"Моя дочь будет жить с нами, а твоя пусть снимает угол!">
Мы с Петром познакомились, когда оба развелись и воспитывали дочерей-подростков. Конечно, непросто начинать отношения в нашем возрасте, особенно с детьми, но чувства оказались сильнее страхов.
Моя Оленька сразу приняла Петра. Когда я привела его домой в первый раз, она смущенно пожала ему руку и спросила, умеет ли он готовить блины. С этого момента они нашли общий язык. Пётр оказался отличным кулинаром, а моя дочь обожала сладкое.
С его Мариной всё сложилось иначе. Девочка держалась настороженно, отвечала односложно и старалась как можно реже появляться, когда я приходила к ним в гости. Я не давила, понимая, что ей нужно время. В конце концов, мы с Петром не спешили съезжаться, каждый жил в своей квартире, и встречались мы в основном, когда дети были у своих вторых родителей.
Как-то за ужином Пётр осторожно поднял тему совместного проживания.
– Светлана, мы уже год вместе. Может, подумаем о том, чтобы жить под одной крышей?
Я отложила вилку и вздохнула.
– Мне кажется, Марина пока не готова.
– Понимаю, – кивнул он, – но она уже не ребёнок, через год окончит школу. И потом, вы с ней сможете сблизиться, если будете видеться чаще.
Я задумалась. Мне хотелось верить, что он прав.
– А как же наши квартиры? – спросила я.
– Можно сдавать обе и снимать что-то побольше, чтобы девочкам было комфортно.
План казался разумным, хотя и рискованным. Но я любила Петра и была готова к переменам.
Утром следующего воскресенья Пётр позвонил мне, голос его звучал необычно взволнованно.
– Света, приезжай, пожалуйста. Мама внезапно приехала из Саратова. Говорит, насовсем.
Я замерла с чашкой кофе в руке.
– Елена Васильевна? К вам? Но как же... Ты говорил, что она никогда не хотела переезжать.
– Да, для меня это тоже сюрприз. Продала свой дом, представляешь? Говорит, что устала жить одна и хочет быть ближе к внучке.
– Я сейчас приеду, – сказала я, чувствуя, как внутри растёт тревога.
Со свекровью будущей – вот как мысленно я называла мать Петра – мы виделись лишь однажды, когда ездили к ней прошлым летом. Елена Васильевна показалась мне женщиной властной, с твёрдыми взглядами на жизнь. Она принимала меня вежливо, но без особого тепла, а когда мы уезжали, отвела сына в сторону для разговора. О чём они говорили, Пётр не сказал, только отшутился.
В квартире Петра было непривычно шумно. Елена Васильевна, статная женщина с высокой причёской, энергично распаковывала вещи и командовала сыном, куда ставить коробки. Марина с таким воодушевлением, какого я у неё раньше не видела, помогала бабушке.
– Светочка! – воскликнула Елена Васильевна, заметив меня в дверях. – Вот и славно, что приехала. Поможешь нам обустроиться.
Она говорила так, будто мы были близкими подругами. Я неловко улыбнулась и поздоровалась.
Пётр выглядел растерянным.
– Мама, может, ты присядешь? Отдохнёшь с дороги, и мы всё обсудим.
– Некогда рассиживаться, сынок. Столько дел! Вот только решим, где мои вещи разместить.
И тут её взгляд остановился на фотографии, которую я подарила Петру – мы с Оленькой на фоне моря.
– Ах да, доченька твоя. Петя говорил, что вы с ней вдвоём живёте в однокомнатной квартире. Небось тесновато?
– В двухкомнатной, – поправила я, напрягшись.
– Всё равно малогабаритка. У нас в Саратове трёхкомнатные сталинки – вот это простор! Жаль было продавать, но что не сделаешь ради семьи.
После обеда, когда Марина ушла к подруге, Елена Васильевна перешла к делу.
– Петенька, я вот что думаю. Раз уж я теперь здесь, нам бы квартиру побольше найти. Не бойся, я не с пустыми руками приехала. Деньги от продажи дома можно вложить.
Пётр переглянулся со мной.
– Мама, мы как раз со Светой обсуждали, что хотим жить вместе.
Брови Елены Васильевны поползли вверх.
– Вот как? И что надумали?
– Сдавать наши квартиры и снимать большую, – ответила я.
Она покачала головой.
– Снимать – это деньги на ветер. Нет, так не пойдёт. Надо покупать.
– Мама, у нас пока нет таких средств, – мягко возразил Пётр.
– А мои деньги на что? Я же сказала – вложу. Только вот что... – она задумчиво посмотрела на меня. – Петя, а твоя Светлана тоже будет вкладываться?
– Конечно, – ответил он за меня. – Мы все участвуем.
– И на кого оформлять будем? – спросила она невинным тоном.
Повисла пауза. Я почувствовала, как холодеет затылок.
– Это мы ещё обсудим, – уклончиво ответил Пётр.
Елена Васильевна резко изменилась в лице.
– Нет, сынок, такие вещи нужно сразу проговаривать. Я свою жизнь прожила, мне нужна гарантия, что Мариночка не останется на улице. Если я вкладываю деньги, то доля оформляется на тебя и на внучку. А Светлана, если хочет, пусть свою долю покупает.
Я заметила, как Пётр сжал челюсти. Этот жест я хорошо знала – так он сдерживал раздражение.
– Мама, мы со Светой сами разберёмся с этим.
– Нет, не разберётесь, – отрезала она. – Я эту ситуацию уже проходила с твоим отцом. Он тоже думал, что всё само образуется, а потом остался у разбитого корыта.
– Это совсем другое, – возразил Пётр.
Елена Васильевна не слушала.
– Моя внучка – кровиночка моя, должна быть защищена. Почему я должна доверять женщине, которую знаю без году неделя?
Я открыла рот, чтобы возразить, но она продолжила, не давая мне вставить слово:
– И я тебе скажу прямо: моя дочь будет жить с нами, а твоя пусть снимает угол! Не для того я деньги собирала всю жизнь, чтобы теперь чужие дети на них претендовали.
В комнате стало очень тихо. Лицо Петра побелело. Я же почувствовала, как внутри меня что-то оборвалось.
– Елена Васильевна, – начала я, пытаясь говорить спокойно, – я понимаю ваше беспокойство. Но мы с Петром...
– Не нужно мне объяснять, что вы там с Петром, – перебила она. – Я жизнь прожила, всякого навидалась. Сегодня вы вместе, а завтра разбежитесь, и что тогда?
– Мама! – повысил голос Пётр. – Прекрати сейчас же!
Но его мать только отмахнулась.
– Говорю как есть. Если хотите жить вместе – пожалуйста. Но квартира будет записана на нас с Мариной, и точка.
Я медленно поднялась со стула.
– Пётр, мне пора. Позвони мне, когда... – я запнулась, – когда сможешь поговорить.
Дома я не находила себе места. Оленька была у подруги, и я бродила из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями. Телефон молчал. Я представляла, как Пётр спорит с матерью, как она давит на него всеми возможными способами, как он мечется между нами.
Ближе к вечеру раздался звонок в дверь. На пороге стоял Пётр, осунувшийся и мрачный.
– Прости за сегодняшнее, – сказал он, проходя в квартиру. – Мама... она просто беспокоится о будущем.
– За счёт моего будущего и будущего моей дочери? – спросила я тихо.
Он потёр лицо руками.
– Света, я поговорил с ней. Она не отступит. Но у меня есть идея. Мы можем купить квартиру на её деньги, оформить доли на всех, включая тебя и Олю.
– А моя квартира? Я должна её продать и тоже вложить деньги?
– Это было бы справедливо, – неуверенно сказал он.
– Справедливо? – переспросила я. – Пётр, твоя мать только что назвала мою дочь чужим ребёнком и предложила ей снимать угол. А ты говоришь о справедливости?
Он обречённо опустил плечи.
– Ты не понимаешь, какая она... Если уперлась, её не переубедишь.
В этот момент я поняла, что между нами встала стена. Не просто Елена Васильевна со своими требованиями, а нечто большее – неспособность Петра защитить наши отношения, его готовность подчиниться.
– Пётр, я не могу так, – сказала я. – Мы не начнём жить вместе, пока твоя мать диктует условия. Это тупик.
Он долго молчал, глядя в пол, потом кивнул.
– Я понимаю. Дай мне время урегулировать эту ситуацию.
После его ухода я набрала номер своей старшей сестры Татьяны. Она всегда была для меня опорой в трудные моменты.
– Танюш, кажется, у нас с Петром всё разваливается, – сказала я, едва сдерживая слёзы.
Выслушав мою историю, сестра задумчиво хмыкнула.
– Знаешь, Свет, мне это напоминает ситуацию с тётей Валей. Помнишь, как дядя Миша привёз её знакомиться, а она уже список составила, кто где жить будет?
Я невольно улыбнулась. Тётя Валя была легендой нашей семьи – женщина, которая пыталась командовать всеми вокруг и в итоге осталась одна.
– Но что мне делать? – спросила я.
– А ты забыла про бабушкин дом? – неожиданно спросила Татьяна.
Я замерла. Действительно, после смерти бабушки её дом в пригороде остался в собственности меня и Татьяны. Большой старый особняк, который мы не решались ни продавать, ни сдавать, периодически приезжая туда на выходные.
– Таня, ты о чём?
– О том, что у тебя есть недвижимость получше, чем у этой Елены Васильевны. Может, пора напомнить Петру, что ты не беспомощная девочка, которой диктуют условия?
Я провела бессонную ночь, а утром, после долгого разговора с Оленькой, приняла решение. Особняк был нашим наследством, и дочь имела полное право голоса.
– Мам, я только за, – сказала Оля. – Там так здорово, особенно летом. И комнат много, всем хватит. Если, конечно, эта бабка не будет командовать.
– Оля, не называй её бабкой, – машинально поправила я, но внутренне согласилась с дочерью.
Я позвонила Петру и предложила встретиться на нейтральной территории – в кафе, где мы когда-то познакомились. Он пришёл уставший, с тенью на лице.
– Мама настаивает на своём, – сказал он вместо приветствия. – Я пытался объяснить, что так нельзя, но она... В общем, ты знаешь.
Я кивнула и достала из сумки папку с документами.
– Пётр, я хочу тебе кое-что показать.
Он с недоумением взял бумаги и начал их просматривать. Его брови медленно поползли вверх.
– Это... это дом? Твой дом?
– Мой и Татьяны, моей сестры. Бабушкино наследство. Две трети дома принадлежат мне, треть – сестре. Восемь комнат, большой участок, гараж. Дом крепкий, нужен только косметический ремонт.
Пётр листал документы, не веря своим глазам.
– Почему ты никогда не говорила?
– А зачем? Мы с Олей прекрасно помещались в квартире. К тому же дом далековато от города. Но теперь я подумала... Это может быть решением.
Он поднял на меня глаза.
– Ты предлагаешь всем переехать туда?
– Именно. Места хватит каждому. Марина получит свою комнату, как и Оля. Елена Васильевна – свою. Мы с тобой – свою. И ещё останутся гостевые. Танюша не против, она редко приезжает, живёт в другом городе.
Я помолчала и добавила:
– Только есть условие. Дом останется в нашей с сестрой собственности. Жить там могут все, но командовать будем мы.
Пётр долго молчал, потом тихо спросил:
– А если мама не согласится?
– Тогда ей придётся искать другое жильё. В конце концов, она может купить квартиру на деньги от продажи своего дома. А мы с тобой и девочками будем жить в особняке.
Это был ультиматум, и мы оба это понимали. Я видела, как Пётр борется с собой, как в нём просыпается решимость.
– Я поговорю с ней, – наконец сказал он. – Не обещаю, что будет легко, но я постараюсь.
В тот же вечер я получила звонок от Елены Васильевны. Голос её звучал обманчиво мягко.
– Светочка, дорогая, ты не могла бы заехать к нам? Нам нужно кое-что обсудить.
Я согласилась, внутренне готовясь к новому раунду противостояния. Когда я вошла в квартиру Петра, Елена Васильевна встретила меня со сладкой улыбкой.
– Присаживайся, чаю налить?
– Спасибо, не нужно, – ответила я, замечая, как Пётр напряжённо стоит у окна.
– Петя рассказал мне про ваш дом, – начала она, пристально глядя на меня. – Интересное предложение.
Я молчала, ожидая продолжения.
– Только вот что меня смущает... Дом старый, ремонт нужен. Кто будет оплачивать?
– Мы все вместе, – ответила я спокойно. – Каждый по возможности.
– И кто будет решать, какой ремонт делать? – не унималась она.
– В первую очередь – владельцы дома. То есть я и моя сестра. Но мы, конечно, учтём пожелания всех жильцов.
Елена Васильевна поджала губы.
– То есть, мы будем там на птичьих правах? Сегодня живём, а завтра нас попросят?
– Никто никого не будет просить, если все будут уважать друг друга, – твёрдо сказала я.
Она резко повернулась к сыну.
– Пётр, ты это серьёзно? Собираешься поселиться в доме, где твоя мать будет бесправной приживалкой?
– Мама, – устало сказал Пётр, – никто не говорит о бесправии. Просто у Светы есть дом, а у нас есть выбор – принять её предложение или искать другие варианты.
– Другие варианты? – переспросила она с нажимом. – Какие, например?
– Например, ты можешь купить себе отдельную квартиру. Или мы можем купить большую квартиру все вместе. Но в любом случае, – он сделал паузу, – Света и Оля будут жить с нами на равных правах.
Я видела, как Елена Васильевна переваривает услышанное, как в её глазах сменяются эмоции – недоверие, гнев, потом какое-то новое выражение, которое я не могла разгадать.
– Что ж, – наконец сказала она, – раз так, то мне нужно время подумать. Не каждый день приходится выбирать между квартирой в городе и особняком в пригороде.
Это была маленькая, но победа. Впервые Елена Васильевна отступила.
Через неделю мы все вместе поехали смотреть дом. Я заранее предупредила Олю, чтобы она была вежлива и сдержана. Когда мы подъехали к воротам, Марина не смогла скрыть восхищения.
– Вау! Это как в кино! Такие большие дома только в фильмах бывают!
Елена Васильевна хранила молчание, но я видела, как внимательно она осматривает участок, каменные ступени, ведущие к дому, большую террасу.
Внутри дом встретил нас прохладой и запахом старого дерева. Я водила их из комнаты в комнату, показывая просторную гостиную с камином, светлую столовую, уютные спальни на втором этаже.
– А здесь будет комната Оли, – сказала я, открывая дверь в угловую спальню с эркером. – А эта, напротив, может быть твоей, Марина.
Девочка ахнула, увидев большое окно и вид на сад.
– Правда? Это будет моя комната?
– Если вы решите переехать сюда – конечно, – улыбнулась я.
Елена Васильевна неожиданно подошла ко мне и взяла за локоть.
– Можно тебя на минуточку?
Мы вышли на террасу. Она оглядела сад и повернулась ко мне.
– Я была не права, – сказала она негромко. – Этот дом... он достоин того, чтобы здесь жила семья. Настоящая семья.
Я удивлённо посмотрела на неё.
– Понимаешь, – продолжала она, – я всю жизнь боролась. За себя, за сына, за внучку. Привыкла, что никому доверять нельзя. Особенно после того, как Петя развёлся с этой... с матерью Марины.
Она сделала глубокий вдох.
– Но этот дом... Он не просто стены. В нём чувствуется история, забота. Так не бывает, если человек не умеет любить. Я вижу, как ты говоришь о нём, как показываешь комнаты для девочек. И, может быть, я ошибалась насчёт тебя.
Я молчала, не зная, что ответить.
– Давай попробуем, – неожиданно сказала она. – Я тоже могу вложиться в ремонт. И буду уважать ваши с сестрой права на дом. Только одно условие – чтобы у Мариночки всегда была здесь комната, даже если... – она замялась, – даже если что-то случится.
– Даю слово, – твёрдо сказала я. – Девочки ни в чём не виноваты, и им нечего делить.
Пётр нашёл нас на террасе и с тревогой посмотрел на мать, потом на меня.
– Всё в порядке?
Елена Васильевна неожиданно улыбнулась – впервые за всё время искренне, без натянутости.
– Более чем, сынок. Думаю, нам стоит начать паковать вещи.
Переезд состоялся через месяц. Ремонт решили делать постепенно, комнату за комнатой. Первыми обновили детские – для Оли и Марины. Девочки, поначалу державшиеся настороженно, постепенно нашли общий язык. Елена Васильевна, к моему удивлению, оказалась мастерицей по части обустройства быта – её кулинарные таланты и умение организовать пространство пришлись как нельзя кстати в большом доме.
Конечно, не обходилось без трений. Иногда она пыталась командовать, по привычке вмешиваясь во все дела. Но я научилась мягко, но твёрдо ставить границы, а Пётр наконец обрёл голос в семейных вопросах и умел вовремя останавливать мать, когда она переходила черту.
Однажды вечером, когда девочки уже спали, а мы с Петром сидели в гостиной у камина, он взял меня за руку.
– Знаешь, я до сих пор не могу поверить, как всё обернулось. Когда мама приехала, я думал, это конец всему.
– Иногда нужно просто показать документы на особняк, – пошутила я, но тут же стала серьёзной. – На самом деле, дело не в доме. А в том, что каждый должен чувствовать себя защищённым и уважаемым. Твоя мама хотела защитить вас с Мариной, но не понимала, что для этого не обязательно унижать других.
Он кивнул и притянул меня к себе.
– Самое удивительное, что теперь она тебя уважает больше, чем меня. Вчера сказала: «У Светы есть стержень, не то что у некоторых».
Я рассмеялась.
– Елена Васильевна тоже женщина со стержнем. Просто нам нужно было найти общий язык.
За окном шелестели листья старых деревьев, которые видели не одно поколение моей семьи. Теперь здесь жила новая семья – непростая, сложносочинённая, но настоящая. И мне хотелось верить, что этот дом, хранивший историю моих предков, станет началом нашей общей истории, где хватит места всем: и моей дочери, и дочери Петра, и даже его матери с её непростым характером.