24 июня 1941 г. Предрассветные часы, лес северо-западнее Шяуляя, Литва.
Тяжелый запах бензина, масла и пота висел в тесном боевом отделении Т-26. Лейтенант Василий Бердников, 21 года от роду, командир танка 56-го танкового полка 28-й танковой дивизии, протирал смотровую щель триплекса.
Его экипаж, как и вся дивизия под командованием полковника Ивана Черняховского, провел ночь в тревожном ожидании после хаотичного выдвижения.
Теперь их ждал приказ: контратаковать прорвавшегося к Скаудвиле врага.
Механик-водитель, старший сержант Иван Морозов, был коренастым сибиряком с лицом, покрытым масляными разводами. Он крепко держал рычаги управления. Сидя слева впереди в корпусе, Иван упирался ногами в педали. Перед ним был узкий обзор через смотровую щель и перископ.
Заряжающий, красноармеец Газиз Хакимов, нервно перебирал снаряды для 45-мм пушки 20К, которые лежали в боеукладке справа от орудия в башне. Его место было скромным, зажатым между казенником и стенкой.
Командир и наводчик, лейтенант Василий Бердников, сидел слева в башне. Его голова почти касалась потолка. Перед ним находился прицел ТОП, рукоятки для ручного поворота башни и спаренного пулемета ДТ.
На него была возложена двойная ответственность: искать цели, наводить орудие, руководить экипажем и танком, а также координировать действия с другими машинами, так как радиостанции на линейных Т-26 не было.
– Экипаж, слушай боевую задачу! – голос Бердникова, стараясь перекричать лязг гусениц соседних машин, был тверд. – Наш взвод в авангарде роты старшего лейтенанта Степанова. Атакуем высоту 74.5 у Каркленая. Разведка доложила – немцы копошатся, ставят ПТО. Будет жарко. Морозов, держи интервал, не лезь под фланговый огонь. Газиз, будь готов, патронов не жалей. Помните – у них пушки бьют дальше и точнее, а броня у нашего "бетона" – бумажная. Наша сила – внезапность и напор. Вперед, за Родину!"
"Бетон" – так солдаты называли Т-26.
ПТО – противотанковое орудие.
Каркленай, утро 24 июня.
Атака началась в суматохе. Несколько танков БТ-7 55-го полка уже горели на подступах к высоте, ослепляя едким черным дымом.
Немецкие 37-мм Pak 36 и 50-мм Pak 38 били методично, с дальних дистанций, куда 45-мм советская пушка доставала с трудом.
Т-26 Бердникова, лязгая гусеницами, взбирался по склону. Морозов виртуозно петлял, стараясь сбить прицел немецким артиллеристам.
– Одиннадцать часов, слева, у развалин сарая! Пушка! – крикнул Бердников, вращая рукоятку поворота башни. – Газиз, бронебойный!
– Есть, товарищ лейтенант! – Хакимов с силой дослал снаряд.
Выстрел! Вспышка у сарая, орудие замолчало.
– Есть! Молодцы! – радостно похвалил себя и экипаж командир.
Но триумф был недолог. Страшный удар потряс Т-26. Немецкий бронебойный снаряд пробил тонкую лобовую броню корпуса слева, следующий снаряд рикошетом ударил в основание башни.
Внутри запахло гарью и кровью. Морозов вскрикнул – осколок вонзился ему в плечо. Пламя лизало разбитый прибор механика-водителя.
– Пожар в моторном! Покинуть машину! – заорал Бердников, откидывая люк башни. – Морозов! Газиз! Быстро!
Хакимов вывалился через свой люк. Бердников увидел, что Морозов без сознания, придавлен искорёженным сиденьем. Лейтенант прыгнул вниз, в дымящийся корпус.
Огонь уже подбирался к бензобакам. Пули свистели вокруг, вонзаясь в броню с противным цоканьем.
С неимоверным усилием Бердников вытащил окровавленного механика-водителя через верхний люк и сполз с ним на землю. Газиз подхватил раненого.
– Товарищ лейтенант! Командир роты! – Хакимов указал на подбитый БТ-7 метрах в пятидесяти.
Из открытого люка башни виднелась безжизненно свисающая рука в комбинезоне – рука старшего лейтенанта Степанова.
Немецкие пулеметы строчили по открытому пространству. Бердников, не раздумывая, рванул к горящему БТ–7.
– Прикрой, Газиз!
Пули вздымали пыль у его ног. Добравшись до БТ, он вскарабкался на башню. Степанов был жив, но тяжело ранен в живот, без сознания.
Бердников вытащил его из пылающей башни, сполз с ним на землю и, согнувшись в три погибели, потащил к укрытию за подбитым орудием, куда уже отполз Хакимов с Морозовым. Пуля прожужжала у самого уха, вторая ударила в каску, оглушив лейтенанта.
– Товарищ лейтенант! Живы? – тряс его за плечо Газиз.
Бердников встряхнул головой.
– Жив... Жив, черт возьми. Держись, командир... – пробормотал он, глядя на бледное лицо Степанова. – Газиз, тащи Морозова к нашим, в овраг! Я за вами!
Командир батальона, майор Александров, увидел их из укрытия: "Бердников! Там же старшина Алексеенко убит, у горящей машины! Вынеси тело, не оставляй фашистам!"
Василий кивнул. Адреналин гнал кровь. Он снова рванул в пекло, к месту, где лежал тело старшины рядом с развороченным остовом Т-26.
Он подхватил погибшего товарища на плечи и побежал обратно, чувствуя, как свинцовый дождь хлещет рядом с ним. Путь казался бесконечным, но он донес тело. Упал за бугорком рядом с Александровым, задыхаясь.
– Молодец, лейтенант... Настоящий герой... – хрипло проговорил майор.
29 июня 1941 г. переправа у Плявиняса.
Остатки 56-го полка, практически без танков, держали оборону на северном берегу Западной Двины. Немцы яростно атаковали, пытаясь с ходу захватить плацдарм. Бердникову поручили командовать сводной ротой – горсткой уцелевших танкистов, артиллеристов и пехотинцев.
– Внимание! Пехота за танками! Приготовиться! – его голос, охрипший от гари и команд, резал воздух над грохотом разрывов. Он сам встал за пулемет "Максим", установленный на позиции. – Не стрелять без команды! Подпустить ближе!
Первые немецкие лодки с пехотой были уже на середине реки.
– По фашистам! Огонь! – рявкнул Бердников, нажимая на гашетку.
Затрещали винтовки, захлестали пулеметы. Лодки превращались в решето, вода окрашивалась в багровый цвет. Немецкая атака захлебнулась.
Так продолжалось двое суток. Немцы бросали в бой свежие силы, бомбили с воздуха, вели ураганный артобстрел. Но сводная рота Бердникова стояла насмерть.
Василий появлялся там, где было тяжелее всего, поднимал бойцов в контратаки, лично подбил из ПТР расчет немецкого пулемета, засевшего на том берегу.
– Ну и характер у парня, – качал головой старый сержант из гаубичного полка, перевязывая Бердникову осколочную рану в руку прямо на позиции. – Огонь, а не командир.
– Пока держимся, – стиснув зубы, проговорил лейтенант Бердников. – Главное – не дать им переправиться здесь.
3 июля 1941 г. лесной массив северо-восточнее Плявиняса.
Положение было отчаянным. Немцы прорвались на соседних участках, отрезая пути отхода. Остатки дивизии пытались вырваться из сжимающегося кольца.
Бердникову с двумя взводами разведчиков и группой пехотинцев поручили провести разведку боем, найти слабое место в немецком заслоне.
– Товарищ лейтенант, зачем мы идем? – тихо спросил молодой разведчик Петров. — Тишина... как перед бурей...
– Тишина – она обманчивая, – Бердников прислушивался. – Будем осторожны. Но приказ есть приказ. Вперед!
Они углубились в лес. И попали в засаду. Из-за деревьев ударили пулеметы MG-34. Застрочили автоматы. Немецкая пехота, поддержанная парой легких танков Pz.II, превосходила их числом и огневой мощью.
– Окружили! Залечь! Огонь на подавление! – скомандовал Бердников, укрываясь за толстым стволом сосны. Он видел, как падают его бойцы. Нужно было отвлекать огонь. – Петров! Ручные гранаты к тому валу! Остальные – прикрыть! В атаку! За мной!
Он первым вскочил, стреляя на ходу из пистолета ТТ. Бойцы рванули за ним. Гранаты Петрова накрыли немецкий пулемет. На секунду враг дрогнул.
Но это была лишь секунда. Шквальный огонь срезал атакующих. Пуля ударила Бердникова в грудь. Он упал, чувствуя, как тепло разливается по гимнастерке.
Перед глазами промелькнули лица экипажа Т-26, командира роты Степанова, майора Александрова, который погиб еще 25 июня... Последнее, что он услышал – истошный крик Петрова: "Лейтенант!!!" – и нарастающий рев немецких моторов.
Лейтенант Василий Григорьевич Бердников погиб 3 июля 1941 года, выполняя боевую задачу. Его представление к ордену Ленина, подписанное командиром полка полковником Илларионовым (который тоже погиб в июле), так и не было реализовано в те страшные дни отступления.
Но его подвиги – спасение командира роты Степанова под Каркленаем, вынос тела старшины Алексеенко под шквальным огнем, двухдневная оборона переправы у Плявиняса и последняя отчаянная попытка прорыва – навсегда остались в истории 56-го танкового полка и 28-й танковой дивизии, как пример беспримерного мужества и верности долгу в самое темное время начала войны.