А бывало ли с вами — обычный день вдруг меняет всю жизнь? Обычный жест, привычная песня, встреча, которую невозможно было предугадать… Но этот день оказался не просто важным — он стал началом конца.
Он стоял в мастерской, точил на наждаке короткий топорик. Говорил — для коллекции, не более. А она — стоя перед зеркалом, ловко подводила глаза голубыми тенями, выбирала короткую юбку и мечтала о танцах с тем самым, влиятельным поклонником. Музыка лилась из каждого окна, и «Червона рута» будто стала неофициальным гимном того лета.
Первая встреча? Не совсем. Всё было просчитано, спланировано заранее. И именно с этого момента всё изменилось. Мгновенно несколько жизней пошли под откос, а весь рабочий посёлок Шилово, казалось, потерял веру даже в непреложную силу местной власти.
Это история не похожа ни на одну другую. Впервые рядовые оперуполномоченные осмелились пойти против могущественных людей, находясь буквально в шаге от беды.
Жаркий август 1981 года. Всё началось в полдень, восьмого числа. Я был тогда подполковником и начальником местного отдела милиции. Звонок — резкий, неожиданный, прямо в кабинет, минуя дежурного.
На том конце провода — коллега из соседнего района. Голос дрожит, в нём — тревога:
— У тебя девчонки не пропадали? Нашли два тела. Такого ужаса мы не видели давно. Приезжай…
В лесу мне откроется то, что ещё многие ночи будет возвращаться в кошмарах. Две девушки — молодые, красивые — лежали особенно неестественно. Горло перерезано, либо рассечено. Молодые оперуполномоченные впервые сталкиваются с подобной жестокостью.
Из данных судмедэкспертизы: удары нанесены, вероятнее всего, охотничьим топором. Манера указывает на профессионала. Я невольно задумался — кто мог так действовать? Профессиональный мясник? Охотник?
В то же время в районной прокуратуре шло экстренное совещание. Мотив преступления был абсолютно неясен. Девушки лежали одетыми, рядом друг с другом. Следов изнасилования не было. Украшения — золотые серьги, кольца — не тронуты. Не ограбление и не насилие. Но за что их убили? А главное-кто?
Ответа не было. В это время меня вызвали обратно в отделение. Перед кабинетом ждали два человека — начальник районного ГАИ и военный комиссар. Оба были встревожены: накануне вечером их дочери пошли на дискотеку и не вернулись.
Они показали фотографии. Моментально сжалось сердце. Это были они — Лариса Иванова и Марина Бондарчук. Их тела нашли в лесу. Страх охватил посёлок мгновенно. Люди шептались: убили. А некоторые даже злобно говорили, мол, сами виноваты — раскрасились, юбки короткие, всё позволено, потому что папы — начальники.
Но большинство — были потрясены. Боль была настоящей. На прощание с девятнадцатилетними девушками пришли почти все. Родные, одноклассники, друзья, учителя... И переодетые сотрудники милиции.
Почему? Опыт подсказывал — убийца может появиться на похоронах. Такое уже бывало. Внимание обращали на всех незнакомцев, нервных и ведущих себя странно. Пока — безрезультатно. Зато разговоры среди собравшихся принесли первую зацепку.
Оказалось, у Ларисы Ивановой был роман с женатым мужчиной — Алексеем Кубанцевым. Я немедленно дал команду: проверить и задержать. Но дома Кубанцева не оказалось. Соседи сказали — Алексей с женой и ребёнком уехали на море. Внезапно. Почти бегом.
Почему такая спешка? Не скрываются ли? Не кровь ли на руках? И тут всплыл любопытный факт: за неделю до трагедии у жены Кубанцева и погибшей Ларисы Ивановой была ссора. Словесная перепалка на глазах у соседей переросла в драку. Алексей едва их разнял.
Жена выставила чемоданы и сказала: «Или я, или она». Спустя несколько дней Лариса погибла. Совпадение? Или это след?
Билеты до Ейска действительно были куплены в день убийства. Приняли решение — задержать. В поезде дальнего следования. На станции Ейск-2 в вагон вошли трое оперативников. Алексей понял, что эти мрачные люди пришли за ним. Он не сопротивлялся. Но жена устроила скандал на весь вагон.
— Ты, гад, с этой, гаишницей! Догулялся! Я бы её сама голыми руками придушила!
Сказано это было при всех. Если она знала об убийстве — разве стала бы говорить такое? Или, наоборот, знала слишком много?
Кубанцевых сняли с поезда. И вскоре супруга рассказала, что, узнав об измене, срочно решила увести Алексея на юг. Написала заявление в местком, надеясь на давление на отца Ларисы. Начальник ГАИ, всё-таки. Версию отрабатывали, но после допросов стало ясно — к преступлению семья отношения не имела.
Каждый из нас хотя бы раз чувствовал, как неверие и страх влияют на решения в критические моменты. Представьте, каково было семье, на чью голову обрушились подозрения, тотальное недоверие и трагедия. Зачем тогда убили девушек? Ведь у следствия не осталось ни одной рабочей версии, а мотивы растворились в летнем мареве. Что скрывал тот билет на юг, почему всё закончилось трагедией именно для них?
Могла ли элементарная ревность привести к такому финалу? Или за этим стояло нечто гораздо более страшное и тщательно скрытое?
Мотив преступления. Именно это не давало покоя нам. Из-за чего лишили жизни двух девушек?
Новая зацепка
Обычные студентки техникума, но с очень влиятельными родителями. Может, причина крылась в профессиональной деятельности своих отцов? Начальник районного ГАИ и военный комиссар. Должности, которые наводят на серьезные размышления.
Начало расследования принимает неожиданный поворот. Вскоре у нас произошла первая настоящая зацепка в деле о двойном убийстве. Весна тысяча девятьсот восемьдесят первого года.
Весенний призыв того года обернулся для военкома Бондарчука громким скандалом, почти трагедией. В центре событий оказался восемнадцатилетний Иван Козырев, наглый и избалованный сын главного врача областной стоматологической клиники.
Козырев был прописан у бабушки в поселке Шилово. Оттуда его и призывали. Хитроумный главврач был уверен, что сумеет быстро «порешать вопросы» для своего сына. Без церемонии он предложил военкому взятку — три тысячи рублей. Сумма по тем временам существенная. Но Бондарчук, побагровев от гнева, выставил стоматолога за дверь.
И не просто выгнал, а пригрозил. Еще раз такое предложишь — отправлю за решетку. Однако главврач Козырев придерживался иного мнения. Что всё имеет свою цену. Его драгоценный сынок в армии служить не будет. Пусть идут в армию дети тех, у кого нет денег. А он, любящий отец, откупится.
Военкому из Рязани звонили все кому не лень. Из обкома, горкома, даже из ДОСААФ. Но Бондарчук мужик стойкий, непреклонный. Честный коммунист, он был человеком-принципом. И вот главврач снова явился в кабинет военкома. На этот раз он предложил десять тысяч рублей. Безумные деньги.
Но на столе у начальника РОВД Жукова вскоре появилось заявление о попытке дать взятку. Визит к стоматологу оперов закончился арестом. Сам врач отправился в колонию, а его избалованный сын — на три года на Северный флот.
С тех пор каждый месяц военкому на домашний адрес приходило письмо. С целой пачкой таких анонимных посланий Николай Бондарчук явился в милицию. Вот одно из них.
«Военком, ты думаешь, мы простим тебе сломанную судьбу известного врача и его сына? Жди. Мы придем за тобой и твоей семьей. И убивать будем медленно. Мы тоже врачи знаем, как причинить боль.»
Но кто написал эти угрозы? Сам главврач, сидящий в колонии? Или его дружки? Так или иначе, три недели назад письма перестали приходить. Именно тогда и были убиты дочь военкома и ее подруга. Это могло означать одно. Стоматолог исполнил свое место и затаился. Но в колонии, где врач отбывал срок, он операм показал письма сына.
Бывший бездельник написал отцу, что армия сделала из него человека. Он решил связаться жизнь с флотом. И что после демобилизации будет поступать в мореходку. Так же попросил отца забыть о мести. Проверка подтвердила правдивость этих слов.
Таинственная белая машина
Нам пришлось начинать с нуля. С кем общались погибшие Марина и Лариса? Были ли у них постоянные ухажеры? Кто входил в их круг общения? Мы опрашивали родных и соседей. Всё тщётно.
А вы верили когда-нибудь, что несколько секунд могут изменить всё? Валя Гуркина знает это на собственном опыте. Тот вечер она не забудет никогда…
После похорон подружек Валя будто потеряла почву под ногами. На душе тяжело, воспоминания душат. И вдруг — неожиданное решение: прийти самой в отделение милиции и рассказать всё, что она знает о роковом вечере. Это было нелегко. Ещё труднее оказалось понять: её чудом не настигла смерть. Именно тогда, когда всё должно было сложиться иначе…
Кажется, это обычное совпадение. Их пути разошлись всего на минуту: две подруги с энтузиазмом вбежали к Вале — позвать её на вечерний пикник. Только не с привычными парнями. Они щебетали о каком-то взрослом незнакомце на светлых «Жигулях». Валя не торопилась, спокойно ответила: «Я скоро освобожусь».
Остальное будто в дымке. Подруги возвращаются из дискотеки, снова идут к дому Гуркиной, но где-то разминулись... Валя уже потом поняла: эта минута стала её двойным спасением.
Казалось бы, какая разница, кто ездит на «Жигулях» по Шилово? Но сыщики не сомневались: здесь таился ответ на преступление. Цвет — светлый, модель — «Жигули». Маршрут удалось восстановить до метра! Всё виделось в мелочах: гул мотора, тусклый свет фар за углом, быстрая тень на пустынной улице...
Сердце сжимается — неужели именно эта машина мелькала в сводках? Белый автомобиль. Неизвестный водитель. Уже три убитых девушки, теперь — ещё две...
А что бы вы делали, если бы в ваших руках вдруг оказалась тонкая нить, ведущая к серийному убийце? Ощущение будто играешь ва-банк, понимая: ошибки не прощаются.
В тот вечер нам нельзя было медлить. Уже установлен номер светлых «Жигулей». Владелец — Михаил Круглов. На первый взгляд — обычный пенсионер, без судимостей или особых подозрительных связей. Но в любой момент могло случиться новое преступление.
Мы выдвигаемся к дому Круглова. Сумерки. Здание окружено. Слишком тихо… и тут — внезапные выстрелы. Старик был не просто готов — он уже ждал нас.
Главная задача: взять его живым. Если застрели при задержании — не узнать правды. Но вот опять выстрелы из охотничьего ружья — и один из наших уже ранен.
Ликвидировать? Нет. Я рискую: идут переговоры. Часы тянутся в ожидании ответа...
Вы бы рискнули вести беседу с вооружённым отчаявшимся человеком?
В итоге всё-же пришлось штурмовать. Другого выхода не было.
Стреляться он не стал. Только теперь, когда понял своё положение, пенсионер заговорил:
— «Я очищал мир от порока! Девушек этих… трёх…убил…я. До чего страну довели? Одни проститутки везде! Сталина на вас нет!»
Ведь он искренне верил, что делает что-то важное.
Но, когда услышал новые обвинения: «Я тут ни при чём! В день этого убийства я был в больнице! Проверьте!»
Документы и свидетели подтверждают алиби: во время двойного убийства Михаил Круглов лежал на койке, а не в засаде. Убийца тем временем «поправлял своё здоровье». Да это же какой-то абсурд! Дело о трёх убитых женщин ушло в суд.
А нам приходится возвращаться к отправной точке. Кто убил Марину и Ларису? Почему следователи выбирают одну версию, а не другую? Иногда не хватает доказательств, только интуиция и «шестое чувство» — таков единственный ориентир, когда время не на твоей стороне.
Через две недели гремит вся Рязань — к расследованию подключается Рязанское УВД. Убийство дочерей военного и начальника ГАИ гремит на всю Россию, долетает даже до ушей министра обороны — самого Устинова, члена Политбюро и одного из самых влиятельных людей в СССР.
«Позвоню куда надо», — пообещал он. Мне передали его слова. А куда он еще может звонить? Брежневу, что ли? Подумалось мне.
Я понимал: раскрыть это дело — вопрос не только чести, но и моего будущего. Малейшая ошибка, и прощай погоны…
Знаете то чувство, когда привычная почва уходит из-под ног? Когда версии с любовником, врачом и пенсионером-душегубом рассыпались в прах, мы оказались в полной растерянности. Всё очевидное уже проверено. Казалось, расследование зашло в тупик. Но я не мог отделаться от ощущения: убийца где-то рядом. Прямо перед нами. Просто мы его пока не видим.
Именно тогда к нам в отдел зашёл Николай Пехтерев, начальник вневедомственной охраны. Он знал суть и как бы между делом сказал:
— Толя, вспомни... Был же случай с белыми «Жигулями». Начальник ГАИ тогда сам участвовал.
Меня словно током ударило. Вспомнил. Несколько месяцев назад был странный инцидент: начальник ГАИ остановил машину — пьяный водитель, возомнивший себя императором. А ведь это был не кто иной, как Николай Школа, директор местного мясокомбината. Я повернулся к Пехтереву: Коля, дай я тебя поцелую. Он ошарашенный вылетел пулей из моего кабинета.
Я лично читал рапорт. Школа, выпивши, устроил настоящий спектакль. Угрожал, кричал, требовал немедленно вернуть автомобиль. Обещал, что весь посёлок останется без мяса и колбасы. А потом и вовсе вломился домой к Иванову, начальнику ГАИ, когда того не было. Перевернул квартиру, оскорбил жену, разбил посуду.
Соседи вызвали милицию, и Школу скрутили. Но я помню, как он плевался и орал:
— Ещё приползёте! А я — не дам! Пусть ваши дети едят пустой хлеб с водой!
Это было унижение для него. Для такого — не прощаемое. Тогда на него завели дело, а его попытки замять конфликт только разозлили жену Иванова. Дело дошло до суда.
А потом начались угрозы. Однажды он припарковал свои белые «Жигули» прямо у дома Ивановых. Вытащил из багажника воздушку, расставил стеклянные банки и стал стрелять. Люди из окон смотрели, как директор мясокомбината палит по стеклу. И крутили у виска. Последний выстрел он направил в окно квартиры Ивановых. Не выстрелил. Только сказал:
— Всех перебью.
Тогда никто не придал этому значения. Но зря.
Подозревать такого человека — тогдашний абсурд. Он же лауреат, депутат, кандидат всего и вся, член партии. Партийная элита одни словом.
Но я чувствовал: это он. Николай Школа. Мясной король. И тогда я пошёл ва-банк. Под свою ответственность дал команду: задержать Школу. Когда новость долетела до Рязани, началось настоящее цунами. Звонки из обкома:
— Это что за беспредел?! Школа — член КПСС, орденоносец. Какие у тебя основания?
— Основания есть. Улики ищем, — отвечал я. И молился, чтобы нашёлся хоть один след.
А в квартире — всё идеально. Машина — стерильна, как в музее. Ни пылинки, ни ворсинки. Жена Школы уверенно заявляла: муж дома был, никуда не ездил. Но было в ней что-то... отрепетированное. Слишком правильное и наигранное.
Но на этом я не остановился. Риск — мой единственный шанс докопаться до правды. В тот вечер я принял решение, от которого по спине побежали мурашки: отправиться к ней лично, чтобы услышать то, чего боялась сказать даже самой себе.
Я пригласил её сесть рядом в машину — без лишних слов, без суеты. Вместо отдела повёз туда, где всё произошло. Сердце стучало, лес тянул предвечерним холодом. Мы остановились у той самой опушки, где оборвались юные жизни Ларисы и Марины.
Я разложил перед ней фотографии — страшные, беспощадные.
— Посмотрите, — попросил я. — Вот здесь он убил их. Ларису и Марину. Девочек. Теперь скажите честно, вы уверены, что он был дома?
Молчание затянулось так, что казалось, остановились даже листья. И вдруг — хрупкая женщина не выдержала:
— Он привёз одежду… Сказал: выброси. Говорил, что с рыбалки. Но там была кровь.
На следующий день весь отдел работал, не жалея себя. Все всё искали, поднимали архивы, прочёсывали место преступления. И — нашли.
Маленький топорик, почти игрушечный. Но на металле — пятно крови.
Экспертиза не оставила сомнений: это и было орудием убийства.
Школа держался до последнего, всё отрицал — мол, подстава, происки завистников. Но когда перед ним легли фотографии, рапорт, показания его собственной жены — его словно подменили. Плечи опали, голос стал сдавленным. Он заплакал, молил о пощаде.
Когда рушится иллюзия величия, некоторые не держатся даже минуты. Я стоял и спрашивал себя: Как? Как человек, которого все знали как улыбчивого, успешного, «правильного», мог вот так хладнокровно лишить жизни двух девочек?
Всё произошло 7 августа восемьдесят второго. Он заманил Ларису под предлогом «дружеского пикника». Взял бутылку, конфеты. Она — взяла с собой Марину. Чтобы не страшно было. Да и ехать одной не хотелось.
Задуманное шло по плану. Пикник на обочине был в самом разгаре. Пока он не заговорил про заявление жены Иванова. Попросил Ларису уговорить мать забрать его из суда.
Она — вспыхнула. «Значит, я вам нужна только как инструмент?»
И он — взбесился. В его голове — унижение, арест, насмешки. Он бил топором и представлял ухмыляющегося начальника ГАИ, его жену, милицию, которые «опозорили» его. Девочки кричали. Побежали. Но не спаслись.
Через полгода Школу расстреляли. Место захоронения неизвестно. От него отвернулись все. Даже жена подала на развод.
Я с тех пор не могу спокойно смотреть на белые «Жигули». Каждый раз перед глазами — лица Ларисы и Марины. И пустая трава, где когда-то шептал ветер.
Прошло много лет. Кажется, целая жизнь. Я давно на пенсии. Живу на даче, копаюсь в земле, читаю газеты, слежу за внуками. Но каждое восьмое августа — выключаю телефон. Никого не принимаю. Просто... сижу.
И вспоминаю.
Как всё ему могло сойти с рук. Как чуть не списали убийство на бытовую драму. Как Школа, при всех своих орденах и связях, чуть не ушёл от ответа.
Но справедливость — она не в погонах. Она — в людях. В тех, кто не побоялся. Кто не отступил. Кто пошёл против системы.
Я вспоминаю мать Ларисы. Статную, сдержанную. В чёрной косынке. Она не плакала. Только губы у неё всё время тряслись. И одно она сказала мне тогда после суда.
— Анатолий Сергеевич, спасибо, что не дали ему уйти. Мы с мужем думали — нас задавят. А вы выстояли. Мы запомним это навсегда.
И я кивнул. Не потому, что горд. А потому что — просто не мог иначе.