобы не показаться слишком заинтересованным в новом расследовании, Левент оглянулся в сторону одного из диванов, будто бы ища в нем помощи и, не без удовлетворения, опускаясь на правый, стоящий ближе к нему, находя спасительные мгновения и прерывая дальнейшие обсуждения вероятного развития событий. Безэмоциональное лицо Ахмета Озтюрка было непроницаемым, когда он с тяжелым, свойственным тучным людям, вздохом опустился на кресло, широко расставляя ноги перед собой.
- Как тебе жизнь в Берлине, Левент? На дня я говорил с Беркером Чобаном, и он сказал, что турецкая диаспора в восторге от твоего курса по криминалистике и уже готовит нескольких новых детей на поступление к тебе на факультет, - не без гордости заметил Ахмет. - Кажется, тебе пошло на пользу - смена страны и профессии.
Снисходительная улыбка легла на лицо с редкой светлой щетиной старшего из братьев, пока его гордость за младшего Озтюрка, не имеющая ничего общего со с успехами брата, а лишь подчеркивающая статус их семьи в высших кругах не чуждой им страны, расцветала в помпезном тривиальном выражении усталых глаз.
Левент тут же, не без иронии внутри себя, подхватил такое привычное состояние Ахмета, когда все его заслуги обесценивались на фоне выигранных тендеров, очередного отхватившего в жесткой схватке пая муниципальной земли для строительства бизнес-центра, или устроенного ради пристального внимания журналистов благотворительного вечера в помощь незащищенным слоями общества, где красной нитью всегда следовала фамилия Озтюрк - богатейшая строительная империя, в которой оказалась одна паршивая овца - и имя ей было Левент.
- Ты знаешь, жизнь в Берлине - полна предсказуемости и размеренности, - отозвался Левент, поглядывая на брата, слегка склонив голову набок. - Но это как раз то, что нам с Эмиром было нужно. Пожалуй, мне не хватает только моря. У нас с сыном была попытка съездить к Балтийскому, но она с треском провалилась, когда мы оба решили испытать удачу и без гидрокостюмов залезли в его воды в мае месяце, - пытаясь спасти разговор, полный надменности и укора, продолжил он. - А Беркер бея я видел за день до приезда сюда, - умалчивая истинную причину его разговора с уважаемым им человеком, заметил он. - Мы как раз обсуждали с ним возможность прохождения практики моих студентов под его началом в Федеральном верховном суде.
- Как он поживает?
Вопрос Ахмета был скорее формальным, чем заинтересованным, поскольку разделявшее двух бывших друзей расстояние, давно сделало их общение слишком сухим и официозным даже в случайных встречах на важных мероприятиях, устраиваемых турецкой коалицией в Берлине, куда часто, как инвестора многих проектов, приглашали и Ахмета.
Сложно было поддерживать дружбу с человеком, от которого со времен одной школьной парты, осталась лишь внешняя оболочка, а открытость и искренность уступила место холодному расчету и поиску выгоды из любого общения.
Чувствуя, как разговор уходит от опасной для него темы, Левент откинулся на мягкую спинку дивана, отдавая должное его удобству и даже вкусу новой хозяйки, и перекинул ногу на ногу, намеренно создавая формальность их общения, чтобы не допустить Ахмета к тому внутреннему, что могло принять для него взрывоопасный характер.
- Разве ты не слышал? - изумление Левента сейчас выразилось в искренне вздернутых бровях и бегающем по лицу брата взгляде, недоумевая, почему старший Озтюрк был не в курсе столь громкого события, коснувшегося репутации его почти бывшего друга. - Недавнее дело под его председательством имело эффект взорвавшейся ядерной бомбы. В Берлине "полетели головы". И одной из них чуть не стал Беркер бей. Заявленный на фармацевтическую компанию *"Farmrose" иск от пострадавших по всей Германии привел в движение целую подпольную сеть черных аптек, и господина Чобана так же привлекали как заинтересованное лицо.
- Ну я надеюсь, обошлось без жертв?
- Что ты имеешь в виду, аби? Жертвами стали несколько десятков людей, которые пострадали от покрывающих эту компанию рук! - все же не сумев сдержать себя в руках, вдруг вспылил Левент, когда такие глупые слова брата, ничуть не ценившего жизни простолюдинов по его мнению, прошлись по самому сердцу человека всей душой проживающего каждую трагедию как личную и однажды найдя свое признание в борьбе за чистоту мира и его правопорядок.
- Левент, - наконец проявив первую эмоцию, усмехнулся Ахмет. - Твой возраст не пошел тебе на пользу. Ты все такой же приверженец высоких идей почти бесплатного труда. Миллионы людей по всему миру умирали, умирают и будут умирать от рук кого-то другого. Ты не сможешь спасти всех, а вот спасти себя от этих высокопарных идей - тебе давно стоило.
- Давай не будем продолжать это разговор, - резко отрезал Левент, делая взмах рукой в сторону брата, словно отсекая невидимой чертой возможные споры. - Как поживает племянница? И, кстати, где она?
Профессор оглянулся по сторонам гостиной, невольно отмечая новый большой обеденный стол из светлого дерева, с массивнойстеклянной вазой в самом его центре, наполненной лилиями, от которых шел слишком резкий и дурно пахнущий запах, отдающий по мнению Левента, с детства ненавидящего эти цветы, гнилым яблоком, и тут же заметил еще одно новшество в своем фамильном доме - некогда любимый портрет их матери, который с прежней хозяйкой был убран куда-то на задворки чулана в подвальных помещениях, а сейчас висел на самом видном месте в конце обеденной зоны, молчаливо взирая теплым нежным взглядом на всех, кто собирался за столом.
- Это племянница постаралась? - кивая в сторону портрета, спросил он у брата.
- Нет, - ответил Ахмет, оборачиваясь и находя взглядом предмет, на который указали глаза Левента. - Твоя невестка решила, что мама должна быть с нами во время совместных ужинов и завтраков.
- Похвально, аби, - скосив уголки губ вниз и уважительно склоняя голову, сказал Левент. - Не думал, что госпожа Озтюрк решит почтить память нашей матери таким способом.
- Ты ее не знаешь, Левент. Как ты вообще можешь делать какие-либо выводы? - воды, на которые заходил сейчас его брат вызвали в Ахмете массу противоречивых эмоций, проявившихся в нахмуренных домиком бровях, стальном прямо взгляде и укоризненно поджатых губах. - Или это опять твои психологические методы восприятия человека на расстоянии?!
- Извини, брат, - тут же поднял руки вверх Левент, вытягиваясь в натянутую струну в кресле, чувствуя как ступил на скользкую тропу чувств старшего Озтюрка. - Я лишь хотел поблагодарить ее за этот жест в адрес нашей матери.
- У тебя сегодня будет возможность это сделать, - безапелляционным тоном отрезал Ахмет, поглядывая на ручные золотые часы на своей упитанной руке. - Пока что госпожа еще на работе, но, думаю с минуты на минуту, должна появиться, так же, как и дочка.
- Я не видел ее сегодня в здании суда, хотя провел там несколько часов, - заметил Левент, и его взгляд стал более пытливым, когда он в своей привычке вгляделся в лицо старшего брата, отмечая каждую возможную деталь его облика.
Вот взгляд Ахмета теплеет при упоминании дочери.
Мгновенно замирает, и начинает хаотично и быстро бегать из стороны в сторону, вспоминая, место работы и обязанности племянницы, и становится ледяным, когда к нему приходит осознание, что он желал иной судьбы своей любимой дочери, но она, следуя примеру дяди, отправилась на услужение какому-то нерадивому прокурору, известному в узких кругах своей двоякой позицией.
Вместо ответа, который пытался сейчас сформулировать тучный мужчина в кресле, в гостиную, через боковую белую двухстворчатую дверь протиснулась хрупкая девушка с темными волосами, все лицо которой выражало какую-то глубокую скорбь.
В руках она держала серебряный поднос, на котором чинно красовались дымящиеся армуды, с напитком, а запах трав тут же распространился по всей комнате, снова возвращая Левента в далекие дни детства, где Гюлер Озтюрк - слегка полноватая женщина с густыми темными волосами буквально врывалась в пространство комнаты, громко позвякивая стеклянными чашками и блюдцами, с неизменной улыбкой на лице и вкусной аппетитной ачмой на подносе.
Тогда все было просто - Левент и Ахмет, покачивая короткими ногами, восседали на голубых, почти императорских стульях, ожидая самое вкусное угощение на свете - мамины булочки с ее неизменными присказками с адрес каждой из них.
Никто никогда, даже его жена, не повторял эту традицию, по которой оба брата, не сознаваясь друг другу, слишком скучали - прежде, чем схватить булочку с подноса нужно было выслушать небольшое предсказание.
Левент перевел взгляд на девушку, чьи синие глаза и черты лица показались ему смутно знакомыми. Тонкая, почти тощая фигурка, сгорбленная под очевидными тяжестями жизни, тихо двигалась, каким-то неведомым ему образом выдерживая вес чашек на подносе.
Поравнявшись с мужчинами, она присела перед столиком, устанавливая на него поднос, и вежливо кивнула Левенту, слегка прикусывая тонкие губы от смущения.
- Здравствуйте, господин Озтюрк. Я бы хотела сказать Вам спасибо за предоставленную возможность. Отец так много хорошего рассказал о Вас.
На мгновение Левент свел брови к переносице, пытаясь осознать за что может благодарить его совсем не знакомая ему барышня и тут же вспомнил кладбище, которое он посещал в Берлине каждую неделю, рывком вставая с кресла и со всей добротой обращаясь к девушке:
- Ты ведь Нурай, дочь Мехмеда? - яркая улыбка, проявилась на лице профессора, когда он наконец осознал, откуда ему знакомы черты лица девушки.
- Все так, господин Озтюрк. С Вашей помощи и разрешения старшего господина Озтюрка, я теперь могу работать достойно и иметь возможность ухаживать за своей девочкой.
Левент тут же перевел взгляд на своего брата, который сию минуту потупил свои глаза, в тонком душевном замешательстве от удовлетворенной просьбы Левента.
Профессор приподнял уголок губ, хитро оглядывая Ахмета, замечая все его эмоции отторжения добра, которое он имел свойство оказывать, несмотря на всю свою ледяную натуру, и приветливо похлопал Нурай по спине, чувствуя какое, как и у отца, хрупкое тело скрывается под черной униформой, надетой на нее.
Не желая прямо сейчас оголять поступок, который сделал его брат, и зная, как не любит Ахмет на самом деле показывать свою уязвимую часть души, он обратился к девушке:
- Тебе звонил Энгин, Нурай? Я просил его связаться с тобой, чтобы ты рассказала все о лечении дочки.
- Да, господин Озтюрк, да благословит Вас и Вашего брата Аллах! Вы даете моей девочке шанс вырасти и увидеть мир, - девушка благоговейно сложила руки, обращаясь к Левенту.
- Пусть пройдет, Нурай, пусть пройдет, - с жаром отозвался Левент, снова бросая внимательный взгляд на брата, который был отцом дочки, вьющей из него все возможные веревки.
Нурай еще раз с благодарностью кивнула двум братьям, ставшим для нее спасением не только ее дочери, но и самой, и поспешила в сторону кухни, чувствуя искрившийся от невысказанных самых разных эмоций воздух в помещении между двумя мужчинами.
Абсолютно разные внешне и даже по характеру, они все равно оставались сыновьями властного Реджипа, от которого они переняли способность к рациональному мышлению и добродушной Гюлер, мягкость которой, один из них тщательно скрывал, проявляя себя лишь к дочери, а второй обращал на благо общественности.
Внезапно входная дверь в комнату, до этого момента отгораживающая гостиную от посторонних звуков, звучно распахнулась и в ярко освещенном хрустальными люстрами, переливающимися в самые солнечные турецкие дни всеми цветами радуги, ворвалась слегка полноватая брюнетка, распространяя запах приторных сладких дорогих духов, явно не в настроении одним рывком бросая сумочку на дубовый комод, чуть не сворачивая с темной столешницы размещенные на ней фотографии.
Ее воинственный вид и подернутые злобой губы грозились сейчас найти выход на ком-то из домочадцев, и Ахмет Озтюрк спешно осел в кресле, вжимаясь в его спинку настолько, насколько это было возможным.
- Эта чертова Кара ханым сведет меня с ума! - зычным голосом крикнула она в пространство, явно не замечая Левента и по привычке обращаясь к одному отцу. - Папочка, может ты предпримешь меры?!
Брюнетка, вдруг почувствовав небольшое шевеление человеческого тела со стороны дивана, невольно развернулась в сторону мужчины, сидевшего на нем, и тут же громко вскрикнула:
- Так вот какого профессора она вызвала из Берлина! Дядя! - и она тут же распахнула свои объятия в сторону Левента, устраивая на своем лице улыбку, больше похожую, как и обычно, на зловредную гримасу, - Ты ли это, мой любимый дядя Левент, решивший вместе с этой стервой переловить всех маньяков Стамбула?!
- Мелис, - рассмеялся Левент, привлекая ее к своей груди, и в который раз умиляясь ее экспрессивности. - Что ты не поделила с госпожой Эльмаз?
- Твоя начальница, дядя, решила устроить мне очередной обмен иронией, пока сама шлепала по коридору, бог знает за чем к моему начальнику, явно с не добрыми намерениями! Я бы на твоем месте, поостереглась иметь с ней дело. Мертвецы, и те, скоро начнут оживать, лишь бы их дела не разбирала эта блюстительница порядка, которой впору командовать ротой, а не выстраивать межличностные отношения!
- Дочка, - обратился к ней Ахмет до этого момента притихший и сидевший в кресле, пытаясь мимикрировать под его серую обивку. - Что опять стряслось?
- Она в который раз указала мне на наши связи, папочка! - Мелис скорчила губы бантиком и попыталась изобразить взгляд всем известного кота из мультфильма.
Левент вновь закатился от смеха и покачал головой, оглядывая столь неподобающий образ - черное с золотыми пуговицами короткое платье, массивные серьги и красную помаду - в красках представляя себе реакцию той самой защитницы правопорядка и ее возможные замечания в адрес своей племянницы.
То, что Мелис мастерски умела эпатировать публику, подражая своей матери, никогда не вызывало у него вопросов, однако, доставляя немало неприятных моментов ее отцу, краснеющему при любом удобном случае, когда, например, внезапно, на приеме, куда собирались представители традиционных состоятельных семей Стамбула, Мелис вдруг врывалась, разряженная как новогодняя елка, в дорогую бижутерию, короткие платья и с ярким вызывающим макияжем.
Когда Левент, отмечая, несмотря на всю ее легкомысленность в отношении к жизни, вызванную большим достатком отца, ее не дюжий ум предложил ей попробовать отучиться на юриста и обещая поддержку, он и не знал, что однажды им предстоит работать вместе, ожидая от Мелис чего угодно, кроме карьерных замашек.
- Дочка, - слова Ахмета, сказанные слишком подхалимским тоном, раздались где-то глубоко из кресла. - Не стоит связываться с этой госпожой. Она под защитой Главного прокурора, не оберемся проблем. Аяз Шахин не самый простой человек в нашем обществе.
- Знаем мы, под какой она защитой! - тут же вспылила Мелис, взвинченная, распаляясь будто оголенный провод, и мгновенно осеклась, поглядывая в сторону Левента.
Последние слова не ускользнули от внимательного слуха профессора и его короткое удивление выразилось лишь в быстром поднятии вверх брови, тут же приходящей в нормальное положение. Он сел обратно на диван, пытаясь надеть на себя хладнокровную маску, хотя где-то в глубине его мыслей отношение к женщине прокурору заметно возросло в интересе, учитывая намеки племянницы и разговор с тем самым Аязом Шахином в кабинете у Кары.
"Что же Вы скрываете еще, уважаемая госпожа Прокурор?" , - невольно задумался Левент, и краткое желание узнать эту бестию чуть лучше, промелькнуло в его голове.
- Значит, - начала Мелис, усаживаясь на диван рядом с дядей и по-свойски теребя его за рукав водолазки, совсем как в детстве, - ты приехал помочь нашей железной фурии отыскать очередного убийцу? Может, хотя бы ты поставишь ее на место, дядя, иначе мне не будет жизни, ну честное слово. Только учти, от нее сбегают все мужчины, с которыми она работает. Как бы тебя не постигла та же участь.
- Не волнуйся за меня, Мелис, - ответил ей Левент, перехватывая ее пальцы и слегка потирая их массажными движениями. - Я не из пугливых, к тому же у нас профессиональные отношения. Помогу ей, уеду обратно в Берлин.
- Ох, дядя, ты только что дал мне повод отлично вывести твою начальницу из себя! Она - и не справляется? - рот Мелис изогнулся в саркастической гримасе. - Это ли не повод снести ее с пьедестала!
- Она мне не начальница, - несколько задетый, парировал ей Левент. - Я всего лишь приглашенный консультант в ее дело. Сделаю все от меня зависящее и вернусь домой.
- Ты не взял с собой Эмира? - оглядываясь в поисках в комнате двоюродного любимого брата тут же переключилась Мелис, игнорируя его последние слова.
- Нет, он остался учиться, семестр только начался, какие могут быть поездки, Мелис. Расскажи, как дела у моей племянницы? Все ли получается в работе?
Взгляд Левента понимающий и принимающий был направлен на эмоциональную девушку, жаждущую общественного признания. Краем глаза, он отметил, как Нурай и Хайят разложили скатерть на длинном столе и сразу подумал, что традиция семейных ужинов за белой скатертью вновь возобновилась с приходом новой хозяйки.
- Если бы твоя начальница, - будто специально продолжая действовать на нервы дяде, сказала Мелис, - не вставляла мне палки в колеса, могло быть все идеально!
- Если бы ты, Мелис, выбрала другую карьеру, - подал голос большой мужчина в кресле, - тебе не пришлось столкнуться с этой пресловутой Карой ханым.
Девушка замерла, бросая на почти скрывшегося в кресле отца взгляд, полной убийственной ненависти. Она всегда выбирала то, что хотела, кого хотела и когда хотела. Даже отец, способный оказать влияние на кого угодно, кроме нее, не имел права голоса. Его непререкаемая любовь к собственной дочери всегда была умело ею используема. Когда она, будучи всего лишь выпускницей, попала сразу в самую гущу судебных процессов, не без его поддержки, но и с помощью своих талантов.
- Такие фразы тебе, папочка , нужно кидать моему дяде, а не мне. Это ведь он первый решил не продолжать дело деда, предпочитая иметь дело с трупами и их убийцами, а не с контрактами и стратегиями бизнеса, - язвительность Мелис в моменте переходила разумные пределы, и Левент глубоко вздохнул, уже предчувствуя, что последует дальше.
Семейный ужин прямо сейчас, в эту минуту, грозился быть нетронутым. Еда, которую в красивых сервировочных блюдах продолжали выносить Нурай и Хайят, вдруг показалась Левенту не столько чудесной, хотя он и не ел с самого утра.
Ахмет вынырнул из кресла, оценивая как слова Мелис возымели воздействие на брата, и тут же столкнулся с его непроницаемым взглядом карих глаз.
- Еще не поздно, Левент, отложить свои лекции и методики и начать настоящее дело, - излишне грубый тон, с нотками боли вырвался изо рта Ахмета.
Он наклонился к остывшему чаю, к которому не притронулся ни один из братьев и попытался отпить из чашки. Поморщился, когда еле теплый чай проник в его тело, не вызывая никаких приятных ощущений.
- Мне казалось мы закрыли эту тему, - чуть более взвинченно сказал Левент. - По твоему, закон и правопорядок менее ценен, чем мир большого бизнеса?
- Твой закон и правопорядок привел тебя к той точке, которая есть сейчас, - стальной взгляд тех же карих глаз, что и у отца, вперился в Левента, давя на самые болевые точки похлеще любого психолога. - Не он ли отобрал у тебя самое ценное? Если бы ты выбрал дело отца, а не свои дактилоскопы и шизофренических идиотов, все могло быть иначе!
Левент передвинулся на край дивана, встречая его взгляд своим прямым, и сцепляясь в словесной схватке. Скулы его напряглись, услышав слова брата, пальцы рук сжали друг друга, проецируя в кончики максимальный уровень стресса.
- Почему бы тебе, Ахмет, прямо сейчас не сказать мне все, что хочется. Вот я, перед тобой, как и обычно. Посмевший порочить когда-то честь семейного дела, выбирая те ориентиры, которые считал правильным. Спешу напомнить тебе, что ты - не отец, и, кажется, эту тему я уже проходил в далекие 20 лет своей жизни!
- А я посмею тебе напомнить, Левент, что ты до сих пор пользуешься благами положения нашей семьи! Выбери ты тогда правильный путь, воспитывал бы сейчас не одного своего ребенка!
- Не тебе, брат, говорить мне такое! - взревел Левент, резко вставая с дивана так, что даже Мелис отшатнулась в сторону, видя искаженное от боли и гнева лицо своего дяди. - Ты сейчас серьезно обвиняешь меня, что я могу претендовать на какие-либо дивиденды?! Ты верно сошел с ума, Ахмет, потерявшись где-то между тендером за разум и тендером за власть. Готовь бумаги, брат, если тебя это так беспокоит, я отдам тебе чертовы акции компании и ты станешь ее полноправным владельцем!
На этих словах, Левент, опережая встающего из своего серого укрытия Ахмета, пробороздив тапками линию на сером градиенте ковра, в исступлении, сражаясь со своим внутренним самозванцем, проследовал к выходу из гостиной, оставляя в полном замешательстве своей реакцией племянницу и брата, привыкших лицезреть мягкого и уступчивого мужчину в кругу семьи.
Серый Lexus, в эту минуту паркующийся возле двух машин, стоящих возле каменной лестницы, прекратил свой гул, заглушая звучание мотора и так же сонно, как и его хозяйка, будто бы вздохнул от трудового наполненного событиями дня. Женщина за рулем устало выгнула спину, хватаясь за шею, которая от постоянного нахождения за столом грозилась превратиться в большую проблему в отсутствии отдыха, который она считала непозволительной роскошью.
Открыв окно, она вдохнула приятный ночной воздух, наполненный запахом цветущий растений ее сада, куда она вкладывала душу, и на секунду прикрыла глаза, вспоминая вытянувшиеся лица мужчин, когда она заявила об очередном своем нововведении. Звук отбрасываемого ногами гравия на дорожке внезапно привлек ее внимание и она тут же вгляделась в темную высокую тень, яростно сбивающие смесь небольших серых и коричневых камней, продвигающуюся к одному из автомобилей.
Мужчина спешил к Volvo, а на его красивом лице застыла агрессия, желваки на скулах играли даже в темноте южного вечера. Усмехнувшись, женщина сразу поняла, что случилось. Ее муж в очередной раз проявил свою несдержанность к собственному брату.
Не желая прямо сейчас вникать в вероятную причину их конфликта, она спешно вжалась в коричневое кожаное сиденье, в надежде, что мужчина в своем запале не заметит ее, сидящую в машине. Тень проскользнула мимо, не бросив даже взгляда в ее сторону, распахнула дверь Volvo и на полной скорости, взвизгнув колесами по гравийной дорожке и поднимая клубы пыли, скрылась за ближайшим поворотом.
Ужин в семье Озтюрк начинался.
___________________________
* любое сходство с реально существующей компанией является случайным . Название имеет литературный вымысел.