Тринокуляр. Фильм № 13. Юрий Кузин. СПб 2025
____________________________________________________________
4.5710 «Инкогерентный»: закончив смену, рабочий принимает душ и надевает чистую сорочку.
Каким бы умом/телом Ничто́ не наделило философа, прежде от него оно ждёт исследования Абсолюта: 1) что «есть»; 2) что «не-есть»; 3) что «обоюдно»; 4) как мышление увязывает универсалии, т.е. мыслит их в тринокулярном единстве. Наконец, что есть средостение, «кромка», т.е. мысль, которая не удостоилась койко-места ни в бытии, ни в Ничто́.
Не следует ли, в связи с пролегоменами, изложенными выше, во-первых, рассмотреть бытие, небытие и ум сами по себе; тогда, различив их, со-положив, получим триаду: «бытие-ум-небытие» (Что-Ни-Что); во-вторых, взглянуть на не-сущее позитивно, но прежде — различить его в-себе и для-себя; но, чтобы Ничто́ предстало уму родом ничтожения, а не родом бытия, следует учитывать подход к не-сущему как к иному у Платона, как к инструменту схватывания и разграничения истинного от ложного в логике Аристотеля («Definitio fit per genus et differentiam specificam»), как к «подручному/Zeug» у Хайдеггера; в-третьих, исследовать мышление как Единое, не забывая, однако, что ум/нус: а) не наличествует ни в локусе бытия, ни в локусе небытия, ни в локусе обоюдного, что [Мысль/Ничто́] не присутствует ни при собственных родах, ни на собственных похоронах; вспомним, что по Стагириту: «не-сущее не есть ни предмет, ни качество, ни количество, ни место» (De gen.et corr., 318a15); б) желая стать предметом, мысль не обнаруживает в-себе ни субстантивности, ни субстратности, ни субъектности, ни феномена, ни ноумена, поэтому всякое высказывание о существе мысли есть «мысль», которая, однако, не обретается ни в-себе, ни вовне, ни как вещь, ни как предмет, т.е. есть притворно-сущее. Отсюда лемма: мысль о мысли не может быть помыслена. Не может быть помыслена и просто мысль. Мысль не мыслит. Мысль ничтожит Ничто́ в Ничто́ и посредством Ничто́.
Итак, автор строит свою концепцию на противопоставлении тринокуляра монокуляру. И если монокуляризм — есть учение, согласно которому, и монизм, и дуализм, как философемы, в одинаковой степени ущербны и противоречат положению дел, где мир, как действительно-сущее, сводится к тринокулярному единству Бытия-Ума/Нуса-Небытия, то тринокуляризм, как наукоучение, исходит из оптической системы, в которой видимое порознь становится увиденным сообща, то есть истиной. Отсюда, бытие, ничто и ум, прежде рассматриваемые отдельно, как универсалии, должны быть объединены акциденциально и эссенциально, что избавит картину мира от аберраций, а познания сделает объективным и полным.
Исследовав примеры небрежения не сущим у Аристотеля, Лейбница и Хайдеггера, мы указали на последствия «забвения Ничто́» — парадигматическую инфляцию и коллапс речевой функции. Выход из философического тупика лежит в принятии концепта триединства Бытия-Ума/Нуса-Небытия, где универсалии, прежде существовавшие порознь, обретают вожделенную полноту по Кантору. Бытие-центризм Хайдеггера, как учение, элиминирующее из философии не сущее и субъект, не кажется нам обоснованным. Итог: подходы, исследующие бытие, ум и небытие порознь, несостоятельны. Взятые сами по себе, избавленные от фракций инобытия, эти универсалии заперты внутри a priori. Аберрациям познания, вызванным ложным допущением, что Ничто́ суть — бытие, данное себе, как своё иное, как форма различения/различания, следует противопоставить тринокулярную онтологию, гносеологию, теорию истины и этику.
4.58 Когнитивные стили Ничто́: «Разнообразие (vario, varietà, diversità)».
Ничто́ фонтанирует идеями и формами, избыточно в-себе, и всё, что кладёт на зуб, различает, чтобы разнотравье его угодий радовало глаз. Но Ничто́, сидящее на голодном пайке, не удостоили собственных плодов, налитых чёрным светом светил, которых не зажгло ни слово, ни жест, ни мысль. Пасынок и бастард, Ничто́ смахивает в кулак крохи со стола бытия, чтобы сунуть в рот. Изобилие, которым хвастает Мiр, вызывает у погибели рвотный рефлекс, и Ничто́ мутит рассудки певцам бесконечных множеств и подмножеств. Нельзя, замкнувшись в монокуляре, постичь «разнообразие индивидного в пределах одного и того же рода», говорит Пико делла Мирандола³⁸.
Вооружившись догадкой гениального отрока, Ничто́ выставляет напоказ «доблести (virtus)», подчёркивая «разницу (diversità)» и делая «различие (discrezione)», чтобы ум, поднявшийся с колен, пришёл в восторг и удивление перед «обилием и разнообразием (copia e varietà)» негаций.
4.581 Ничто́ смеётся в лицо физикалистам, латающим прорехи энтропии причудами ума.
И в самом деле, энтропию, как вызов уму, нельзя восполнить ни веществом, ни фантазией. Во всяком случае, нельзя понять, как Ничто́ умыкает сущее, прежде не задав вопрос: почему рождение чудо, а не рутина? И с чего всё началось? Выдвину гипотезу, что физический мир возник со случайного повтора и воспроизведения. Повторы образовывали алгоритм, а обмен энергиями приводил к перераспределению избытка и дефицита, коллапса и инфляции. Всё это укладывается в эволюционистскую парадигму, где Бог уволен без выходного пособия, а миром правят случай и отбор. Тут и возникает недоумение: как косная неживая материя оказалась столь проворна и находчива? Ведь, чтобы зачать, выносить и изгнать, материя априори должна быть живой. Как возможно, чтобы априори «мёртвый» субстрат Аристотеля соткал живую клетку, а вслед за ней — организмы, виды, роды, семейства, отряды, классы, подтипы, типы и царства? Цитология и морфология отмалчиваются. Биофизика и биохимия раскладывают пасьянс, пряча глаза долу.
4.582 «Разнообразие (vario, varietà, diversità)»: образ не уясняет, но окрашивает импликатуры чувственно-конкретным смыслом.
И в самом деле, воображение — резерв, которым грех не воспользоваться. Фантазия — засадный полк, выставленный рассудком на караванных путях непознанного. Судите сами: планковский (Тп=0,54*10^(-43)c) и до-планковский (t=0 (t. P)) миры противоположны, как ничто́ и не́что. Вслед за пост-планковской эрой, включая и инфляцию, появляется устойчивое «вот-бытие», — всё, что мы наблюдаем с момента Большого взрыва. Положа руку на сердце, приходится признать, что 14.000.000.000 лет satus quo не меняется. И в этой рутине как чёртик из табакерки выскакивает живое, чтобы эволюционировать с такой геометрической прогрессией, что в самый раз спросить: какие закономерности положены в основу подобной взрывной активности? Почему Космос — костный и неповоротливый, а живое — динамично? Нет ли здесь креационистской составляющей? Однозначного ответа — нет.
4.583 «Разнообразие (vario, varietà, diversità)»: только отсутствующая вещь/предмет существует в истинном значении как чистое понятие себя.
Аристотель утверждал, что природа не терпит пустоты (лат. natura abhorret a vacuo), следовательно, небытие — фикция. Как предмет логики, Ничто́ есть чистое отрицание, инверсия, унарная операция над суждениями. Исходя из того, что переменная принимает одну из двух возможностей — 0 («ложь»), 1 («истина») — где отрицание F обозначается чертой над переменной, указывая на отрицание (инверсию), в логике принято называть небытием отсутствие, отрицание бытия³⁹. В языке программирования не-сущее обозначается: «nothing» в (VB.Net), «null» в (C, C#, Java, и др.), «None» в (Python), «nil» (в Ruby, Lisp). К примеру, «Null» в SQL символизирует отсутствие данных. В геометрии же не-сущее становится нулевой точкой на координатной прямой, в оба направления от которой простирается континуум натуральных и континуум отрицательных чисел.
В отличие от логики, в религии (как абсолютная идея), не-сущее дано не в перцепции/апперцепции, а в акте веры. Здесь предмет не Творец, а тварность, преображённая в теозисе (обожении). В молитве чувственность, прежде отчуждённая от человека грехом, как троеперстие окунается в купель со святой водой. Возвращается телесное уже не в-себя, а в преображённую тварь. Какова природа чуда? Здесь я различаю: 1) неосознаваемое умом форматирование сознания со стороны Ничто́; 2) анализ умом чувственности, побывавшей в цепких объятиях непредставимого/невыразимого.
4.584 «Разнообразие (vario, varietà, diversità)»: Ничто́ непознаваемо, но опознаваемо.
Из «заноз», засевших в уме, ratio извлекает след Ничто́. Отхлестав мысль ворохом цыганских юбок, не-сущее оставило на ладони клок цветных ниток. Его-то сogito и изучает на просвет, и даже кладёт на зуб как крепкий орешек.
Для бытового сознания Ничто́ — смерть, после которой живое не конвертируется ни в «жизнь после жизни», ни в инобытие. Воскрешение из мёртвых проблематично и противоречит законам термодинамики.
В 1949 г. Курт Гёдель предложил вращающуюся модель Вселенной, что, как он полагал, создаст возможность для путешествия в прошлое. Альберт Эйнштейн усомнился, сославшись на физические законы ⁴⁰. Однако одни релятивисты допускают квантовое туннелирование из ничего ⁴¹, другие — зарождение Универсума увязывают с флуктуациями в вакууме ⁴². Если предположить, что Ничто́, как квантовый объект, есть суперпозиция всех его возможных состояний, то оно существует. Другой вопрос: как? Следуя Вернеру Гейзенбергу, реальный трёхмерный мир — актуальное бытие, а квантовый — потенциальное бытие. Здесь модальное/вероятностное становится актуальным в момент, когда к измерению квантового объекта подключается наблюдатель. Другими словами, как я понял то, что со всей полнотой может уяснить лишь дюжина выдающихся умов, сознанию квантовая физика отводит роль квантора существования и квантора всеобщности, предоставляющих Бытию право бытийствовать, а Ничто́ — Ничто́житься.
4.585 «Разнообразие (vario, varietà, diversità)»: мир исчисляем — количество событий ограничено.
Так, чтобы намотать на клубок «все» причины, вызвавшие меня к бытию, предстоит излазать все уголки Вселенной. Проведу мысленный эксперимент. Начну с реликтового излучения, — этих писем из прошлого, датированных t=0 (t.P). Перелистав пожелтевшую подшивку сущего, исползав на брюхе вдоль и поперёк Универсум, — при этом, конечно же, изодрав колени, — я очутился в Планковской эре. Здесь Ничто́ дышит мне в затылок. Здесь не-сущее красноречиво шепчет на ухо о ЗАМЫСЛЕ, предшествовавшем Большому взрыву. Меня удостоили зрелища зачатия, вынашивания и изгнания материи, последующей Инфляции (10-35 — 10-32с), Андронной эры (10-32 — 10-4с) и Лептонной эры (10-4 — 10с). Всё это так раззадорило мою решимость, что, изловчившись, я прыгнул с разбега в предмирье, в до-планковскую эру, которая предшествует сингулярности и коллапсу. А, пролетев до-планковску эру, я упёрся носом в НАЧАЛО — вожделенную мечту философов и поэтов. Здесь, куда ни кинь взгляд, простирались зыбучие пески безнадёги, — так я назвал медвежий угол в Ничто́, глухомань, на дне которой «за-Ничто́йность» беременела от самой себя, чтобы выносить под сердцем и изгнать плод неразделённой любви к бытию — своё иное или ассерцию.
4.586 «Разнообразие (vario, varietà, diversità)»: если избыточность и плодовитость фантазии выдавать за сверх-реальность, которая «существует» постольку, поскольку мыслится, то всё тавтология.
Но спустимся с небес на землю. Моё путешествие в Планк-ландию хорошо ложится на изъян, который я хочу описать. Речь о методе, основанном на мысленных экспериментах. Порой вместо теорий, выдерживающих верификацию и фальсификацию, науку наводняют измышления. В этих плодах ума всё реально, поскольку — мыслимо. И если в классической физике ум обретался в мозгу, то в концепциях многомирия Эверетта, изобилия Лавджоя, поддержанных физиками Д. Барроу, А.Виленкиным, Б.Грином, М.Тегмарком, Б.Менским, сознание ветвится, расщепляется и многократно клонирует себя. Многомировая интерпретация (англ. many-worldsinterpretation) или интерпретация Х.Эверетта, как, впрочем, и её молочные братья — плодовитость Р.Нозика, изобилие А. Лавджоя, модальный реализм Д.Люиса, возникшие из Копенгагенской интерпретации квантовой механики Нильса Бора, бесконечно фрагментируют бытие ⁴³. Существование альтернативных миров со времён Бруно не смущает даже клириков. А физики, утверждающие, что мультивселенным присущи свои законы и константы, черпают доказательства не в опыте, а в логике Георга Кантора, который, объясняя идею полноты, просил представить множество, содержащее в себе бесконечное число подмножеств, которые, в свою очередь, распадаются на бесконечные подмножества.
4.587 «Разнообразие (vario, varietà, diversità)»: говоря о Ничто́ наука умножает сущности, для чего вводит сознание как константу.
И зря вводит! Уж лучше куковать в знакомой инерционной системе, где действуют законы Ньютона, чем обивать пороги индетерминистских квантовых миров. Многомирие порождает нравственный плюрализм. В итоге аморализм через «кротовые норы» (wormhole) Пенроуза/Хокинга вострит лыжи в царство политеизма с его кастами и человеческими жертвоприношениями. Физика без этики — арматура в руке грабителя. И тем, кто ратует за изобилие, многомирие, плодовитость в ущерб принципу морального долженствования, следует помнить о совести, голос которой звучит в сердцах даже самых падших духов. Увы, но наука не вскрывает существа Ничто́, когда хромающей эмпирике вручает костыли и протезы из фантазий в духе Лавкрафта, Эдгара По и Александра Беляева.
Но если в религии своеволие ограничивается аскезой, постами, епитимьями, молитвами, то в научном дискурсе, противостоящем многомирию, не обойтись без запрета Паули ⁴⁴, предела Чейтина ⁴⁵ и бритвы Кузина ⁴⁶.
4.588 «Разнообразие (vario, varietà, diversità)»: как сиделка у изголовья бытия/небытия, впавших в кому, ум беседует с обоими о годах беспамятства.
И в самом деле, не следует ли признать за ментальностью, возвращающей коматозникам утраченное время, статус эскулапа? В этом органическом синтезе и совершается великая алхимическая свадьба, где мысль — тамада, а бытие и Ничто́ — жених и невеста, входящие в зал под восторженные крики жрецов: Vivat Sponsus, vivat Sponsa! (Да здравствует Жених, да здравствует Невеста!).
Но не следует впадать в прекраснодушие! Ничто́ — барьер, который уму не перешагнуть. Пытаясь снять коллизию («или-или»), Р.Нозик уравнивает бытие и небытие как равные себе альтернативы, когда пишет: «все возможности существуют в независимо невзаимодействующих сферах, в “параллельных универсумах”. Мы можем назвать это допущением плодовитости»⁴⁷. Где-то! Когда-то! Возможно! Все эти размытые перспективы, а также допущение, что Ничто́ «существует» параллельно с Не́что — софистика в чистом виде. Остаётся уповать на здравый смысл и помнить слова Макса Борна: «…физик должен иметь дело не с тем, что он может мыслить (или представлять), а с тем, что он может наблюдать» ⁴⁸.
Экзистенциальный итог. Таким образом, каковыми бы ни были прерогативы у фантазмов/фантазий, с помощью коих ум тщится залатать дыры непознаваемого, умопостигающему субъекту не уйти от требований, предъявляемых тринокулярной логикой, ко всякого рода познанию a priori. Что это за требования? Всякий раз, когда речь заходит о самосхватывании умом себя, как трансцендентального субъекта, данного себе в форме трансцендентального объекта, во всём многообразии моментов, во всей полноте перцепции/апперцепции, во всей сложности связываемых умом мышления и мыслимого, умопостижения и умопостигаемого, — так вот, всякий раз, когда речь заходит о самопознании, уму следует различать мышление о себе и созерцание о себе. Первое — плод аподиктической очевидности, второе — плод акциденциального синтеза. Но задача тринокулярной логики, гносеологии и онтологии состоит как раз в том, чтобы отделить случайное от закономерного. Здесь синтез требует увязывать то, что дано, с тем, что взято. Здесь существование, как деятельность ума, берущего себя у себя же, чтобы дать себя – себе же, но в преображённом единстве Бытия-Ума/Нуса-Небытия, ставших не только частью опыта познания, полагания, но и действительным бытием, — так вот здесь существование и мышление больше не зажаты в испанские сапоги монизма Канта и дуализма Декарта, а отпущены на вольные хлеба, как действительно-сущий триализм Кузина. И если спросят, что это за новый бог, и не следует ли автору сей побасёнки выпить яду цикуты, отвечу так: триализм — наукоучение, в котором антиномии не только не изымаются из ума, но со-существуют в тринокулярном единстве созерцания-узрения-усмотрения-полагания каждого из членов триады. И в этом синтезе мышления и полагания, суммирующих опыт бытия-ума-небытия, познающий и поступающий субъект обретает своё подлинное бытие/ничтожение, когда, помыслив, он создаёт мыслимое Ex nihilo, как тот, кто детерминирует свой индетерминизм, т.е. как бог.
5. Есть только две стратегии познания и полагания: приближение объекта к себе (zoom), движение к объекту (traveling).
5.1 Мысль — щупальце. Мир осязаем тактильно, кинестезивно. Цель познания не эпистема, а ссадины и гематомы.
5.1.1 Верно, что знание тринокулярно и включает: 1) тринокулярный предмет; 2) тринокулярный метод; 3) тринокулярный субъект. Здесь бытие-ум-небытие выступают сообща, в складчину, как деятели, чьи трансцендентальные способности нацелены на трансцендентальный объект, чтобы получить трансцендентальный предмет.
В гносеологии, которую мы назвали тринокулярной, умничают (по-своему, разумеется) и бытие и небытие. Мы часто используем, нами же же предложенный термин, [изгваздывание], подразумевая телесный опыт, который тактильно-кинестезивный-ум обретает на пути к истине. Фома Аквинский, вдохновлявшийся Аристотелем, определял истину как интенциональное соответствие интеллекта вещи, которую он постигает (лат. conformitas seu adaequatio intentionalis intellectus cum re). В Сумме Теологии Аквинат замечает: «истина состоит в согласованности ума и вещи (veritas consistit in adaequatione intellectus et rei)».¹ Подход сомнительный. Истина не может лежать в сфере тождества явления и предмета. И знание (как истинное положение дел) понимается нами иначе, чем у Френсиса Бэкона, где исток истины лежит в эмпирике, суммировавшей опыт; иначе, чем у Дэвида Юма, где основание истины лежит в ощущениях; иначе, чем у Рене Декарта, где истину следует искать в разуме; иначе, чем у Канта, где прежде, чем рассуждать о чём-либо здраво, следует уяснить пределы познания, для чего угостить рассудок тремя розгами кантовских «критик».
Умничая, мысль оцарапывается о бытие/Ничто́, а бытие/Ничто́ — о мысль. Здесь видовое понятие разваливает себя на череду моментов, чтобы, окунувшись в опыт, синтезировать «мутации» в родовое понятие. Знание, таким образом, есть: 1) опыт, приобретённый тактильно-кинестезивным-умом; 2) складчина опытов бытия, ума и Ничто́; 3) со-страдание предмету опыта, что делает эпистему, складирование знаний, вторичным, а путь к истине, усилие, эмпатию с объектом, экзистенциальную подоплёку — первичным.
5.2 Верно, что нельзя осмыслить явление, не узнав: каково это, когда раны саднят и бередят.
5.3 Верно, что различение и кино/метафора не противоречат делу философии: уяснять недо-уяснённое.
В духе различения и аналогии мы используем кино/метафору там, где вещь не обзавелась именем, а предмет не подпирает явление. Мы обозначаем тропами то, что топчется у кромки губ/пера — пресуппозицию, которой, чтобы стать пропозицией, предстоит «выговориться», т.е. сбросить рубище естественных установок, как называл Гуссерль словарь булочника.
5.4 Язык философии и киноречь тождественны: цель — умопостигаемое; метод — умопостижение.
В кино мысль — киноаппарат, сшивающий лоскуты бытия. Речь о ручной камере. Уходя корнями во фронтовую документалистику, аппарат этот привнёс в художественное кино стилистику неподдельной правды.
В видео/арте, а большинство экспериментов с ручной камерой относятся к home video, Ларс фон Триер снижает пафос высказывания с помощью digital video. Безденежье развязывает языки теоретикам кино. Так появилась «Догма». Но тем, кто с пеной у рта доказывает, что «чёрный квадрат» Малевича высокоморален, а изобилие птиц, рыб и окороков на столовом серебре голландских мастеров натюрморта говорит об их распущенности, не стоит доверять. «Манифесты «догматиков» о пользе нестяжательства навивают скуку как полицейские протоколы, где воришки, попавшиеся с краденым, сетуют на босоногое детство. И уж если приводить примеры удач минимализма, то Роберу Брессону и карты в руки, — вот, кто, оставив у рамки металлоискателя всё, что так дорого режиссёрам (поэтику, прагматику, идеологию), — вошёл в кино нищим духом.
5.41 Верно, что zoom от сатаны, а travelling от серафима.
Кино прошло через титаномахию. Бодалось с Богом, пестуя кино-глаз. И даже в пику Всевидящему Оку создало объектив с переменным фокусным расстоянием — трансфокатор (англ. Zoom, Trans Trav, Dolly Zoom). Этот протез ума сочинил Люцифер. И с той поры одни линзы охотятся за объектами, выхватывают и доставляют их рассудку, остающемуся внутренне безучастным (das Man Хайдеггера); другие — сопровождают субъект в его паломничестве к вожделенному сущему (Da-sein Хайдеггера, «Бытие-вот» В.Бибихина, «топология пути» М.Мамардашвили).
Обездвиживая себя интеллектуально и духовно, трансфокатор подцепляет багром праздного любопытства бытие, чтобы притянуть к ловцу, застывшему у кромки ледохода. Радикальный случай такого опознания — трансфокация (англ. Zoom), т.е. вид съёмки, когда применяется объектив с переменным фокусным расстоянием. Здесь субъект алчен и своекорыстен, а его стратегия «мыслить (to think)», «полагать (to believe)», не имеет ничего общего с «подлинным знанием (genuine knowledge)», поскольку бытию Zoom учиняет допрос с пристрастием.
Вторая стратегия: бережно ступать по тропе через буреломы и стремнины к существенному сущности вещей. Этот вид познания/благоговения перед сущим я называю тревеллингом (англ. traveling), когда наезд камеры, установленной на операторскую тележку (англ. Dólly), кран-стрелку (англ. CineJib), стедикам (англ. Steadicam) или дрон (англ. Drone), приближает Око/Ум к предмету познания. И бытие, опознав вопрошание в форме тревеллинга, позволяет мысли приблизиться на расстояние, которого та удостоится. В этой стратегии ум и вещь устремляют друг на друга глаза, полные доверия, непредвзятого интереса и агапэ.
5.42 Zoom — синоним научно-экспериментального, дифференциального и разъединяющего ума.
Трансфокатор умыкает сущность вещей как вор, действующий под покровом ночи. Тревелинг всматривается и вслушивается в бытие, причём познание его медитативно-иррациональное, целостное. Dolly Zoom — оперативный и дерзкий ум, жертвующий чёткостью (условия истинности пропозиций), светосилой объектива (эпохе). Вынося суждение, трансфокатор ставит себя в позу дознавателя, вырывающего показания у подследственного.
Как неряшливый и алчный ум, упивающийся самовосхвалением, Zoom швыряет в кучу — и «итальянский план», так называемую деталь (англ. Detail), и крупный план (англ. Close up), и средний «поясной» план (англ. Medium shot), и общий план (англ. Big plan) и панораму (англ. Panorama). Сакральные места трансфокатор проскакивает без должного пиетета и пауз, наполненных медитациями, молитвами и созерцаниями. И, как печальный итог скольжения по пене дней, скрывающей от пловца имена сущего, трансфокатор уподобляется вору/щипачу, который обшаривает карманы бытия, оставаясь на безопасном от него удалении.