В приёмном покое на кушетке сидел мальчик. Маленький, худенький, лет шести, не больше. Наверное, ровесник Дениса. Он безвольно болтал ногами, лицо было бледным, а глаза полны страха.
- Привет, - мягко сказал Максим, снимая с шеи стетоскоп, - как тебя зовут?
Ребёнок вскинул глаза, полные слёз и чуть отшатнулся. Он дрожал, словно от холода, но Максим понимал, это не физический озноб, это ужас. Глубокий, первобытный.
- Тихо, - ещё тише проговорил врач, вытаскивая из своего кармана неизменного плюшевого зайца. - Смотри, у меня есть друг, он очень любит помогать.
Обычно дети хотя бы смотрели на игрушку. Некоторые даже тянулись к ней рукой. Но этот малыш лишь сжался сильнее, ещё больше отстранился. Слёзы текли по его щекам, оставляя влажные дорожки. Максим сжал челюсти. Он медленно выпрямился и оглянулся к ординатору, всё ещё стоящему у него за спиной.
- Его привезла скорая, - начал говорить парень, сверяясь с планшетом. - Высокая температура, многократная рвота, диарея. Без имени. Родителей нет. Адрес - детский дом. Оттуда его и привезли.
Тонкий холод скользнул вдоль позвоночника Максима. Он похолодел от понимания. От воспоминаний. Он знал, с какими взглядами и в каких состояниях поступали дети из тех мест. Как они боялись прикосновений. Как не доверяли ни словам, ни доброте. Он сам когда-то был таким - сломанным, потерянным, выжившим.
Он знал этот взгляд, потому-что когда-то Маша смотрела на него такими глазами. Голубыми, полными слёз. Именно поэтому у доктора не было прав на ошибку.
- Понял, - почти шёпотом произнёс Максим, обернувшись к мальчику. Его голос стал мягким, будто тёплое одеяло, в которое так хочется завернуться. - Эй, малыш...Хочешь, покажу тебе животных, которых ты, наверное, никогда раньше не видел.
- К-каких? - голос мальчика был едва различим, хрупким, словно стекло на грани трещины.
- А каких ты уже видел? - Максим присел на корточки так, чтобы быть на одном уровне с ним. Их глаза встретились. Мужчина не позволил себе ни капли жалости - только спокойствие и принятие.
- К-кошек, - мальчик почесал нос, всё ещё не до конца доверяя. - И одну собаку. Она жила под моей подушкой, пока воспитатель не забрал её.
И Максим понял. Понял слишком хорошо. Их всегда забирали. Никаких личных вещей. Никаких надежд. Никаких ожиданий.
Он с трудом сглотнул подступивший ком в горле.
- А у нас в живом уголке есть настоящая собака, - мягко сказал он, откашлявшись. Он не имел права выдавать ту злость, что разгоралась внутри него при одном упоминании детского дома. - Хочешь посмотреть?
Мальчик кивнул. Маленький кивок, почти незаметный, но в нём крошечная, робкая искорка интереса.
- А она поместится у меня под подушкой? - серьёзно спросил ребёнок, глядя на доктора снизу вверх, так искренне, что сердце мужчины сжалось.
Максим едва улыбнулся - не весело, не для вида, а печально и по-настоящему.
- Вряд ли. Он может очень громко лаять и разбудить всех детей в приюте, - проговорил он, аккуратно беря мальчика за руку.
Тот позволил. Максим помог ему соскользнуть с кушетки и повёл его в сторону комнаты, где находился живой уголок - небольшое, но уютное место, в котором их клиника содержала пушистые доказательства доброты.
- Хорошо бы, - шепнул малыш. - Я бы хотел, чтобы он лаял по ночам. Чтобы пугал злодеев.
Максим замедлил шаг.
- Злодеев? - переспросил он, чувствуя, как холод пробегает по спине.
Мальчик кивнул. Почти незаметно. Словно признание давалось ему с трудом.
- Один мальчик. Руслан. Он приходил ночью. Всегда, когда воспитатели не видели. И бил нас...Сильно.
Тишина, что повисла между ними, была невыносимой. Максим сжал его крошечную ладонь. Слишком сильно.
- Ай..., - тихий вскрик вернул его в реальность. Мужчина сразу отпустил, отстранился, чувствуя, как волна вины захлёстывает с головой.
- Прости..., - выдохнул он. И на мгновение ему показалось, что он просил прощения не только за этот сжатый кулак, а за весь мир, что позволил ребёнку пройти через ад. - Так как тебя зовут? - тихо спросил доктор, ведя мальчика по коридору, стараясь говорить ровно и спокойно.
Мальчик закусил губу, будто сомневался, можно ли отвечать. И только, спустя несколько секунд, прошептал:
- Костя.
Максим кивнул, незаметно улыбнувшись и погладив того по голове. Глаза мальчика на мгновение вспыхнули - удивлением и надеждой. Но тут же погасли. Максим продолжал идти рядом, удерживая шаг вровень. В груди всё сжималось. Оставшийся путь прошёл в тишине. Не было слов, которые могли бы стереть прожитое. Но сейчас рядом был тот, кто слышал.
Когда они добрались до живого уголка, мальчик на мгновение замер, словно не верил, что это правда. В вольере, на подстилке, дремала большая рыжая собака. Где-то шуршали морские свинки, лениво грызли сено и кролик, тихо сидевший в углу.
- У тебя ведь нет аллергии на животных? - спросил доктор и перевёл свой взгляд на ординатора, чтобы тот сверился с медицинской картой.
Он покачал головой. Максим кивнул и открыл маленький забор, который отделял животных от пациентов. Мальчик вошёл. Костя подошёл ближе, затаив дыхание. Максим стоял чуть позади, не торопя, не подталкивая. Он просто наблюдал, как мальчик впервые улыбается - не широко, не открыто, но по-настоящему. Еле заметная складка в уголках губ, взгляд чуть светлее. Позже, с трудом уговорив его пойти на полноценный осмотр, доктор провёл его в кабинет неотложки.
К счастью, температуры уже не было. Но доктор не мог позволить себе упустить хоть что-то. Слишком хрупким казался этот мальчик - как стеклянная фигурка, которой мог навредить даже один неосторожный шаг. Максим настоял, чтобы Костю на несколько дней оставили в инфекционном отделении под наблюдением.
Не только из-за симптомов - из-за того, как малыш дрожал, когда в комнату входил кто-то незнакомый. Из-за того, как вздрагивал от резких звуков. Из-за пустоты в глазах, которую не могла бы вылечить одна таблетка.
- Хороший ребёнок, - сказал ординатор, когда они вернулись в кабинет Максима.
Тот не сразу ответил. Смотрел в монитор, но видел не цифры и данные, а детские глаза, в которых отражалось слишком много боли.
Продолжение следует...