— Мы с Миланой остаёмся.
— Что значит — остаётесь? — переспросила я.
— Значит, живём у тебя. Не обсуждается.
Я думала, худшее в моей жизни — это химиотерапия, которую Валера тащил на себе, когда я болела. Или его инфаркт. Или, может быть, пустота, которая осталась в квартире после того, как я вернулась с его похорон.
Но, как выяснилось, хуже может быть и другое: когда тебе шестьдесят три, ты только-только научилась снова варить себе суп на одну порцию и не говорить «мы» при встрече с соседями — а на пороге появляется Марта. Его дочь от первого брака. С ребёнком и пакетом из «Пятёрочки», будто вернулась с работы, а не с вокзала.
Я открыла дверь и чуть не упала.
— Привет, тётя Алёна, — сказала Марта, как будто всё в порядке. — Не пугайся. Мы с Миланой тут поживём немного.
Улыбнулась — и даже шагнула в сторону, чтобы впустить чемодан.
— Марта... я... а что случилось?
— Ничего. Просто мы теперь с тобой. Ты ж не против?
— А твоя квартира?
— Нет больше квартиры.
— А... отец Миланы?
Она закатила глаза:
— Алёна Петровна, давай без этого допроса. Мы у тебя не навсегда.
Я отступила, потому что с ребёнком на руках не выгоняют. Потому что «тётя Алёна» я была ей двадцать лет, с тех пор как её мать слиняла за границу, а я возила Марту к логопеду и собирала в школу.
Но я догадывалась: это не на день, не на два. Это всерьёз.
Через два дня она вытащила чемодан Валеры из кладовки.
— А что он тут пылится? Всё равно уже никому не нужен. Я туда вещи положу. Удобно же.
Я не ответила. Просто вытащила чемодан из рук и поставила обратно. Без слов.
— Ты что, правда его в shrine превратила? — Марта усмехнулась. — У тебя тут как в мавзолее. Ни одного живого пятна.
— А ты хочешь, чтобы я стены в блёстки оклеила?
— Я хочу жить в нормальных условиях, — бросила она. — А не как в морге.
— Тогда ищи нормальное жильё.
— Очень мило, — прошипела она. — Ты ведь даже на похоронах папы не плакала.
— Потому что я всё уже выплакала.
Она устроилась на диване. Милана — на ковре. Потом к ним приехал её ухажёр. Плотный, лысоватый, в чёрной майке с волками. Представился «Андреем». Ни «здравствуйте», ни «извините, что вторгаюсь».
— Ты кто? — спросила я, когда они закрылись в комнате, а Милану посадили перед мультиками.
— Жених Марты, — ответил он. — А вы, значит, тёща?
— Я вдова её отца, — тихо сказала я. — Это моя квартира. И ты здесь не останешься.
— Папаша нормальный был. А ты, видно, ведьма, — буркнул он. — Смотри, а то Марта и на тебя завещание перепишет.
Я позвонила Нине, соседке. Она вызвала участкового. Пришёл парень лет тридцати, с усталыми глазами.
— Вы кто этим людям? — спросил он.
— Я собственница квартиры. Это падчерица моего покойного мужа. Живут тут без моего согласия.
— Есть завещание?
— Да. На меня.
Он посмотрел на Марту:
— У вас есть регистрация?
— Я тут жила ещё до вас всех, — бросила она. — Папа меня сюда прописал!
Но потом замолчала. Потому что знала: не прописал. Валера боялся, что она начнёт делить, пока он ещё живой.
— Уезжайте, — сказал участковый. — По-хорошему. С ребёнком здесь вам не место.
— Я мать! — заорала Марта. — Я имею право на жильё!
— Да, но не на чужое.
На следующее утро я проснулась от запаха табака. Зашла в кухню — Андрей жарил яичницу и курил в окно. Его майка с волками лежала на спинке моего стула.
— Завтрак будет? — спросил он, не оборачиваясь.
— Ты уходишь.
— Марта сказала, ты в психушке была. У тебя справка есть?
Я вышла. Вернулась с участковым. В этот раз он не стал церемониться.
— Либо вы уходите добровольно, — сказал он. — Либо я вызываю опеку. Тут ребёнок. И какие-то мутные мужчины. Хотите разбирательства?
Андрей посмотрел на Марту.
— Ну его, — сказал он. — Пошли отсюда. У меня в Дзержинске хата свободна.
— Я не поеду в эту дыру! — взвилась она. — И не уйду! Папа бы не позволил!
— Папа мёртв, — сказала я. — И если ты не уберёшься, я вызову Виктора.
Имя я помнила. Виктор был отцом Миланы. Я не знала, что с ним, где он, жив ли вообще. Но помнила, как Валера с ним ругался. Помнила, как тот однажды приехал, хотел забрать дочь, а Марта выставила его с лестницы.
Я открыла старую тетрадь Валеры, где были телефоны. Нашла номер.
— Здравствуйте, — сказала я. — Это Алёна Петровна. У меня к вам просьба. Речь о вашей дочери.
Он приехал вечером.
Я рассказала всё. Он молчал. Смотрел на меня так, как смотрел Валера, когда я говорила что-то особенно тяжёлое. Он не перебивал.
— Можно её увидеть? — спросил он.
Я кивнула.
— Она с подругой ушла. Марта оставила. Без звонка. Без всего.
— Тогда я её подожду.
Они пришли в десятом часу. Марта открыла дверь ключом, будто жила здесь всегда.
— О, Виктор! — сказала она, как ни в чём не бывало. — Ты что тут делаешь?
— Здравствуй, — ответил он. — Я за дочерью.
— А с какой стати?
— С той, что ты — бездомная. И с тобой — небезопасно.
— Ах так?
Она метнулась к Милане. Та спряталась за Виктора.
— Мамочка, не кричи...
— Я не отдам тебя! — завопила Марта. — Ты что, хочешь меня лишить?! Старая ведьма тебя науськала!
Виктор не дрогнул.
— Ещё слово — и я вызываю полицию. Милана поедет со мной.
— Она боится! Скажи, доченька, скажи, что ты меня любишь!
Милана молчала. Потом тихо сказала:
— Я хочу к папе.
Это было всё.
Через полчаса они ушли. Я осталась одна. Но впервые — с чувством, что так и должно быть.
Через неделю я поменяла замки. Через две — Марта звонила, требовала вернуть украшения. Через месяц — прислала сообщение: «Ты уничтожила мою жизнь».
Я не ответила.
А через полгода на Новый год в мою дверь постучали.
На пороге стояла Милана с букетом.
— Баба Алёна, мы приехали.