Продолжение. Начало - здесь, оригинальный текст - здесь.
продолжение отступления
Выйдя в коридор, я сразу же увидел свою Блинни. Приятно, что была она не одна - за талию её придерживал уже знакомый мне молодой мистер Мацелл.
Я от души потряс его руку:
- Спасибо вам, сэр, за заботу. Вы так много делаете для нас. Моя крошка, я вижу, чем-то напугана? Это ничего. Пройдёт. Милая, - нежно пододвинулся я к Блинни, - не хотите ли вместе со мной ощупать свежий труп? В этой комнате такой найдётся.
- Мне того, как вы блистали на сцене, вполне хватило для обморока.
- Вы...вот что, - я напряжённо посмотрел на них обоих, - досматривайте пока оперу - она, по-моему, всё ещё идёт. А я, скромный сыщик, должен помочь в беде добрым служителям Мельпомены. Никак не могу оставить моего друга одного. Убита женщина, и найти преступника - это дело нашей совести. Да, друзья мои, искать убийцу - дело коллективное.
В этот момент в толпу протиснулся актёр в костюме то ли червяка, то ли крупного кузнечика.
- Болдуин Тугодумович, служебный вход взорван. Это, я буду точен, ни в какие ворота.
Режиссёр посмотрел на него с длительным отвращением.
- Какого чёрта! Вы почему не на сцене?
- Здравствуйте добрый день, мой выход в четвёртом акте.
- Чего ж вас тогда понесло на служебный вход? Опять чужих женщин запускать? Чтоб тут их таскать за носы?
- Уборщица вопила воплем - вот я и отклонился.
- Час от часу не проще, - едко скривился режиссёр, - у нас не театр, а побоище. Скажите-ка, Орхидей Ариэлевич, вы сегодня случайно не целились в нашу Экспоненту Уховну, не стреляли из пистоля?
Актёр брезгливо сплюнул:
- Не имею такой привычки. Пела она, конечно, как ведьма, но нервы мои давно окрепли.
Режиссёр, видя нарастание толкучки, проорал над головами воззвание:
- Неплохо б, господа, чтоб вы отсюда никуда не разбегались. Мы ждём полицию, надо будет принять.
В это мгновение где-то на сцене солист взял высочайшую ноту, и я рядом услыхал:
- О господи, в этом месте должен идти бас.
Высказывалась какая-то женщина с равнодушным лицом, видимо, из труппы.
На неё с неудовольствием отвлёкся режиссёр:
- А вы, Ордината Кряковна, чего тут топчетесь?
- А что? Убийство всё ж таки, не каждый день доводится.
- Вот именно, что убийство. А вы берётесь об искусстве судачить. Будто смыслите много. Ваше место - бухгалтерия.
- Кто знает, кто знает... - многозначительно протянула женщина, - вчера даже сам Изрыгайло сделал мне комплимент. Сказал, что я хорошо сложена.
Режиссёр недоверчиво брезгливо оглядел собеседницу:
- Изрыгайло? Прямо так и сказал? Он что, опять запил?
- Чужая душа - памороки, - туманно объяснила Ордината Кряковна, - хотя.. Заведующева, как я понимаю, с сегодняшнего дня не поёт. Хотите, я для начала басню отчебучу?
- После, после, Скулищева, - режиссёр был не в своём духе, - а то я знаю - если начнёте - и трупы затрясутся.
- Вот всегда вы так, - обиделась бухгалтерша, - с вами о полёте души, а вы о мертвецах.
Из арт-уборной вышел с дымящейся трубкой Чеснок Холст.
По форме дымных поползновений я радостно догадывался - ему уже многое ясно.
- Сэр, - придрался к нему Болдуин Тугодумович, - здесь курить не приветствуется. Фанера, тряпки...
Холст отмахнулся носом:
- Бросьте. Даже от взрыва ничего не загорелось. Здание времён Сократа. Тут уже и дерево окаменело.
Я тронул режиссёра, сказал ему на ухо:
- Это мистер Чеснок Холст.
- Как? - возликовал вдруг тот, - сам? Вот это попадание! Только в Лондон - и сразу такое! Не напрасно значит ехали, спасибо нашей окочурившейся. Мистер Холст, спрашивайте. Расскажу всю свою жизнь, включая заутробность.
- Когда должен был быть её выход? - Холст кивнул на открытую дверь уборной, где обособленно от живых лежала солистка, в недавнем прошлом тоже живая.
- Выходила сразу после арии паука, она ведь к выходу в тот момент и готовилась. У них там сильная эмоциональная сцена. Оса своим жалом действует пауку на нервы, за это он убегает от неё в горы. И вот пока паук пел, Заведующева - того. И прогул ей не поставишь.
- А кто сейчас поёт вместо неё?
- Рот открывает паук, а из-за кулис поёт Чунька, уборщица наша, она же повариха и прачка. А кроме того - курьерша, гримёрша, художница по костюмам и кассирша. Ей семьдесят пять. Понимаете, мистер Холст, у нас так бывает. Актрисы иногда не в голосе, а... ну английская публика, сами знаете, - дура дурой, она не догадывается.... ой. Простите, я не хотел задеть вас за живое.
Внезапно со стороны взорванной двери послышался сильный грохот, что-то обрушилось, звякнуло и лопнуло.
Донёсся женский визг:
- Мужчина в доме!
И сразу же невидимые восклицания:
- Ну и дельце! Что за дельце! Кто убитый? Ко мне! Именем королевы!
Сшибая плакаты со стены, ворвался наш старший инспектор.
- Что за сборище! Откуда набежали? О, и вы здесь, доктор? Ну-ну. И дружок ваш конечно? Ну а как же. И чего дома не сидится? Ну каждой бочке загвоздка... ладно уж... где труп?
- Вы на нём стоите, - негромко указал Холст.
Инспектор с возгласом "Пардон, гражданка" брезгливо спрыгнул на пол:
- О! Ну и одежда на ней! А это чего? У-у-у рожа-то какая! Во рожа! Ничё се, как свело! Она что, и пела с таким лицом? Хорошо хоть, в оперы не хожу, а то ночей бы боялся. Тэ-э-эк, труп налицо, убийство налицо, убийца где-то ходит. Скотланд-Яд начинает операцию.
Главный кто?
- Я, - послушно представился Болдуин Тугодумович.
- Вы чей?
- Режиссёр я, - сказал режиссёр.
Бесстрейд брезгливо потёр глаза, качнул кепкой:
- Ну и профессия. Это ж надо придумать. И часто в вашей труппе трупы?
- Нет, сэр. Мы о таком и не мечтали.
- Стало быть, только сегодня угораздило?
- Так точно, сэр.
- Убийцу нашли? Кто он? - строго спросил Бесстрейд и посмотрел в упор.
Режиссер кашлянул в себя.
- Видите ли, сэр... у нас и времени-то на это нету. Мы, понимаете, артисты...
Инспектор перебил:
- Все вы так говорите. Артисты, виолончелисты, футболисты..., - он внимательно просверлил режиссёра глазами и через нос добавил, - а то может, чего и похуже.
- Я вас не понимаю, сэр!
- Ещё бы, - недобро сощурился Бесстрейд, - куда вам! Разоделись тут, как кикиморы.
- Здесь театр, сэр...
- Сам знаю, что не баня. Тем более, надо одеваться подобающе. Вот что это за мундир, - инспектор взял и притянул к себе женскую руку, вследствие чего и вся оставшаяся от леди часть к нему пододвинулась.
- Она играет роль мухи-дрозофилы, - поспешил объяснить Болдуин Тугодумович, - вдруг ей срочно понадобится выскочить на сцену. По нужде.
- На сцену, - нахмурился Бесстрейд, - а что, если именно там, на сцене, убийца сейчас и находится? А? Вы эту версию не отрабатывали?
- У них у всех алиби, сэр. Во время злополучия они на сцене и болтались.
- Кто это может подтвердить?
- Две тысячи зрителей, сэр.
- Хорошо. Допросим каждого. Но и вам, мистер режиссёр, я советую тоже не вилять.
- Привычку вилять, сэр, я в себе изжил. Луплю теперь прямо в лоб.
Бесстрейд посмотрел на него удлинённым взглядом.
- Это правильно. Скотланд-Яд всегда приветствует чистосердечные признания. А раскаяния ещё больше.
Режиссер чуть воспламенился:
- Надеюсь, меня вы хотя бы не подозреваете?
- Не надейтесь. Вы просто под шквалом подозрений. Я подозреваю всех без исключения. И всю вашу трупогенерирующую труппу, и оркестр, и зрителей, и тех, кто возле театрабез дела шатается. Себя я тоже подозреваю. И ещё обязательно допрошу. Это моя конституционная доля - подозревать. Прётесь в Англию, а её Конституцию не зазубрили. А там, между прочим, всё ярко написано, всё живо - хоть пьесу по ней ставь.
- Возьму на заметку, - виновато пообещал режиссёр, пытаясь навлечь на себя снисхождение.
Бесстрейд вдруг обратил внимание - набралось вокруг так много народу, что перестал быть виден даже труп.
- Мистер режиссёр, что происходит? Почему везде так много насекомых? Комарьё сплошное. Удалите их немедленно.
- Невозможно, сэр, - плаксиво ответил Болдуин Тугодумович, - они все сейчас переносят душевную панику и меня ослушаются.
- Ну тогда организуйте труп на вынос . Пока не затоптали. Я не могу в таких условиях двигать дедукцию.
- Куда же?
- Не знаю, это ваш дом. Вам и карты.
- Может, разве на сцену? Там посвободнее - несмело предположил режиссёр.
- Валяйте. Сами все тоже потом соберитесь. Там же.
- Но..- режиссёр замялся, - у нас ещё действо оперы проистекает, там зрители...
- Они мне не помешают.
Режиссёр свистнул соловьём-разбойником, все, кто толкался в грим-уборной, подхватили безучастное тело и куда-то попёрли.
Потный инспектор вышел и многозначительно-небрежноостановился возле меня.
- Как следствие? - поинтересовался я.
- Набираю темп, - пренебрежительно ответил Бесстрейд, - убита женщина, и это неспроста. Тут чувствуется почерк банды.
- Помощь не нужна?
- Да что это с вами, доктор. Когда это я просил помощи. Убийца в моих руках. Осталось дожать.
Меж тем, руки его были пусты.
Однако меня очень тревожили действия Бесстрейда - труп унесли, а как же мой друг Холст? Унос весьма осложнит расследование по горячему следу. А самого Холста даже и не видно.
Я обратился к первому же встречному человеку - им удивительным образом оказалась Блинни Кекс.
В немыслимой движущейся толкотне я спросил:
- Муза моя, вы не заметили куда девался мой друг?
- Ушёл в зрительный зал. Сказал, что хочет досмотреть оперу.
- Оперу? - удивился я, сильно прижатый к стене и теряющий дыхание, - а как же следствие по делу гибели доброй госпожи Заведующевой? Мне кажется, тут бы наверняка пригодился его метод.
Меня дополнительно сдавили с боков, я начал хрипеть:
- Убита женщина, актриса театра, и многое тут не ясно. Смерть доброй госпожи Заведу...
Сплющили меня так, что тело моё вот-вот должно было начать треск. В воздухе оставались только губы..
- ...щевой не должна остаться не расследованной... лондонцы ждут надежды... мы, скромные сыщики...
Тут меня окончательно сшибли с ног.
Мне многое пришлось пережить, прежде чем я оказался в зрительном зале и понял, что можно сесть рядом с друзьями.
Я бухнулся в кресло между Холстом и Блинни, после чего мистер Мацелл решительно заторопился домой, уверяя нас, что как раз на сегодняшний день у него намечен пересмотр жизненных устоев.
Мне не хотелось, чтоб он уходил и оставлял на меня одного мою невесту, поэтому я сказал:
- Все двери блокированы полицией, сэр, и вас ждут великие тернии. Думаю, вам лучше не рыпаться.
- Но мои домашний попугай давно не разговаривал, сэр. Ему не с кем. Это бесчеловечно с моей стороны.
- Не ищите весомости в подобных аргументах. Пока полиция ведёт следствие, все люди в западне.
- Ничего себе, - произнесла Блинни, - сходили на представленьеце.
Холст сидел развалившись и набивал табаком трубку.
- Вы что, собираетесь здесь закурить? - подозрительно спросил я.
- Покорён вашей дедукцией, друг мой.
На сцене в это время лежал безмятежный труп. Как только в гримёрной стало неинтересно, вся толпа переместилась сюда. Тем, кто не хотел, показала дорогу полиция.
Бесстрейд выстроил всех в одну спиральную шеренгу и ходил перед ними походкой Наполеона. Паук-Чудище продолжал петь, а прибывший из дома директор театра, стоя возле закулисья, громко выражал свои художественные чувства отборной бранью.
В общем, изначальный сюжет действий оперы почти не угадывался. Отсебятины в сценарий навалилось изрядно.
Бесстрейд подошёл сзади к солисту, похлопал по плечу:
- Хватит канючить, - сказал он с ленивым упрёком, - займите своё место в строю.
Тот, вежливо ошалев, вынужден был подчиниться.
- Вот, - говорил Бесстрейд, - прямолинейно указывая на труп, - вот что вы наделали. А наша цель - убийцу обезвредить. Поэтому нелишне было бы узнать - кто из вас убийца личный. Можете в порядке очерёдности смело признаваться. Любое покаяние от меня не ускользнёт. Вот вы, - обратился он к пауку, - всё, гляжу, поёте. Петь - дело нехитрое - ни слуха, ни голоса не надо. Кем доводилась вам поражённая?
- Супругой, сэр.
- Жаль её?
- Нет, сэр. Я охотно найду другую.
- Вы хотели, чтоб она погибла?
- Да, сэр.
- Яму себе роете, мистер...
- Узкокрюкин, сэр.
- Чего ж вы против себя улики конструируете?
- Так я ж в те жуткие секунды был на сцене, сэр. И испускал баритон.
Бесстрейд опустил лицо:
- Это верно, - вздохнул он, - сеть, которую я плёл вокруг вас, лопается. Нужно идти дальше, - он строго осмотрел гнутую шеренгу, - убийца, выйти из строя!
Никто, к его сожалению, не вышел.
- Слушайте, - осудил сразу всех инспектор, - эдак мы никогда не дознаемся. Вот задерживаете сами себя. Неужто никому нечего сказать? Вот вы, например, - он наугад коснулся случайного, - ваша фамилия?
- Треугольников, сэр.
- А в переводе?
- Треангл, сэр.
- Скажите, что вы знаете.
- Ну... - замялся артист, - я на сцене-то давно: басни, тексты, роли, монолог Мефистофеля...
- Это отчуждения. Где вы находились в момент телесного кризиса актрисы Заведующевой?
- От волнения колотился за кулисами, сэр. Я готовился к выходу. У меня роль навозного таракана, который в финале превращается в Гулливера.
- Вы с погибшей состояли в отношениях?
- Это, сэр, надо вспоминать. Спать-то вместе, конечно, доводилось, как и с другими чужими жёнами. Но отношения...
- И зачем вы так себя вели?
- ТАк мы в дороге коротали время, сэр.
- Вам жаль её?
- А позволите? - попросил Треангл, вышел из строя, посмотрел на отречённую внимательней обычного и покачал головой.
- Пожалуй, нет, сэр. Теперь уж точно. Никакой симпатии.
- Стало быть, хорошо, что её убили?
- Да, сэр. Всё к лучшему.
- Ну вот что, Треангл, как видите, я плету сеть вокруг вас, и эта сеть может затянуться.
- Я понимаю, сэр. Вы на работе, вам надо. Но убивать мне не доводилось никогда - я не умею. В России, у меня дома живёт много мух - ни одна не обижена, все сыты.
- То-то, смотрю, вас всех тут на мошкару заносит. Ладно, не сердитесь. Вам верить можно. У вас фамилия приятная, да и на наш переводится.
Следующим шёл неуёмно высокий верзила.
- Ну что? - инспектор надменно сложил руки где-то у себя на животе и, расставив ноги по краям, посмотрел на лицо в высоте, - вы похОжи на убийцу.
- Знаю, сэр, все так говорят.
- Ну а вы на это что?
- Смеюсь, сэр.
- Чего ж смешного?
- Потому что не убивал, а похож. От этого прямо и хохочу без удержу, как гусь.
- А я вот возьму и задержу вас по подозрению - будете хохотать?
- Буду, сэр. Даже если меня повесите - буду. Потому как не за что. Оттого и хохот.
- Вы кто по роли?
- Филин, сэр.
- Где вы находились в момент остекленения убитой?
- Я сидел в общей гримёрке и учил роль. У меня роль из трёх слов, но они очень труднопроизносимы. Я тратил месяцы, чтоб их научиться произнесть.
- Ну и как?
- Успех. Слушайте: "Ух, Ух, Ух".
Бесстрейд легко повторил эти волшебные слова.
Верзила заулыбался:
- Вы гений Мельпомены, сэр. Великие способности, сэр.
- Да чего там, - отвернулся довольный собой инспектор, - ладно, теперь сам вижу, что вы не убийца.
Дальше был человек в гражданской одежде. Бесстрейд, уже привыкнувший к экзотике, возмутился:
- Что за мундир? Почему не по форме? Или вы человек не насекомый?
- Не насекомый, сэр. Я ответственный техник, учёный физик-изобретатель, профессор.
- Ну... - Бесстрейд нехотя покривился, - быть учёным - дело нехитрое, много ума не надо. Как вы оказались в театре - вот отчего содрагается мой разум и темнеет душа.
- Я тут в штате. Механик механизмов. Лондонец. Фамилия у таких, как я - Лоренс.
Бесстрейд необыкновенно быстро подобрел:
- Свой значит? Ну идите домой, раз так.
- Хорошо, - согласился Лоренс, - вздохнув, пойду. Будете у Темзы - заходите. Мама выпекает неплохой кипяточек.
Нащупав ход, все последующие стали тоже выдавать себя за англичан, и тоже были отпущены. Отпускались до тех пор, пока Бесстрейд не спохватился.
Людей всё меньше, а образ преступника туманен.
Тогда он решил пойти по второму разу и начал заново.
Для экономии времени диалоги сократил. Благодаря чему в них вкралось бледное однообразие.
- Убийца вы?
- Отнюдь, сэр. Разве ж такое мыслимо?
Походив так с часок, инспектор понял:
"Вот я, а вот и тупик вокруг меня".
- Что ж вы дурачите законность, - упрекнул он артистов, - где ваша конституционная устойчивость? Посиневшая, понимаете ли, есть, а преступник не обнаружен. Ситуация, надо сказать, небывалая. Придётся искать его среди... - и он повёл тяжёлый взор в зрительный зал.
(потом)