Когда Арсений и Илона в половине девятого вечера вышли из лифта (они были в кино, поужинали в кафе и теперь вернулись домой), Тихон уже стоял у дверей их квартиры.
«Этого только не хватало, — промелькнуло в голове у Арсения, как только он увидел своего двоюродного брата. — Что тебя, собственно, сюда занесло на ночь глядя? Завтра понедельник. На работу рано утром вставать. А тут ты? И что у тебя с лицом? Что это у тебя под глазом? И нос распухший».
«Господи, — пронеслось в голове у Илоны, когда она увидела Тихона и поняла, что её ожидает, — только что всё было так хорошо, так замечательно. Я была счастлива. Мечтала о том, как мы сейчас придём домой и ляжем спать. А тут этот! И, судя по его лицу, у него сейчас всё очень непросто.
Ну за что мне это? Ну что я такого сделала плохого в жизни, что судьба меня так наказывает? Ведь ничего такого. А тут на тебе. И если бы ещё с женой. С Катериной. Тогда бы ещё не так страшно. А то ведь один пришёл. Катерина бы его хоть как-то сдерживала.
А так... Придётся не только ужином его кормить, а ведь он, наверное, и выпить захочет. Да и не наверное, а точно. Судя по лицу. И тогда неизвестно, когда уйдёт. Скорее всего, ночевать напросится. Ох, грехи мои тяжкие. За них, поди, и страдаю».
«Ну наконец-то! — промчалось в голове Тихона. — Два часа уже здесь стою, вас дожидаюсь. Хороши! Нечего сказать. А ещё семейные люди. Нет чтобы дома сидеть в воскресенье вечером. Так нет. Они шляются где-то. А тут стой, дожидайся. Бестолочи. Ну? Бестолочи же! А не родственники».
— Здравствуй, Арсений, здравствуй, братишка мой дорогой! — радостно воскликнул Тихон.
Тихону было непросто говорить, мешала распухшая губа. И двух зубов не доставало. Передних верхних. Но Тихон как будто ничего этого не замечал.
— Илона, красавица-умница, здравствуй, — говорил он. — А я, друзья мои, хотите — верьте, пять минут назад мимо проходил. Только представьте. Смотрю, подъезд знакомый. Так это же, думаю, Арсения подъезд. Брата моего!
Надо, думаю, зайти. Надо навестить. Нехорошо родственников забывать. Тем более бедных. Грех это.
В ответ Илона и Арсений улыбнулись и поздоровались с Тихоном.
— Честное слово, брат, — продолжал Тихон, — мне сегодня хоть и не до того, чтобы по гостям шляться, но да я же тебя знаю. Ты ведь такой обидчивый.
— Я? — удивился Арсений. — На что же мне обижаться?
— Да ты на всё обижаешься. Я же тебя знаю. Дай только повод.
— Я?
— Ты. Вот и жена твоя подтвердит. Подтвердишь, Илона?
Арсений посмотрел на жену. Илона растерянно пожала плечами и жалобно улыбнулась. Арсений посмотрел на брата.
— Ну, я не знаю, — растерянно произнёс Арсений.
Тихон рассмеялся и погрозил брату пальцем.
— Не знает он. Всё ты знаешь. Небось каждый день ругал меня? Ну, признавайся? Каждый день? Ругал? Вижу, брат, вижу, что крыл меня по-всякому.
— Да за что же мне тебя ругать, Тихон?
— Известно за что. За то, что в гости к вам столько времени не приезжал. Да, Илона?
— Что, Тихон?! — испуганно воскликнула Илона, не понимавшая вообще, о чём речь идёт.
— Поминал меня муж твой нехорошими словами? Говорил про меня гадости?
— Какие гадости? — недоумевала Илона.
— Ну что, дескать, как я начальником стал, так сразу загордился! Что и носу не кажу к вам. Говорил? Признавайся. Можешь не отвечать. По глазам твоим вижу, что так оно и было.
— Не было этого, Тихон.
— Да ладно. Не было. Я ведь всё вижу. Прикрываешь мужа. Ну да я всё понимаю и не обижаюсь. И правильно делаешь, что не сдаёшь мужа. Уважаю. Правильно делаешь.
И дальше так же продолжай. Нет, и всё. И кто бы что ни говорил. Стой на своём. Ничего не знаю, ничего не было, муж не виноват. Всё правильно.
— Да честное слово, брат, — воскликнул Арсений. — И о повышении твоём мы тоже ничего не знали.
— Не знали, — поддержала мужа Илона. — Честно.
— Вот те раз. А я вам что, не сообщил, что ли? Что меня перевели из сменных мастеров в старшие?
— Нет.
— Серьёзно?
— Да говорю же.
— Ну надо же, — удивлённо произнёс Тихон и покачал головой. — Видать, замотался. Меня же как повысили, так у меня совсем свободного времени не стало. Ещё бы. Такая ответственность. Теперь же все сменные под моим началом. Нет ни минуты покоя.
Вот верите, и раньше-то немного было, чтобы по гостям ездить, а теперь и подавно. Бывает, что так увлекусь работой, что даже на обед забуду сходить. Начальник цеха меня даже один раз отругал. Сказал, что видит моё рвение и понимает, но, говорит, не дело так себя заставлять работать. Сказал, что я ведь не вол.
Так что, родственники дорогие, простите, что давно у вас не был. Некогда было. Да и сегодня случайно вышло. Прохожу мимо, гляжу...
— Ты месяц назад к нам приезжал, — напомнил Арсений.
— Да ладно? — удивился Тихон. — Неужели приезжал?
— С женой, — напомнила Илона.
— Надо же, не помню, — задумчиво произнёс Тихон и пожал плечами, — приезжал месяц назад и не помню. Представляете? Ничего не помню. С тех пор как неделю назад повысили в должности, в голове только одна работа, работа, работа. Ничего больше.
Да ты дверь-то открывай, Арсений. Чего стоишь? Так обрадовался мне, что растерялся? Забыл, что делать надо?
***
Арсений открыл дверь, и все вошли в квартиру.
— Сейчас поужинаем и спать, — сразу сказал Тихон, как только снял ботинки, куртку и влез в тапочки Арсения. — Я пойду в ванную. Освежусь. Я ведь с работы. А вы пока быстренько там что-нибудь приготовьте поесть.
— Быстренько? — не поняла Илона.
— Только ты это, Илона, бога ради, ничего такого, — сказал Тихон. — Договорились? А то я тебя знаю. Начнёшь сейчас... Не надо.
— Не надо чего? — робко поинтересовалась Илона.
— Не очень-то ради меня старайся. Договорились? Особо не суетись. Так. Слегка. Что-нибудь на скорую руку.
Ну там курочку пожарь, картошечку свари. Салатик какой-нибудь сделай. На скорую руку. Мясной или рыбный. Лучше рыбный. Мясной на ночь не очень полезно. Правильно? Рыба-то горячего копчения есть у вас?
— Нет, — ответила Илона.
— А как же ты салат делать собираешься, Илона?
— Я не знаю.
— А я знаю. Ты, пока я моюсь, быстренько сгоняй в магазин и купи всё, что нужно. Поняла?
Арсений и Илона испуганно смотрели на Тихона и молчали.
— Да шучу я, — радостно закричал Тихон. — Шучу. Экие вы. Испугались? Да?
— Ну, вообще-то, в какой-то момент мне действительно как-то не по себе стало, — честно признался Арсений.
— Страшно было?
— Оче-е-нь!
— И мне, — вздохнув с облегчением, произнесла Илона. — Тоже было очень страшно.
— Вижу, вижу, что напугал вас. Смешные вы, честное слово. Ничего не надо. Чайку заварите да пару-тройку бутербродов. С чем-нибудь. Ветчина, колбаса и сыр-то в вашем доме есть?
— А кто его знает, что там есть, — растерянно ответил Арсений.
— Ну так загляни в холодильник и посмотри, — сказал Тихон и подмигнул Илоне. — Всему твоего мужа учить надо. Как ты с ним живёшь?
Илона растерянно пожала плечами и жалобно улыбнулась. Она боялась сказать что-то лишнее, потому что знала, что у Тихона характер буйный и, если что не так, он мог на что угодно решиться.
Обычно за его поведением следила его жена. Но сейчас Катерины с ним не было, и Илону это очень тревожило, и она старалась говорить с Тихоном как можно спокойнее. Чтобы, не дай бог, чего...
— Есть сыр, колбаса и ветчина, — радостно воскликнул Арсений, заглянув в холодильник.
— Ну вот с ними и попью чайку.
— Я тебе яичницу ещё сделаю, — сказала Илона. — Хочешь?
Тихон согласился на яичницу и ушёл в ванную.
Прошло три часа.
Арсений проснулся и увидел, жены рядом нет. Он-то уже час назад как ушёл спать, под предлогом, что ему вставать рано. А Тихон сказал, что спать ещё пока не хочет, а хочет ещё чашечку чая выпить. Ну вот и получилось, что Арсений спать ушёл, а Илона осталась с гостем на кухне.
«Это что же такое? — подумал Арсений. — Илона, стало быть, всё ещё на кухне? Так, что ли? С Тихоном? Вместо того чтобы спать, чаем его поит? Ей ведь тоже рано на работу».
Решил Арсений строго поговорить с братом.
— Чего ты вцепилась в своего мужа-то, Илона, чего? — услышал Арсений голос брата, когда подошёл к дверям кухни и хотел было уже открыть дверь. — И ладно бы добро какое великое было. А то ведь дрянь. Ну дрянь. Я тебе говорю.
Арсений, услышав такое, так и застыл на месте.
— Напрасно ты так, Тихон, про брата своего, — испуганно отвечала Илона.
— Нет, Илона, не напрасно. Я ведь с ним давно знаком. С детства. Он и тогда был сущим наказанием. Твоя свекровь, мать его, постоянно его ругала. Учился он плохо. Маму свою, твою свекровь, не слушался. Из угла не вылезал.
— Ну, может, это в детстве. А сейчас Арсений хороший.
— Кто хороший? Арсений? Да не смеши ты меня, Илона. Хороший он. Как может взрослый человек быть хорошим, если он был скверным ребёнком? Ну? Ты думай, что говоришь-то. Он только что муж твой. Вот и все его достоинства. А без тебя он кто? Обычный токарь. Что ты в нём нашла? Не понимаю.
— Я его люблю.
— Да откуда ты знаешь, что такое любовь-то, Илона? Откуда. Ну что ты отворачиваешься, Илона? Что? Я ведь тебе всю правду. Всё как есть. Ничего не скрываю. Потому что мне больно смотреть, как ты мучаешься с ним.
— Это неправда.
— Нет, Илона. Вот это-то как раз самая настоящая правда и есть. Горькая, но настоящая.
— Арсений хороший. И я люблю его.
— Заладила тоже одно и то же. Хороший, хороший. Да муж твой, Илона, он же глуп. Честное слово. Уж ты поверь мне. Как пробка. Сколько ему? Тридцать? И чего он достиг? Ни-че-го. И ничего не достигнет. Поверь мне. Я знаю. Он и в детстве такой был. Тебе и мать его, твоя свекровь, то же самое скажет.
— И мама его хорошая.
— Да бог с ней, с его мамой. Не о ней речь сейчас, Илона. А о муже твоём. Бросай ты его, пока не поздно. Бросай. Он ведь женился на тебе только ради этой квартиры. Чтобы от матери уйти.
— Неправда.
— Что неправда? Что он к тебе от мамы своей ушёл?
— Нет. Неправда другое. Что он ради квартиры на мне женился. Ты всё врёшь.
— Зачем, Илона? Ну сама подумай. Зачем мне врать? Ведь я люблю тебя.
— Что?
— Что слышала. Люблю. И хочу, чтобы ты стала моей женой. Не сейчас, разумеется, а когда разведёшься с Арсением. Поверь, так будет лучше и тебе, и ему.
Тем более что я старше его, а значит, опытнее. И в свои тридцать пять я уже старший мастер. Ещё немного, и начальником цеха стану. А там и до директора рукой подать. Ну? Так как, Илона? Что скажешь? Станешь моей женой?
— Как же это, Тихон? Что ты такое говоришь? Ты же женатый. И у тебя двое детей.
— И что? Я тоже разведусь. Потому что жить без любви ни ты, ни я не должны. Если мы любим друг друга, то почему же нам не быть вместе? А?
— Но я тебя не люблю. Я Арсения люблю.
— Сама себя обманываешь, Илона. А ведь это самый страшный грех. Самый. Идти поперёк своей любви. Я же видел, как ты на меня смотрела.
— Когда?
— А когда вы из лифта сегодня с Арсением вышли. Глаза твои всё мне сказали.
— Что сказали?
— А всё сказали, Илона. Ты как меня увидела, так сразу твои глаза тебя и выдали.
— Как выдали-то, как? Я не понимаю.
— А так. Твой взгляд рассказал мне всё. Так смотрят или на того, кого очень бояться, или на того, кого очень любят. А поскольку бояться тебе меня нечего, значит что?
— Что?
— Значит, это любовь, Илона. — Тихон глубоко вздохнул. — Такие вот дела. Ты вон и сейчас на меня так же смотришь. Вижу, девочка моя, всё вижу. Любишь. Ну так и не скрывай чувств своих, иди ко мне. А про Арсения забудь. Ты достойна лучшего.
— Пусти...
— Ну же, Илона, ты напрасно сопротивляешься!
— Я мужа позову!
— Врёшь. Не позовёшь. Испугаешься. А от любви не убежишь...
***
Через десять минут Тихон вышел из подъезда.
Нагнувшись и зачерпнув двумя руками большую горсть снега, Тихон приложил его к своему ещё более пострадавшему лицу и застонал. Теперь у него болело не только лицо и голова. Причиняли страдания ещё и спина, и грудь... В общем, всё туловище Тихона ныло от боли, и он не знал, как унять эту боль.
«Что это сегодня с Арсением? Как с цепи сорвался! — думал Тихон. — Странный какой-то. Что я ему сделал? Не понравилось, что в гости поздно пришёл? Ну так так бы и сказал. Зачем же так-то?
Мне и без того сегодня досталось, ещё и он добавил. Брат называется. А Илона? Тоже хороша. Нет чтобы заступиться. А ещё делала вид, что любит меня. Смотрела на меня широко открытыми глазами! Вот и верь после этого женским взглядам. Ой... Как же мне больно...»
Через пять минут Тихон уже сидел в такси, а через двадцать минут он подъезжал к подъезду, в котором жил его другой двоюродный брат Николай со своей женой Степанидой.
Тихон вышел из такси и посмотрел на часы.
«Нормально, — подумал он, — скажу, что проходил мимо и решил зайти. Но теперь я уже научен горьким опытом и сразу брать быка за рога не стану. Прежде поживу у них пару дней, и только после этого начну со Степанидой говорить о любви.
А с Илоной я просто поторопился. Нужно было не сразу. Дня через два. Но ничего, ничего. Теперь я научен горьким опытом».
Тихон подошёл к дверям подъезда и набрал на домофоне номер квартиры Николая.
А Арсений к этому времени уже созвонился с женой Тихона и выяснил, в чём дело.
И оказалось, что сегодня утром Катерина выгнала Тихона из дома, и теперь ему негде жить. Потому что свою квартиру он продал, чтобы рассчитаться с долгами.
***
— Какими долгами, Тихон? — недоумевала Катерина, когда Тихон ей всё рассказал и попросил зарегистрировать его у себя.
— Дело я одно начал, Катюша, — объяснял Тихон. — Верное. И под это я и влез в долги. Но в последний момент что-то пошло не так.
Стечение обстоятельств. Нелепая случайность. Весь товар не пойми куда делся. И я вынужден был продать свою квартиру, чтобы расплатиться за него.
Зарегистрируй меня у себя, Катя. А? Ты ведь моя жена. И у нас дети.
Но Катерина не только не зарегистрировала Арсения у себя, а вообще выгнала его из дома.
Но выгнала не из-за того, что Тихон квартиру свою без её ведома продал, нет. А потому что через час после разговора с Тихоном к ней пришла какая-то женщина (Катерина даже имени её не запомнила) и сказала, что ждёт от Тихона ребёнка. И что, если Тихон на ней не женится, она этого ребёнка, когда он появится, принесёт сюда.
Вот тогда Катерина и выгнала Тихона.
***
Услышав от Катерины эту историю, Арсений понял, что Тихон решил таким образом просто бесплатно пожить какое-то время у своих родственников. А если повезёт, то и выгодно жениться.
Что же касается «раскрашенного» лица, с которым Тихон пришёл к Арсению и Илоне (распухший нос, синева и отсутствие двух передних верхних зубов), то это работы Катерины. Всё произошло в результате процесса, когда она выгоняла Тихона из дома, а он не хотел уходить.
И это всё было не нарочно. А просто Тихон сам виноват.
Когда Катерина стала его выталкивать, он начал оказывать сопротивление и неосторожно размахивать своими кулаками. Если бы не сопротивлялся, если бы не размахивал руками, то ничего бы и не было. Ушёл бы просто, и всё. ©Михаил Лекс