Всё началось, как обычно — жарко, душно, тесно. Автобус, больше похожий на старую маршрутку с ободранными сиденьями и ржавыми поручнями, гудел мотором на автовокзале. Пыль висела в воздухе, как дым. Я пришла заранее, чтобы занять место у окна — ехать предстояло часа три.
Водитель мрачно отмахнулся от чьего-то вопроса, продолжая крутить в руках бутылку с тёплым лимонадом. Он выглядел так, будто возит людей не за деньги, а в наказание.
В салоне уже было человек пятнадцать. Я шла по проходу, окидывая взглядом ряды. И вдруг — стоп.
Там, где было два свободных сиденья, у окна сидел мужчина, а на соседнее кресло он водрузил две сумки. Большие. Тёмные. Раздувшиеся, будто они набиты камнями. Он развалился в кресле, как дома. Колени в сторону, локоть на спинку впереди.
Я остановилась. Водитель уже начал торопить:
— Садимся, поехали!
Я повернулась к мужчине.
— Простите, можно я присяду?
Он глянул на меня, будто только что меня заметил.
— Куда?
— Ну… рядом с вами.
— А, — он махнул рукой, — тут занято.
— Чем занято?
— Сумки. Видите?
— Вижу, — кивнула я. — Только это сиденье, а не багажник.
— У меня много вещей. Мне с ними неудобно на коленях.
— Ты что, занял два места, а я стою? — уже громче, почти не сдерживая раздражение. — У всех тут чемоданы. Но никто не считает кресло складом.
Он хмыкнул.
— А вы чего так нервничаете-то? Не с той ноги встали?
— Я с той ноги встала. А вот ты, по-моему, с чужого места начал.
Мужчина с заднего сиденья засмеялся:
— Правильно она тебе сказала. Чего в самом деле?
— Да ты не лезь, — огрызнулся тот.
— Не лезь — это когда на своё место садишься, — бросил кто-то сбоку.
Я снова посмотрела на него:
— Вы можете убрать сумки?
— А куда я их уберу? — спросил он. — В проход? Чтоб ты потом ногами их пинала?
— Можно наверх. Можно под ноги. Можно… на колени, как у всех. Но не на место. Люди стоят уже, а ты тут раскинулся.
Он медленно, с великим раздражением, потянулся к сумкам.
— Ну сели на хвост. Прям как дома.
— Я иду домой. Но по билету. И не за твой счёт, так что будь добр.
Он буркнул что-то себе под нос, передвинул сумки в проход, едва ли не бросив их под ноги старушке впереди. Я втиснулась рядом, при этом он демонстративно не двигался, будто проверяя, сколько я выдержу. Сидела я на краешке, но — на месте.
Автобус дёрнулся, тронулся, загудел. Пыль с пола поднялась в воздух. Я села ровно, не прикасаясь к его локтю. Он же нарочито шумно вздохнул и снова уставился в окно, будто меня нет.
Сидевшая через проход женщина кивнула мне.
— Молодец, — сказала тихо. — А то он вечно так. Мы с ним уже раз ездили. Тоже цирк устраивал.
— Почему-то такие всегда одни и те же, — ответила я. — Чувствуют себя хозяевами жизни.
— Главное — не молчать, — сказала она. — А то они и дальше думают, что всё можно.
Маршрутка дребезжала. Кто-то уже начал дремать. Кто-то смотрел в телефон. А я — просто смотрела в окно. На мелькающие поля, деревни, остановки, где снова и снова кто-то заходил… и искал место, пока кто-то другой сидел с сумками.
И никто не говорил.
Кроме меня.