— Витя, ну отдай мне Соню. Ты же один, без женщин. Девочке нужна ласка, — голос Раисы Петровны дрожал, но глаза были жёсткие. — А я бабушка. Родная. Не чужая.
— Она со мной останется, — глухо ответил Виктор. — С ней мне хоть как-то дышать можно.
Он не плакал. Ни на похоронах, ни в больнице, когда врачи развели руками. Только поседел за три дня и осунулся, будто из него вычерпали жизнь вместе с капельницами, анализами и диагнозами.
Света умерла быстро. Вчера — бегала по дому с заколками и планами на отпуск. Сегодня — лежит, не реагируя на имя, и температура под сорок. Через неделю — гроб, венки, соседи в шёпоте, чужой священник с книжкой.
Диагноз не сказали. Какой-то вирус. Случаи есть по стране. Бывает.
Только вот Вите было плевать, что бывает. Света была его. Его жена, его родная женщина, с которой он смеялся до слёз и ругался до хрипоты, которую он боялся потерять даже в ссоре. А теперь — «бывает».
Соня — их дочь. Восемь лет. Маленькая, с теми же косичками и привычкой грызть кончик ручки. Она три ночи спала у двери, чтобы «мама пришла и не потерялась». Потом перестала. Просто замолчала.
Когда гроб опустили, Раиса Петровна — мать Светланы — подошла к нему и строго, как на семейном совете, заявила:
— Ты не справишься. Не справляешься. Я заберу Соню. Ко мне. У меня порядок, у меня всё по часам. Девочке там будет лучше.
Он кивнул.
Но на следующий день сказал «нет».
Она не поняла.
Он не объяснял.
Просто стал жить.
Если рассказ зацепил — поставьте палец вверх, подпишитесь и расскажите свою историю в комментариях.
Он не сразу научился. Утром забывал завести будильник, Соня опаздывала. Забывал купить шампунь, они мылись хозяйственным. Учил таблицу умножения с ноутбуком на коленях, каша убегала, ребёнок плакал.
Но с каждым днём — получалось.
Соня мыла пол. Он гладил. Она заплетала сама себе косички — он варил щи. Не вкусно, но с мясом. И с солью. Всё как мама говорила.
Раиса Петровна первое время приезжала часто. Приносила еду, ругалась, когда он не застелил постель, переживала, что у внучки кофта не по погоде. Один раз застала, как он делает домашку с Соней в обнимку на полу. Ушла, не попрощавшись. Через день пришла с набором фломастеров и мандаринами.
Потом — реже.
И вот семь месяцев спустя она снова встала на пороге.
Витя открыл в футболке и с веником в руке. Улыбался.
— Чего такой весёлый? — подозрительно спросила Раиса Петровна. — На работе что, премию дали?
Он пожал плечами:
— Просто жить стало легче. Воздух появился.
Она ушла, как в прострации. Плакала по дороге домой. Боль разрывала грудь: «Моя дочь лежит в земле. А он — счастлив? Уже?»
В следующие выходные она позвонила Соне. Та отказалась ехать.
— Мы с папой идём в цирк. А потом, может, тётя Рита к нам зайдёт, она обещала принести шарлотку!
— Какая ещё тётя Рита?
— Папина подруга. Они раньше в школе вместе учились. Она весёлая. И плетёт красиво. А ещё у неё духи вкусные.
Раиса Петровна замолчала. У неё сдавило виски. Потом — вскочила, обулась, вылетела из дома. По пути позвонила, Виктор не взял трубку.
Она доехала на автобусе, стучалась в дверь. Долго.
Открыл не сразу.
— Я поговорить, — резко сказала она и зашла, не дожидаясь приглашения.
В коридоре — розовые балетки. Маленькие и большие. Женские.
Виктор неловко прошёл за ней.
На кухне — Рита. Молодая, симпатичная. Плетёт Соне косу. Та сидит на стуле с закрытыми глазами и улыбается.
Раиса Петровна побледнела.
— Вы предатели, — прошептала она. — Предатели. — И выбежала, не закрыв за собой дверь.
Она плакала в маршрутке, уткнувшись в салфетку. Смотрела в окно и думала: «А вдруг я не права?»
А через неделю, когда она увидела Соню случайно — на рынке, девочка шла с Ритой за руку, а в другой держала блин с вишней — Раиса Петровна только прошептала себе: «Главное, чтобы была счастлива...»