Джузеппе Гарибальди — итальянский военачальник, революционер и политический деятель. Его имя в России всегда пользовалось любовью и уважением. Оно стало символом безграничного мужества, честности и благородства. Гарибальди это хорошо знал. Среди русских он имел немало друзей, единомышленников и даже соратников, сражавшихся в его отрядах. Более того, в России все и началось. Именно здесь ему было суждено стать революционером, здесь он принял твердое решение начать борьбу против иноземного порабощения своей родины.
КАПИТАН ШХУНЫ «КЛОРИНДА»
В Таганроге, невдалеке от залива стоит белый обелиск. На мраморной доске, прикрепленной к пятиметровому монументу, слова: «В 1833 г. Джузеппе Гарибальди, находясь в Таганроге, поклялся посвятить свою жизнь делу освобождения и воссоединения своей родины — Италии». За этой короткой надписью скрываются события поистине исторические.
В начале апреля 1833 года к купеческой гавани Таганрога причалила небольшая шхуна «Клоринда» с грузом итальянских апельсинов. Ее капитаном был еще никому не известный 24-летний Джузеппе Гарибальди. Уже в то время будущий народный герой много читал и немало успел повидать. Но где бы ни был он, мысль о горестной судьбе своей униженной и порабощенной Родины не покидала его.
«Во всех обстоятельствах моей жизни, — вспоминал Гарибальди, — я не переставал спрашивать то людей, то книги о возрождении Италии и до двадцати четырех лет розыски мои оставались тщетными. Наконец, в путешествии моем в Таганрог я встретил патриота, который открыл мне глаза».
Случилось это через несколько дней после прибытия «Клоринды» в Таганрог — в то время крупный купеческий город. На побережье его гавани и в ближайших улочках ютилось множество кабачков — остерий, где за стаканом вина, игрой в карты и разговорами проводили свободное время иностранные моряки.
Однажды вечерком в остерию итальянца Ардизери зашел Джузеппе Гарибальди. Тесный кабачок был полон народа, но обычного гама подвыпивших матросов не слышалось. Это удивило Гарибальди. Уж он-то хорошо знал характер своих товарищей по профессии. Еще больше поразило его, что все с напряженным вниманием слушали страстную речь человека, стоявшего за одним из столиков.
Это был Кунео — член тайной революционной организации «Молодая Италия», живший тогда в Таганроге как политический изгнанник.
РУССКИЕ ДРУЗЬЯ ГАРИБАЛЬДИ
Кунео обращался к своим соотечественникам с пламенным призывом начать борьбу с угнетателями Италии. Он говорил о прошлом ее величии и о том унижении, которое переживала она теперь, о тирании австрийцев, захвативших часть страны, о гнете феодалов.
Эта страстная речь произвела на Гарибальди необычайно глубокое впечатление. Здесь же, в остерии, он поклялся отдать всего себя борьбе за объединение и освобождение своей родины. Впереди у него была тяжелая, смертельно опасная борьба.
Героическая жизнь вождя итальянской революционной демократии вызывала восхищение. За течением борьбы Гарибальди и его сторонников внимательно и с большим сочувствием следил Чернышевский. На стороне Гарибальди был, конечно, Герцен. Более того, он с 1854 года поддерживал с героем Италии близкие дружеские связи. Когда же Гарибальди, преданный власть имущими, был отправлен в отставку, Герцен с горечью писал: «Он с горстью людей победил армию, освободил целую страну и был отпущен из нее, как отпускают ямщика, когда он довез до станции».
Мало кто знает, что этот великий итальянец был кумиром выдающегося русского ученого Климента Аркадьевича Тимирязева. Для него Гарибальди являлся не только легендарной личностью, но и символом «грядущего освобождения всех угнетенных».
Шестнадцатилетним юношей Тимирязев, по его собственным словам, изо дня в день следил «за всеми известиями о Сицилийском походе» Гарибальди. И когда в 1862 году молодой Тимирязев (ему шел тогда 19-й год от роду) решил заняться публицистикой, он принес в известный петербургский журнал «Отечественные записки» статью о своем кумире.
ЛЮБИМЫЙ ГЕРОЙ
Издателем «Отечественных записок» был журналист и предприниматель Краевский. В этом журнале печатались Белинский, Некрасов, Достоевский, Тургенев и другие замечательные писатели. Краевский нуждался в талантливых публицистах и с радостью принял статью Тимирязева. В то время интерес к вождю национально-освободительного движения итальянского народа поднялся необычайно. Публикация статьи о нем явилась бы для журнала хорошим способом привлечь к себе внимание читателей.
Статья вышла в августовской книжке журнала за 1862 год под заглавием «Гарибальди на Капрере» в разделе хроники и без подписи (Краевский даже с маститыми авторами обращался без церемоний, что уж тогда говорить о начинающих).
По форме это была обширная рецензия на воспоминания полковника Векки — друга Джузеппе Гарибальди,— только что изданные в Лондоне и являвшиеся для русских читателей новинкой. Да, по форме статья являлась рецензией, но по содержанию — большим рассказом Тимирязева о его любимом герое.
Речь в ней шла о мирном периоде жизни Гарибальди, когда он, возмущенный предательской политикой сардинской монархии, отказался от чина генерала и удалился на Капреру — маленький островок в Тирренском море, невдалеке от Сардинии. Гарибальди занимался сельским хозяйством, рыболовством, читал, размышлял. В уединении, среди полудикой природы он давал великий пример мудрой скромности и простоты. Статья была полна любви и уважения к отважному человеку, сделавшему для своей страны больше, чем «самые великие монархи».
САРДИНСКАЯ ПУЛЯ
«Здесь ум отдыхает от забот,— писал Тимирязев, — а тело черпает новые силы и бодрость». Конечно, по цензурным соображениям автору статьи приходилось проявлять осторожность. Но разве мог он, рассказывая о борьбе Гарибальди, хотя бы вскользь не порассуждать о республике, о правительстве, «которое доставляет народу возможно большую степень благоденствия», о «мелочном эгоизме государственных людей, которые думают более о себе, чем о благе родины»? Понятно, что Тимирязев, говоря об этом, намекал на положение в самодержавной России. Статья соседствовала в журнале с материалом о Герцене, друге Гарибальди, и это было знаменательное соседство.
Тимирязев был не одинок в своих взглядах. Один из агентов тайной полиции сообщал: «Теперь разговор в обществах начинается Гарибальдием и кончается Гарибальдием». Но для многих одного сочувствия и восхищения было недостаточно. Презирая опасности и саму смерть, они отправлялись в Италию для того, чтобы вступить в ряды волонтеров и с оружием в руках принять участие в боях на стороне гарибальдийцев.
Одним из них был Федор Комиссаржевский, в свое время известный оперный певец. Обучаясь в Италии, он стал волонтером армии Гарибальди и храбро сражался плечом к плечу с итальянскими патриотами. По словам дочери певца, он оставался со своими боевыми товарищами до тех пор, «пока не выполнил общего с ними долга перед итальянским народом».
В августе 1862 года в сражении при походе на Рим Джузеппе Гарибальди был тяжело ранен в ногу и по приказу короля оказался в заключении. Вскоре, однако, он был помилован и отправлен на лечение в Специю.
Два месяца его тщетно пытались вылечить известные европейские врачи. Как выяснилось, Гарибальди был ранен конической сардинской пулей с расстояния в три сотни шагов. Но врачам никак не удавалось ни зондами, ни пальцем нащупать в ране пулю. Ампутация ноги казалась им совершенно неизбежной.
СОВЕТ ВЕЛИКОГО ХИРУРГА
Это стало известно молодым русским ученым, слушавшим лекции в Германии, в Гейдельбергском университете. Там же находился и руководитель их, знаменитый хирург Николай Иванович Пирогов. Ученые обратились к нему с просьбой поехать в Италию и помочь Гарибальди. Они даже собрали 1 000 франков на дорогу. Пирогов от денег отказался, но выехал не теряя времени.
Пирогов прибыл в Специю, к Гарибальди, 31октября. Позже в газете «Санкт-Петербургские ведомости» он так писал о своих впечатлениях: «Войдя в первый раз в комнату, где сидел Гарибальди на своей английской постели, трудно было подумать, что видишь перед собою тяжело раненного человека. Не нужно и пульса щупать. Посмотрев только на больного, можно уже было сказать, что у него нет ни горячки, ни жару, что он внутренне здоров, и сердцем и душою. Взгляд — светел, рука — приятно тепла».
Единственно, что вызывало беспокойство, так это исхудалые ноги, прикрытые одеялом. Но и это Пирогов объяснил результатом длительной неподвижности раненого, привыкшего к долгим и трудным переходам.
Русский хирург осмотрел рану, определил место расположения пули и заключил, что ампутации можно избежать. Такой вывод он сделал на основе своего огромного опыта в военно-полевой хирургии во время Крымской войны, в дни героической обороны Севастополя. Мнение о необходимости ампутации поврежденной ноги он решительно отверг. «Мой совет, данный Гарибальди, — писал Пирогов, — был: спокойно выжидать, не раздражать раны введением посторонних тел, как бы их механизм ни был искусно придуман, а главное — зорко наблюдать за свойством раны и окружающих частей. Нечего много копаться в ране зондом и пальцем».
«ЗАПОСТЕЛЬНЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА»
Желая успокоить русских друзей Гарибальди, Николай Иванович заверил в уже упомянутой столичной газете: «Покуда все почитатели его могут быть спокойны: ни жизнь, ни нога его не находятся в опасности».
Лечение дальше шло в соответствии с рекомендациями Пирогова. И верно, на двадцать пятый день болезни пуля сама стала выходить из раны, приближаясь к ее поверхности, и вскоре была легко удалена. Рана стала заживать.
Было ясно, что самое страшное осталось позади. И тем не менее находились врачи, которые, как это ни странно, настаивали на немедленном «отнятии ноги» Гарибальди. Николай Иванович видел причину столь странного поведения в следующем. Он писал: «Эти грозные мнения произошли, мне кажется, не столько от серьезных научных убеждений, сколько от закулисных, или лучше сказать, запостельных обстоятельств. И больной Гарибальди точно так же, как и здоровый, не перестает быть предметом действий различных партий. Что же мудреного, если и раненая нога его служит предметом национальных увлечений и опасений». Видно, очень уж хотелось врагам Гарибальди сделать его калекой и заставить отказаться от борьбы. Но благодаря русскому врачу эти коварные замыслы осуществить им так и не удалось.
Год спустя Николай Иванович получил из Италии письмо. «Мой дорогой доктор, — писал Гарибальди, — моя рана почти залечена. Я чувствую потребность поблагодарить Вас за сердечную заботу, которую Вы проявили ко мне, и умелое лечение...»
Роль Пирогова в судьбе Джузеппе Гарибальди стала широко известна и была оценена по достоинству. Знаменитый педагог, основатель научной педагогики в России Ушинский, восхищаясь талантом и прозорливостью великого хирурга, вспоминал: «Поступок Пирогова с Гарибальди не мог увеличить моего уважения к нему только потому, что более уважать кого-нибудь, как я уважаю, нельзя».
В РЯДАХ ГАРИБАЛЬДИЙЦЕВ
Лев Ильич Мечников, брат известного биолога Ильи Ильича Мечникова, в будущем ученый-географ и общественный деятель,— находился среди гарибальдийцев. Он серьезно увлекался живописью и приехал в Италию обучаться этому искусству, но, узнав, что в Тоскане формируется партизанский отряд, решил присоединиться к нему.
Встреча Льва Ильича с Гарибальди произошла в сентябре 1860 года. Мечников был направлен на передовую, в войска генерала Мильбица. Ему было дано ответственное задание построить укрепленные позиции на подступах к Неаполю.
И он успешно справился с этим поручением. Возведенные Мечниковым укрепления сыграли в дальнейшем очень важную роль. Это отмечал в своих мемуарах и сам Гарибальди.
В решающем бою под Вольтурно, когда королевские драгуны (им было обещано отдать Неаполь на разграбление) атаковали позиции войск генерала Мильбица, Лев Мечников командовал артиллерией. Но атака захлебнулась, встретив решительный отпор гарибальдийцев. В самый жаркий момент сражения Мечников был тяжело ранен и потерял сознание. Товарищи вынесли его с поля боя. Как писал он позже в своих мемуарах, уже в госпитале, словно во сне, до него донесся чей-то голос: «Гарибальди просил вам сообщить, что победа за нами».
Лев Ильич, кроме мемуаров (они были опубликованы в 1861 году в журнале «Русский вестник»), оставил потомкам также альбом с рисунками сражений, в которых он участвовал, и портретами гарибальдийцев.
ПОДВИГ РУССКОЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ
Но особенное бесстрашие и удивительную выдержку проявила русская писательница Александра Толиверова-Якоби. Поздней осенью 1867 года начался новый поход войск Гарибальди на столицу Италии. Однако в сражении под Ментаной сотни гарибальдийцев были захвачены в плен французскими и папскими войсками. Пленных разместили в двух монастырях. За ранеными никто не ухаживал. Не имея никакой медицинской помощи, они умирали, лежа на холодном каменном полу.
И вдруг среди пленных появилась сестра милосердия, молодая женщина. Это была 25-летняя Александра Толиверова-Якоби. Она жила тогда в Риме и, узнав о тяжком положении пленных гарибальдийцев, добилась разрешения ухаживать за ранеными. Более полугода самоотверженно исполняла она свое благородное дело. Многие раненые выжили только благодаря ее заботам.
В пользу пленных Толиверова-Якоби организовала сбор средств среди итальянцев и своих соотечественников, находившихся в то время в Италии. «Они любили меня как сестру, как друга, — писала Толиверова-Якоби о раненых гарибальдийцах, — я сделала все, что могла, собирая для них деньги, одежду, белье, еду». А позже эта храбрая женщина совершила еще более мужественный поступок.
Один из ближайших сподвижников Гарибальди, Луиджи Кастеллаццо был схвачен в Риме. Луиджи долго пытали, стараясь вырвать у него важные показания, и ничего не добившись, приговорили к расстрелу. Боевые друзья Луиджи разработали план его побега. Но как сообщить пленнику об этом плане, как передать записку в тюремную камеру? Это вызвалась сделать русская писательница.
МНИМАЯ НЕВЕСТА
В ее дневнике есть такая запись: «Я решила, что завтра пойду в тюрьму Сан-Микель и употреблю все силы, чтобы увидеть Кастеллаццо». Она выдала себя за невесту арестованного и с большим трудом уговорила начальника тюрьмы разрешить ей встретиться с Луиджи. Конечно, это было страшным риском: мнимую невесту тюремщики могли обыскать и найти записку с планом побега. Да и как поведет себя Кастеллаццо, она не знала.
Сопровождаемая тюремным охранником, Толиверова-Якоби вошла в камеру и бросилась на грудь «жениха». Луиджи все понял, почувствовав, что за ворот ему опустилась записка. Роль возлюбленного он сыграл прекрасно, а ночью, когда до рассвета оставалось два-три часа, удачно бежал из тюрьмы.
«Синьора Александра, через Вас я шлю сердечный привет вашему храброму народу, который будет играть столь большую роль в грядущих судьбах мира». Так написал Джузеппе Гарибальди Толиверовой-Якоби, когда она уезжала из Италии в Россию.
Долгое время оставался неизвестным тот интересный факт, что в России жил и умер двоюродный брат прославленного полководца тоже по имени Джузеппе и также по фамилии Гарибальди. В 1833 году он прибыл в Таганрог вместе со своим кузеном и навсегда остался в России. Многие годы служил капитаном на Черном море. В 1853 году, приняв присягу на верность России, он стал ее гражданином. «Русский Гарибальди» прожил долгую жизнь. Он умер в Крыму в 1916 году в возрасте 112 лет!
В 1961 году отмечалось столетие образования Италии как единого государства. В эти дни в Таганроге и состоялось открытие обелиска, посвященного национальному герою Италии. Обелиск, созданный по проекту таганрогского художника Яковенко, воздвигнут на том самом месте, где когда-то шумела купеческая гавань и где великий итальянец Джузеппе Гарибальди ступил на русскую землю.
Геннадий Черненко
Санкт-Петербург
