"Оторвать бы его руки по самые уши", — эта мысль прострелила голову Варвары, когда она увидела синяк на плече Леночки. Дочь неловко споткнулась о порог, а синяк расцвёл как раз там, где три дня назад Игорь схватил ребёнка, оттаскивая от включенного телевизора. "Не порть глаза!" — рявкнул он тогда, не рассчитав силу. Леночка тогда не заплакала — только сжалась, точь-в-точь как сама Варвара в присутствии мужа.
Сейчас, стоя под проливным дождём у бурлящего апрельского ручья, Варвара смотрела на засыпающего в промозглой хляби мужа и думала не о нём. Перед глазами стояли тонкие детские пальцы, бережно ощупывающие собственное плечо.
– Вставай, – голос её прозвучал так резко, что она сама его не узнала. – Слышишь меня? Вставай!
Игорь только глубже вжался в мокрую листву, бормоча что-то о пяти минутах отдыха. Его трясло от холода, но сознание, затуманенное переохлаждением, уже не воспринимало опасность.
– Да чтоб тебя... – Варвара рванула его за воротник куртки, пытаясь усадить. Не получилось — слишком тяжёлый.
Она плюхнулась в грязь рядом, задыхаясь от усталости и беспомощной ярости. Шесть часов они бродили по этому проклятому лесу, промокшие до нитки. Всё из-за его дурацкой идеи навестить кума в Берёзовке. И вот теперь он умирает у неё на глазах, а она ничего не может сделать. Ни согреть, ни дотащить.
"Господи, а ведь я почти хочу, чтобы он умер," — ужаснулась она собственной мысли и тут же отогнала её. Ещё не хватало.
Варвара подползла к Игорю и резко хлестнула его по щеке. Один раз, другой. На третий он открыл глаза — мутные, злые.
– Ты... чего... – прохрипел он, пытаясь поймать её руку.
– А ты встань и поддай мне! – она отскочила, как вспугнутая лань, но тут же вернулась, наклонившись к самому его лицу. – Не можешь, да? Тряпка! Вставай, говорю, нам идти надо. Леночка дома ждёт.
Она намеренно произнесла имя дочери, зная, что даже сквозь хмельной угар и усталость, оно заденет его за живое. Ведь Игорь любил Леночку. По-своему, неуклюже, грубовато — но любил. И это было единственное, что иногда примиряло Варвару с жизнью рядом с ним.
– Надо же, никогда не видала, чтоб ты так разоралась, – хрипло засмеялась Ольга, подкладывая Варваре ещё котлету в тарелку. – Ешь, тебе силы нужны.
Стояло жаркое июльское утро, а они сидели на кухне кафе "Берёзка" после ночной смены. Три месяца прошло с тех пор, как Варвара ушла от Игоря, забрав дочь.
– А что было делать? – пожала плечами Варвара, машинально проводя пальцем по кромке тарелки. – Либо я его расталкиваю, либо мы оба там и остаёмся. Мне Леночку поднимать.
Она не рассказала Ольге всего. Ни про то, как тащила мужа по размокшей тропе, спотыкаясь под его весом. Ни про то, как сдирала кору с поваленной берёзы, пытаясь разжечь костёр отсыревшими спичками. Ни про то, как молилась всем богам, которых знала, когда увидела огонёк в лесничьей сторожке.
– А он-то что? Звонит? – Ольга подлила ей чаю, добавив ложку варенья из красной смородины.
Варвара поморщилась. Со смородиной у неё были особые счёты — в их саду рос куст с ягодами такими крупными, что соседи завидовали. Игорь как-то в пьяном угаре выкорчевал его, приревновав к соседу Степану, который зашёл попросить отводок.
– Звонит, – неохотно ответила она. – Трезвый плачет, пьяный матерится. Вчера мать его приходила, просила вернуться.
– А ты?
– А что я? У нас с Леночкой теперь своя жизнь. Свои... – она замялась, подбирая слово, – течения.
У тёти Агафьи в доме пахло сушёными травами и старыми газетами. В углу тикали ходики с кукушкой — та самая "музыкальная шкатулка", которой она пугала Варвару в детстве. "Будешь плохо себя вести — кукушка вылетит и глаза выклюет". Нелепая угроза, в которую маленькая Варвара истово верила, забиваясь под кровать каждый раз, когда часы били.
– Сядь, чаю налью, – тётка поставила перед ней чашку с отбитой ручкой. – Рассказывай.
– Да что рассказывать, – Варвара устало потёрла переносицу. – Я ушла от него. Насовсем.
Тётка поджала губы, качнула седой головой:
– Неправильно это. Бабе с мужиком надо жить, даже если кулаками машет. Ты жена ему.
– Была женой, – Варвара отхлебнула чай, поморщившись от горечи. – А теперь я — Леночкина мать. И только.
Она не стала говорить, что уже третий месяц встречается с Андреем Соколовым, геологом-практикантом из Ленинграда. Не объяснять же старухе, что рядом с Андреем дышать легче, что он слушает её — по-настоящему слушает, а не делает вид. Что при нём Леночка не сжимается от страха, а смеётся, запрокидывая голову.
– Я ведь тоже так думала поначалу, – вдруг сказала тётка, глядя куда-то мимо Варвары, в пыльное окно. – Когда твой дядька Николай с получки загуливал, руки распускал. Терпела. А потом...
Она замолчала, комкая в руках выцветший передник.
– Что потом? – тихо спросила Варвара.
– А потом он твою мать избил. Сестру мою. Она к нам в гости приехала, а ему слово поперёк сказала — мол, негоже жену обижать. Так он ей два ребра сломал. Месяц в больнице лежала.
Варвара застыла с чашкой у губ. Мама никогда не рассказывала ей об этом. А когда Варвара выходила за Игоря, только и сказала: "Смотри, дочка, характер у него отцовский". Тогда она не поняла этого предостережения.
– И что вы сделали?
– Да что сделали, – тётка махнула рукой. – Сбежала я от него, к родителям вернулась. А через месяц с трактора упал, насмерть. Похоронила, а сама с тех пор одна.
Варвара молчала, ошарашенная этим неожиданным откровением.
– Так что не слушай ты меня, девка, – вдруг сказала тётка, снова становясь колючей и привычной. – Что я в жизни понимаю? Тяну своё, как привыкла. А ты живи, как сердце велит.
Лесничья сторожка пропахла смолой и махоркой. Старик Фомич — грузный, обросший сизой щетиной — недовольно бурчал, растапливая печь:
– Вот ведь наказание, шляются тут всякие. Куда в такую погоду поперлись?
Но одеяла дал, чаю заварил. И сына своего — такого же бородатого, только помоложе — отправил в ближайшее село за фельдшером.
Игорь лежал на продавленной кушетке, закутанный в колючее одеяло. Лицо восковое, взгляд расфокусированный. Варвара устроилась рядом на полу, у печки, вытянув гудящие ноги.
– Ты это... – вдруг сказал Игорь, не глядя на неё. – Я так и не понял, как ты меня допёрла.
– На загривке, как щенка, – хмыкнула она.
Он помолчал, пожевал губами.
– Это всё Танька Корнева, – неожиданно сказал он. – Звонит, звонит: приезжай, Игорёк, поговорить надо. А как мне к ней ехать? Я ж женат. Вот и придумал — скажу, мол, к куму едем...
Варвара ошеломлённо уставилась на него. Впервые за шесть лет брака он признавался в своих похождениях.
– А она даже не ждала, – продолжал он, то ли в бреду, то ли просто потеряв контроль от пережитого стресса. – Я звонил ей от водителя грузовика. Её мать сказала, что уехала в райцентр на ярмарку.
Он засмеялся — хрипло, надрывно.
– Всё зря, выходит. И в лесу чуть не сдохли, и ты... – он осёкся, глянул на неё искоса. – А ты молодец, Варька. Не думал, что ты такая... сильная.
В его голосе звучало что-то похожее на уважение. Впервые за все годы их брака.
Варвара промолчала. Внутри неё что-то необратимо сдвинулось, как льдина на весеннем озере. Даже если Игорь изменится, даже если бросит пить и подымать руку — ей уже не вернуться в прежнюю жизнь. Потому что прежней Варвары больше не было.
– Знаешь, – сказала она, глядя на огонь в печи, – мы всегда можем начать сначала. Только уже отдельно друг от друга.
Галина Андреевна работала кассиршей на автовокзале двадцать шесть лет. Каждый день она видела людей, уезжающих в новую жизнь или возвращающихся со щитом и на щите. Могла с одного взгляда определить — этот вернётся, а этот нет.
Когда она увидела невестку с чемоданом и внучкой на руках, покупающую билет до райцентра, то сразу поняла: не вернётся.
– Отпусти ее, сынок, – сказала она Игорю, когда того наконец выписали из больницы. – Не твоё это.
– Как это не моё? – взвился он, стукнув кулаком по столу. Посуда жалобно звякнула. – Жена моя. Ребёнок мой.
– Был твой, – отрезала мать. – А теперь отпусти. Всё равно ведь сопьёшься, как отец твой, если не одумаешься.
Игорь хотел огрызнуться, но осёкся, увидев в её глазах слёзы. Мать никогда не плакала — даже на похоронах отца, даже когда сломала руку на ферме.
– Знаешь, она ведь мне жизнь спасла, – вдруг сказал он. – В лесу том. Я уже засыпал — замерзал, значит. А она меня по щекам лупила, тащила. Орала так, что я со страху очнулся.
Он невесело усмехнулся, вспоминая.
– Не знал, что в ней столько... огня.
Мать смотрела на него с каким-то новым выражением — не то удивлённым, не то оценивающим.
– Ты бы попробовал... без водки. Хотя бы месяц. Может, мозги на место встанут.
Игорь хотел огрызнуться, но вдруг вспомнил испуганные глаза Леночки, когда он в последний раз поднял руку на Варвару. Ребёнок не плакал — просто смотрел, словно запоминая что-то важное о жизни, о мужчинах, о любви.
– Попробую, – неожиданно для себя сказал он.
В августе в кафе "Берёзка" появился неожиданный посетитель. Андрей заметил его первым — мужчина сидел в углу, сосредоточенно ковыряясь ложкой в тарелке с борщом.
– Варя, – тихо сказал он, кивнув в сторону посетителя. – Это не твой бывший?
Она обернулась и на секунду застыла. Игорь изменился — осунулся, отрастил бороду, выглядел старше своих тридцати двух.
– Я с ним поговорю, – сказала она, снимая фартук. – Не волнуйся.
Варвара подошла к столику бывшего мужа, спокойно, без страха. Тот поднял голову, попытался улыбнуться — вышло криво.
– Здравствуй, Варвара Ильинична, – сказал он неожиданно официально.
– Здравствуй, Игорь. Как ты?
– Да вот... устроился лесником к старику Фомичу. Помнишь его? Он нас тогда приютил.
Она молча кивнула.
– Ты это... не бойся, – вдруг сказал он, заметив её напряженную позу. – Я не пью больше. Три месяца уже.
– Рада за тебя, – искренне сказала она.
– Леночку увидеть можно? – его голос дрогнул. – Хоть издалека. Только чтоб не пугалась.
Варвара задумалась. Ей не хотелось вновь впускать его в их жизнь — спокойную, тихую, упорядоченную. Но он был отцом Леночки, что бы ни произошло между ними.
– В пять часов мы гуляем в парке, у карусели, – наконец сказала она. – Можешь подойти. Только без подарков, ладно? И не заставляй её делать то, чего она не хочет.
Он благодарно кивнул, боясь спугнуть неожиданную удачу.
– Спасибо тебе, – вдруг сказал он. – За то, что спасла меня тогда. Я бы сам не выбрался.
Она пожала плечами:
– Оставь чаевые Андрею, – кивнула она на своего нового спутника, с напряжённым лицом наблюдавшего за их разговором. – Он хороший человек. Лучше, чем мы с тобой заслуживаем.
Черёмуха цвела так обильно, что воздух звенел от пчёл и казался густым, как взбитые сливки. Варвара сидела на скамейке у дома, наблюдая, как Леночка учит ходить соседского малыша.
– Шажок, ещё шажок, – приговаривала она с серьёзным лицом. – Вот молодец!
"Как быстро растут", – подумала Варвара. Через месяц дочери исполнится шесть, потом школа, потом... жизнь.
Андрей подсел рядом, протянул полевые цветы. Обнял её одной рукой, легонько, только пальцы на плече. Варвара сперва напряглась — въелась привычка, — но через секунду сама подалась ближе. Вот так и учились заново — каждый день по шажку.
— Видел сегодня твоего, — буркнул Андрей, ковыряя носком ботинка прошлогодний лист. — У колонки воду набирал.
— И как?
— Поздоровался. Трезвый. Спросил, как Ленка.
Варвара помолчала, разглядывая свои руки. Мозоли новые, уже не от стирки — от черенка лопаты. Земля-то в огороде тяжёлая.
— Странно это всё, — наконец сказала она. — Иногда кажется — ненавижу его до смерти. А иногда... Даже не знаю. Может, когда-нибудь и отпустит.
Андрей смотрел на неё с той особой нежностью, которая появляется, когда любишь человека не за красоту или пользу, а за душу.
– Ты удивительная, – сказал он просто.
Варвара покачала головой, думая о том пути, который прошла за этот год. О заснеженном лесе, о мокрой листве под ногами, о страхе, о борьбе.
"Мы все как реки", – подумала она. "Кажемся тихими, но внутри – сила, способная пробить камень".
Она чуть улыбнулась, глядя на дочь. Хрупкая, нежная девочка с упрямым подбородком, так похожим на отцовский. Но глаза — её, Варварины. Глубокие, внимательные, с тем особым светом, который не гаснет даже в самые тёмные времена.
Друзья, если история Варвары задела вас за живое, поставьте лайк и подпишитесь на канал! Ваша поддержка помогает мне создавать истории, в которых каждый может узнать частичку своей жизни или жизни близких.
А теперь вопрос к вам: бывали ли в вашей жизни моменты, когда вы обнаруживали в себе силу и решимость, о которых даже не подозревали? Что стало тем "ручьём", который пробил дорогу сквозь камни вашего страха? Поделитесь в комментариях — возможно, ваша история поможет кому-то найти собственный путь к свободе.