То международное устройство, которого хотят Россия и мировое большинство, совершенно необязательно будет порядком в классическом смысле – системой правил и норм, поддерживаемых странами, готовыми предоставить военную силу для усмирения несогласных. Поэтому и размышлять о нём, а также о координации усилий государств ради его достижения, нам стоило бы исходя из новых представлений о возможном и необходимом, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Валдайского клуба.
Для всех уже, видимо, очевидно, что трансформация международного порядка и исчезновение перекосов, возникших после завершения холодной войны, представляют собой длительный и отнюдь не линейный процесс. Мы, наверное, впервые имеем дело с событиями, означающими, с одной стороны, действительно фундаментальные изменения, а с другой – не имеющими обвального революционного характера. И было бы легкомысленно думать, что прежние институты и практики, основной функцией которых было обеспечивать привилегированное положение узкой группы государств, по мановению волшебной палочки сменятся более справедливыми и устойчивыми.
Этого, к разочарованию нас как современников событий, не произойдёт. В первую очередь поскольку история вообще не знает примеров стремительных изменений международного порядка – даже крушение Римской империи заняло пару столетий, в течение которых её власть размывалась изнутри и под натиском внешних противников. Закат средневековой европейской системы также продолжался более полутора столетий, не закончившись полностью даже после Тридцатилетней войны 1618–1648 годов. Все известные нам попытки изменить существующий порядок революционным путём и вовсе завершились поражением бунтовщиков и укреплением того, что они хотели разрушить.
Признавая то, что даже самые долгожданные перемены не могут быть стремительными, мы должны соответствующим образом смотреть на то, что является их двигателем. И те международные объединения, а также институты, которые совершенно справедливо оцениваются как провозвестники нового международного порядка, тоже не являются окончательными или идеальными формами межгосударственного взаимодействия. Они могли бы ими стать в том случае, если бы речь шла просто о смене стран, занимающих доминирующее положение. Это, однако, невозможно, поскольку сама такая возможность, судя по всему, становится достоянием международной политики прошлого. Во-первых, препятствует невозможность всеобщей войны, которую делает политически нерациональной ядерное оружие. Во-вторых, отсутствует фактор ценностной близости между странами, рассматриваемыми в качестве конкурентов так называемого коллективного Запада. Поскольку способность ставить действительно общие практические задачи во внешней политике напрямую зависит от общих стандартов внутриполитического устройства – общественного договора, то на это способен очень узкий круг стран – представителей одной политической цивилизации.
США и Европа – это одна политическая цивилизация. Их конкуренты за право принимать важнейшие решения о развитии мира – Россия, Китай, Индия и ещё несколько крупных развивающихся стран – разные политические цивилизации, с разными внутренними укладами и интерпретациями справедливого общественного устройства. Поэтому ожидать от них способности ставить общие, в классическом понимании этого слова, задачи на мировой арене было бы несколько преждевременно.
А значит, имеет смысл достаточно спокойно воспринимать любые проявления эволюции таких институтов. Стратегические задачи, которые перед ними стоят, являются настолько масштабными, а цели участников – неопределёнными, что строить завышенные ожидания совершенно бессмысленно. Что имеет смысл – это двигаться к выработке новых представлений о том, какие формы и даже природу может принимать систематическое сотрудничество между суверенными государствами. Во-первых, с учётом изменений в соотношении сил на глобальном уровне. Во-вторых, с пониманием фундаментальных отличий их новых участников. В-третьих, отдавая себе отчёт в том, что все существующие представления о том, как должны работать международные институты и коалиции, представляют собой, по выражению Эдварда Х. Карра, «науку об управлении миром с помощью силы». Силы, обладателями которой на протяжении столетий были только страны Запада, создавшие науку о международных отношениях в целях оправдания своего доминирующего положения и нахождения средств для его бесконечно долгого продолжения. Институты и режимы, других понятий пока у нас в распоряжении нет, создаваемые в качестве альтернативы власти Запада, будут неизбежно иными по своей природе и практике деятельности.
Мы можем сейчас вполне обоснованно считать, что такие объединения, как БРИКС или ШОС, не могут рассматриваться в качестве сравнительно консолидированных инструментов достижения внешнеполитических интересов своих участников.
Расширение обеих организаций привнесло в их работу значительное количество разнонаправленных интересов, и сейчас трудно говорить о том, что они могут составить зеркальную альтернативу институтам Запада – «семёрке» или Европейскому союзу. Часто эти внутренние изменения становятся предметом обоснованной критики, формулируемой с точки зрения условно идеального будущего институтов мирового большинства.
Мы также знаем о размышлениях Китая о необходимости двигаться самостоятельным курсом, положившись на собственное экономическое могущество и достижение превосходства в отдельных прорывных отраслях.
Всё это показывает, что заменить один международный порядок другим, а несправедливую власть – более справедливой нельзя. Можно сколько угодно говорить о наступлении нового международного порядка, но это пока не становится реальностью, если рассматривать его как зеркальную альтернативу существующему.
Весьма возможно, что именно в этом и есть главный вопрос, касающийся природы необходимых всем политических изменений общемирового масштаба. Смысл таких изменений, напомним, в том, чтобы избежать самого драматического – революционного – сценария и привести мир к более устойчивому положению. Воплощением наиболее убедительной попытки управлять миром через политический процесс, а не насилие является система ООН и особенно её Совет Безопасности. Однако эта система была создана восемьдесят лет назад, несла на себе отпечаток стремления стран Запада сохранить власть в условиях неизбежных изменений, является поэтому несовершенной и на техническом уровне подверглась значительной коррупции за последние десятилетия. Однако она уже намного более справедлива, чем ранее существовавшие, и поддерживается реальным балансом сил. Наращивание Китаем ядерных арсеналов, сравнимых с Россией и США, не принесёт здесь серьёзных изменений – эта страна уже постоянный член СБ ООН. Иными словами, сейчас перспектива наступления новых политических изменений является более чем отдалённой – и на это также нужно смотреть объективно.
Что можно предложить для того, чтобы медленное протекание и незаметность реальных изменений не становились факторами, шокирующими прогрессивно настроенное мировое большинство? Ответ на этот вопрос представляется важным. Во-первых, потому что последовательная борьба с полным доминированием Запада нуждается в некой общей идее. Сейчас такой идеи не просматривается по понятным причинам – нет общей ценностной базы в том, что касается внутриполитического устройства. Во-вторых, потому что растерянность противников США и Европы не сможет в реальности конвертироваться в восстановление власти старых центров силы – они теряют свои возможности не под внешним давлением, а в результате внутреннего упадка. И внушение им того, что никто в реальности противостоять западной гегемонии не в состоянии, совершенно не поможет делу стабилизации в мировых делах. В итоге это приведёт только к затягиванию кризиса перехода, грозящему нам новыми опасными эскалациями.
Поэтому было бы полезно более сдержанно относиться к тому, чтобы рассматривать эволюцию мировой политики в виде борьбы альтернативных решений. Борьба, естественно, остаётся важной частью мировой политики – откровенная несправедливость должна встречаться с чётко выраженными иными подходами к решению таких важнейших проблем, как неравенство (внутри и между странами), неоколониальная эксплуатация, новые виды колониализма (цифровой, например), игнорирование Западом международного права и навязывание «права сильного». Но стоит ли идти на поводу у Запада и ставить мир перед необходимостью выбора? Мы уже видим, что такой сценарий ведёт к разрушительным процессам даже в таких успешных регионах, как Юго-Восточная Азия.
Кроме того, имеет смысл вообще двигаться в сторону от рассуждений в парадигме «международного порядка». Данная категория и описываемое ей явление представляют собой продукт политической цивилизации Запада, и обращение к ним неизбежно заставляет вести игру на удобной для США и Европы площадке. То международное устройство, которого хотят Россия и мировое большинство, совершенно необязательно будет порядком в классическом смысле – системой правил и норм, поддерживаемых странами, готовыми предоставить военную силу для усмирения несогласных. Поэтому и размышлять о нём, а также о координации усилий государств ради его достижения, нам стоило бы исходя из новых представлений о возможном и необходимом.
#БудущееЕвразии #миропорядок