1377 год. Пепел въелся в рязанскую землю незаживающей раной. 4 года прошли, как московские полки безмолвно стояли на другом берегу Оки, наблюдая, как татары выжигают его княжество дотла. Рязанский князь встал на колени перед Мамаем снова. И проглотил свое унижение, горькое, как полынь. Его обозы набитые последним серебром, выжатым из иссохшего опаленного набегами народа, снова поползли в Сарай. Платить Мамаю было нечем, но платить надо, и это стало ценой четырехлетнего мира, которое Рязанское княжество получит. Но каждая гривна, уходящая в Белую Орду, била ему по сердцу. Олег Рязанский улыбался московским послам, обсуждал дела Твери и литовские угрозы, кланялся мамаевым баскакам, выслушивая надменные приказы с каменным лицом. И копил. Копил ненависть - и к Мамаю, от чьей милости жил, и к Дмитрию Московскому, чье предательство ранило глубже сабли. Четыре года. Четыре года хрупкого, купленного позором и последним серебром рязанского мира. Четыре года, чтобы зализать раны, от
Публикация доступна с подпиской
Фанаты ЛукинскогоФанаты Лукинского