Добряк, Предатель и Злодей.
Предатель был такой, улыбчивый и позитивный, но глазки бегали. Все время всем все обещал.
- Желудей набрать? Сделаю!
- Посуду помыть? Легко!
- Прийти помочь? Ждите, буду!
И все время делал очень плохо. Наполовину примерно. Потому что, а они же сами такие, не напрягаются – зачем я тогда буду? Что плохо лежит – всегда брал. Потому что они бы также поступили и сами виноваты. И с собой также точно поступал. Брошу, думает, курить с понедельника. А в понедельник не делает, потому что веские причины. Ну или там, думает, начну бегать по утрам – и не бегает. И паршиво так на душе, особенно от всех тех, кто постоянно мешает сделать задуманное. Тяжело жить, когда вокруг одни сволочи. Чуть расслабишься – и обманут. Или предадут.
Добряк – наоборот. Всегда всем старался помочь. И всегда получалось как-то не так, как хотелось. Вот бросил все, умчался Злодею помогать, хотя тот и не просил вроде. А дома жена осталась одна, ругается. Бросит все Добряк и бежит ей помогать, но не успевает, потому что на работе попросили задержаться. Он, конечно, сразу же задержался, но потом опять что-то у братьев случилось и снова убежал. А однажды на работе Натаха попросила помощи, мол, одиноко ей совсем и тепла не хватает. Ну, Добряк помог, конечно. Как тут откажешь, когда Натаха в беде. Жена узнала – и уехал на какое-то время Добряк жить к Предателю.
Предатель, конечно, обрадовался:
— Заходи, брат! Места много! — широко улыбнулся он, тут же спотыкаясь о гору грязной посуды, которую «собирался помыть еще в прошлую среду». — О, сорян, бардак маленький. Сейчас приберусь! — пообещал он, зашвырнув пару тарелок под диван.
— Рассказывай, что случилось? Ага, Натаха... Понимаю, сложно. Женщины — они такие, вечно им внимания не хватает, — он ловко выдернул сигарету из пачки Добряка, — Хотя твоя-то вообще... — Предатель многозначительно качнул головой, давая понять, что жена Добряка сама виновата в своем непонимании. — Ладно, не кисни! У меня как раз бутылочка припрятана. Размоем твои печали! Заодно и желудей наберем завтра — у меня тут дуб шикарный рядом!
Добряк, тронутый заботой, тут же забыл про свое горе:
— Спасибо, брат! Ты всегда выручаешь. А желудей я сам наберу, не трудись. Ты лучше отдохни.
— Да брось! — отмахнулся Предатель, уже наливая. — Помогу! Обязательно помогу! Честное свинское!
Наутро, как и следовало ожидать, Предатель крепко спал. Его же вечером какая-то свинья напоила до жесточайшего похмелья. Добряк, бодрый и полный решимости причинить миру добра, отправился за желудями один. Вернулся с полным мешком, но Предателя не застал — тот «внезапно вспомнил» про неотложное дело у Злодея. Зато на кухне Добряк обнаружил, что его лопатник странным образом опустел наполовину. «Наверное, забыл, где потратил», — грустно подумал Добряк и принялся мыть гору посуды за двоих. «Надо же помочь брату, ему и так тяжело...»
На следующий день Злодей через Предателя сообщил, что братья должны собраться у него.
Злодей жил на отшибе. Его дом контрастировал с домиками братьев, с мазанкой Предателя, покрытой гнилым сеном, и сибитным домиком Добряка. Каменная глыба, окна-бойницы, дубовая дверь, которая тяжело, но бесшумно открывалась наружу. Злодей почти никогда не думал о живых – реагировал, действовал, всегда только в своих злодейских интересах. Его боялись с тех пор, как он в раннем детстве вместе с желудями съел упавшего с дерева бельчонка. Злодей просто брал все, что считал возможным взять. На братьев смотрел с презрением – никчемные какие-то. Один постоянно лебезит, второй суетится. Ничего ценного и интересного.
Дождь барабанил по узким бойницам дома Злодея, превращая лес в серый, мокрый силуэт. Внутри, в холодном, почти пустом зале вокруг огромного массивного стола, собрались все трое. Повод был веским – Злодею не отказывали.
Добряк нервно переминался с копыта на копыто – как там жена под таким ливнем? Предатель, несмотря на обстановку, излучал натянутый оптимизм и поглядывал на тяжелые железные засовы двери с неприкрытой завистью. Злодей стоял у стола, покрытого схемами и цифрами. Его каменное лицо было бесстрастно.
— Ну что, братцы? — начал Предатель, потирая копытца и стараясь не смотреть на Злодея прямо. — Зачем собрались? Будем что-то делать? Я готов, я могу, особенно если небезвозмездно — Он хихикнул и бросил быстрый взгляд на Злодея, ища одобрения или хотя бы отсутствия немедленного отрицания.
Злодей медленно поднял взгляд. В его маленьких глазках не было ни страха, ни братских чувств. Был холодный, хищный расчет.
— Можешь? — Его голос звучал как скрежет камня. — Если можешь – делай. — Он ткнул копытом в бумаги на столе. — Вот план.
Добряк встревоженно наклонился:
— Какой план?
— Наступает кризис, — отрезал Злодей. — Кризис – время возможностей. Лес полон дураков с запасами. Они все равно их потеряют – или неурожай сожрет, или зима выдастся голодная, или свои же украдут. — Он бросил многозначительный взгляд на Предателя, который тут же озабоченно начал рассматривать потолок. — Мы дадим им... иллюзию. Иллюзию защиты. Иллюзию прибыли. А взамен возьмем реальное.
Он разложил бумаги:
— Вот план. Предатель. Твоя болтовня наконец пригодится. Запускаешь... «Лесной Прорыв». Курсы. Личностный рост. Успех несмотря на Кризис. Харизма, уверенность, привлечение ресурсов. — Злодей монотонно диктовал. — Нужны съемки. Роскошь. Успех. Будешь снимать здесь. — Он стукнул копытом по каменному полу. — Мой дом – твоя «элитная студия». Пусть видят, к чему ведет «Прорыв».
Предатель засиял. Наконец-то его таланты оценены по достостоинству! И такой антураж!
— О, брат! Да я... Я ж звезду с неба достану! Обязательно! Эффектно все сделаю! «Лесной Прорыв» – это гениально! Успех, харизма, ресурсы... Да я сам начну светиться! — Он уже видел себя в кадре на фоне угрюмых, но внушительных стен.
— Добряк. — Злодей повернулся ко второму брату. — Ты любишь помогать? Поможешь. Регистрируешь фирму. «Лесные Активы Будущего». Или «Зеленый Рост». Придумаешь что-нибудь... теплое. Доверительное.
Добряк насторожился:
— Фирму? Для чего? Чтобы помогать с запасами? Кооператив?
— Инвестиции, — холодно пояснил Злодей. — Звери несут тебе свои желуди, ягоды, мед – все, что имеет ценность. Ты подписываешь с ними договора. Обещаешь доходность. Годовую. Высокую. — Он выдержал паузу, глядя, как в глазах Добряка борются желание помочь и смутная тревога. — Говоришь про... сложные, прибыльные активы. Фьючерсы на шишки. Хеджирование рисков неурожая грибов. Ставки на скорость весеннего схода снега. Инновационные стартапы по сбору росы. — Слова звучали абсолютно серьезно из его уст, как заголовки новостей. — Они не поймут. Им главное – обещание процентов.
— Но... но это же обман! — вырвалось у Добряка. — Я не могу... Я же хочу помочь зверям пережить кризис и зиму!
— Поможешь, — безжалостно парировал Злодей. — Все получат свои проценты. Раньше других. Они будут счастливы. Будут хвалить тебя и «Прорыв» Предателя. А ты... — Он ткнул копытом в схему денежных потоков. — Все, что приносят, переводишь мне. Сюда. В каменный мешок. Никому не достать, — внимательно посмотрел на Добряка, — так надежнее и спокойнее всем.
Предатель, уловив момент, подхватил, обращаясь к Добряку:
— Братик! Да это же гениально! Ты реально помогаешь! Звери верят! Они инвестируют в будущее! А ты обеспечиваешь им доход! Смотри: — Он подбежал к схеме. — Вот принесла Белка 100 желудей. Ты ей сразу... эээ... 30 желудей через месяц как «годовые»! Она счастлива! Рассказывает всем! Несут больше! А 70 – Злодею, на хранение, в запас! Надежно! А потом Зайчиха принесла 150... Ты ей 45 отдал, — Предатель что-то прикинул в уме, — из новых поступлений! Она в восторге! И так – круг! Все довольны, все при деле! А мы копим реальные активы здесь! — Его глаза горели азартом. — Я буду в эфирах показывать счастливых Белку и Зайчиху! Рассказывать, как «Лесные Активы Будущего» меняют жизни! Ха-ха! Это же чудо, это... целая пирамида заботы!
Добряк смотрел то на восторженного Предателя, то на ледяного Злодея, то на схему. В его голове путались мысли: Странно... Но Белка же получила свои 30 желудей... Она рада... Значит, я ей помог? А Зайчиха потом... А если все будут рады... А Злодей хранит... надежно... И кризис не страшен... Предатель так уверенно все объяснил... «Пирамида заботы» – звучало почти благородно. И приятно.
— А... а если кто-то не получит свои проценты? Позже? — робко спросил он.
— Везунчики успеют, — равнодушно бросил Злодей. — А остальные... виноваты сами. Недостаточно верили в «Прорыв». Или Волк помешал. — Он посмотрел на Добряка своим каменным взглядом. — Ты даешь им надежду сейчас. Это больше, чем у них было. Или ты хочешь, чтобы кризис все забрал сразу? Без шансов?
Этот последний аргумент добил Добряка. Мысль о том, что он может дать зверям надежду, перевесила смутные сомнения. Он тяжело вздохнул, его плечи опустились под грузом новой, странной «помощи».
— Ладно... — прошептал он. — Я... зарегистрирую фирму. Буду... подписывать договора.
Уголок рта Злодея дрогнул на миллиметр удовлетворением хищника, видящего, как жертва сама идет в капкан.
— Предатель. Твоя очередь. Запускай свой «Прорыв». Покажи лесным чепуши... — он поправился, — ...участникам, как прекрасно светит солнце на вершине финансового Олимпа. В моем доме.
Предатель лихо отсалютовал:
— Будет сделано, шеф! Эфир – через три дня! «Лесной Прорыв» – стартует! Обещаю! Честное свинское! — Он уже видел себя королем эфира на фоне зловещей, но такой крутой каменной стены.
Добряк же смотрел в сырую мглу за бойницей, представляя доверчивые глаза Белки и Зайчихи, и пытался убедить себя, что поступает правильно. Что это и есть его помощь в страшные времена. Что он не предает их доверие... ну, не совсем.
Дождь усиливался. Вместе с закатом превращаясь в кровавый шторм.
Рыжий Волк беззвучно выскользнул на залитую солнцем поляну утреннего Дремучего Леса. На поляне Лиса и Медведь оживленно спорили, Волк услышал обрывки:
— ...а этот твой Заяц, ясное дело, последнюю морковку вложил! — гремел Медведь, сокрушенно разводя могучими лапами. — Говорил я ему: «Косой, не ведись!» А он: «Да Миха, там же доходность! И Предатель по телевизору такой улыбчивый, и Добряк такой... добрый!» И где теперь Заяц? В долгах, как в шелках, и шкуру на зиму заложил! Совсем дурак, подохнет ведь!
Лиса, возлежавшая на замшелом валуне с томным видом, но с острым блеском в глазах, вальяжно шевельнула хвостом.
— Дурак, Миша? Или просто очень верил в чудо? — Ее голос был как мед со льдом. — В «Лесной Прорыв», в «Зеленый Рост», в эти... фьючерсы на шишки. Кто ж их разберет, эти «сложные активы»? Особенно когда из каждого дупла один и тот же улыбчивый хряк орет про успех и финансовую свободу под сводами каменной крепости. Очень убедительный антураж, надо признать. — Она лениво указала кончиком хвоста в сторону мрачных очертаний дома Злодея, видневшегося над деревьями. — Люди верят в картинку. Верят в того, кто говорит громче и увереннее. Особенно когда вокруг кризис, листья опадают, а Волк... — Лиса бросила многозначительный взгляд на появившегося Волка, — ...ходит где-то рядом.
Волк остановился на краю поляны, поджарый и недвижимый, как изваяние из рыжей бронзы. Его холодный желтый взгляд скользнул по Лисе, по Медведю.
— Три месяца, — произнес он тихо, но Лиса чуть вздрогнула, как будто невидимый коготь медленно скользнул вдоль шкуры. — Сколько «везунчиков» успели? Сколько осталось с надеждой и пустыми кладовыми?
Медведь фыркнул, поднимая тучу опавших листьев:
— Везунчики? Да первые трое-четверо! Та Белка, что в первых эфирах сияла, та Зайчиха... Они свои желуди назад получили, да еще сверху! А остальные? А крот, который всю жизнь копал и копил? А семейство ежей? Все в эту дурацкую «пирамиду заботы» влезли! А теперь Добряк разводит копытами: «Кризис, понимаете ли, форс-мажор, инвестиционные риски!» А Предатель уж и на экране не светится – говорят, в «элитной студии» теперь охрану нанял, каких-то охотников пришлых, боится! — Медведь рванул могучей лапой дерево, кора разлетелась брызгами. — А Злодей? Это ведь его же тема, он придумал, очевидно же!
Лиса кивнула, ее томность испарилась, осталась лишь хитрая, аналитическая жесткость.
— Классика, милый Миша. «Финансовая пирамида заботы»... Как это по-свински изящно придумано. Ранние вкладчики кормятся за счет поздних. Пока поток новых долбое... прости, инвесторов – не иссяк. А потом... — Она сделала изящный жест лапкой, словно выпуская дым невидимой сигареты. — Пффф! Иллюзия рассеивается. Остаются слезы, пустые норы и трое сытых хрюшек. Добряк, конечно, искренне страдает, что не смог всем помочь... но страдает в тепле, на желуди, украденные у тех, кому он «давал надежду». Предатель уже ищет новую тему и присматривает дорогу в соседний лес. А Злодей... — Лиса снова посмотрела на каменную твердыню. — Злодей просто забрал свое. Как всегда.
Рыжий Волк медленно прошелся по краю поляны. Его движения были экономны, лишены суеты. Каждый шаг, каждый поворот головы – осмыслен и целесообразен.
— Ресурсы, — повторил он. Слово прозвучало как приговор. — Они концентрируются. В одном месте. За каменной стеной. — Он остановился, глядя прямо на дом Злодея. Его холодный взгляд был лишен злобы, лишь холодная констатация факта. — Уязвимая точка. Скопление богатства всегда привлекает... внимание.
Медведь нахмурил лохматые брови:
— Внимание? Чье? Твое что ли? — Он невольно покосился на Рыжего.
Лиса загадочно улыбнулась и села, томность вернулась в ее позу.
— О, милый Миша... Волк – лишь одна из возможных неприятностей в лесу. Скопление богатства привлекает хаос. Голодных. Озлобленных. Отчаявшихся. Тех, кому нечего терять. — Она обвела взглядом лес, где золото листвы уже смешивалось с багрянцем и прощальным шелестом. — Осень. Голодная пора. А у кого-то за толстыми стенами – горы желудей, ягод, меда... Добытых не трудом, а иллюзией. Разве это справедливо? Разве это... гармонично? — Ее взгляд встретился со взглядом Волка. В нем мелькнуло понимание.
Рыжий Волк лишь слегка наклонил голову, словно прицеливаясь. Солнце, пробиваясь сквозь листву, зажгло красный отблеск в его глазах. Осенний ветер донес из леса горький запах гниющих листьев и далекий, отчаянный писк белки.
— Точка входа, — произнес он, и это прозвучало как приказ. — Добряк. Его иллюзия «помощи» треснула. Он знает. И боится. Страх – слабость. И ключ.
Лиса легко соскользнула с валуна, ее движения были бесшумны и грациозны. Хищница сбросила маску.
— Пойдемте, джентльмены, — ее голос снова зазвучал медово, но в нем не осталось и тени томности. — Пора нанести визит вежливости... нашему главному бухгалтеру иллюзий. Миша, ты – аргумент. Я – убеждение. А Волк... — Она бросила взгляд на неподвижную рыжую статую и облизнула тонкие губы. — Волк – неотвратимость.
Они шли молча. Осенний лес встречал их шелестом опадающей листвы, хлюпаньем грязи под лапами и... тишиной. Той гнетущей тишиной, что наступает после катастрофы. Пахло сыростью, первыми заморозками и отчаянием. По пути им попалось семейство ежей – колючие комочки дрожали под кустом, прижимая к себе пустую корзинку из-под ягод. Старый крот, слепой и жалкий, бесцельно копался в грязи у своей разоренной норы, бормоча что-то о "дивидендах" и "неурожае грибов". Взгляд Рыжего Волка скользнул по ним безо всякого интереса. Лиса лишь печально покачала головой. Медведь сгреб в охапку несколько гнилых яблок и молча сунул их ежатам.
Хлипкая дверь домика Добряка вылетела от первого же удара Медведя. Перепуганный поросенок, ломая дешевую мебель, покатился кубарем. Он выглядел ужасно: мешки под глазами, шерсть взъерошена, взгляд бегал, не находя покоя. В сибитной конуре царил хаос – бумаги с печатями «Лесные Активы Будущего» валялись повсюду, смешанные с пустыми банками и окурками.
— О! Л-Лиса... М-Медведь... В-Волк?! — он попятился, упираясь в развалившуюся этажерку. — Ч-Что случилось? Кто заболел? Кому помочь? — Его голос дрожал, почти блеял.
— Помочь, милый поросенок? — Лиса мягко вошла внутрь, аккуратно переступая через мусор на полу, заставляя Добряка отступить дальше. Ее глаза, острые и всевидящие, скользнули по бумажному хаосу. — Да, пожалуй, пора. Помочь тебе осознать. Помочь увидеть, что ты натворил своей... пирамидкой заботы. — последние слова звякнули льдинками.
— Я... я не... я хотел как лучше! — залепетал Добряк. — Я давал надежду! Защищал их запасы! Злодей хранил... надежно!
— Надежно? — Рыжий Волк шагнул вперед. Его тень накрыла Добряка. Он не повышал голос, но каждое слово как будто вспарывало свиную шкуру. — Где запасы Белки? Где шуба Зайца? Где ягоды ежат? В каменном мешке. У Злодея. А не в их норах. Ты не защитил. Ты ограбил. Помощничек. Твоя "надежда" – ложь. Твой "рост" – крах. Ты – соучастник.
— Но... но проценты! Первые получили! Белка, Зайчиха... они же рады! — Добряк пытался ухватиться за соломинку.
— Рады? — Лиса мягко перебила. — Белка сейчас грызет кору с деревьев, пытаясь накормить бельчат. Зайчиха... — Лиса сделала паузу, глядя Добряку прямо в глаза. — Зайчиха вчера бросилась под машину. От безысходности. Ее "счастье" длилось ровно месяц. Пока не кончились новые "инвесторы", чтобы платить ей "проценты". Твои проценты, милый Добряк, оказались смертными приговорами.
— Нет! — Добряк схватился за голову. — Она не могла! Я же... я же хотел помочь! Я не знал... — Он заскулил. Картина за картиной вставали перед ним: доверчивые глаза зверей, подписывающих договора; восторженные репортажи Предателя на фоне каменных стен; пустые кладовые; мертвые глаза Зайчихи. Иллюзия "добра" неудержимо рассыпалась. Он согнулся, рыдания сотрясали его тушку. — Что я наделал... Все пропало... Все...
Медведь тяжело вздохнул, глядя на сломленного поросенка. Гнев сменился жалостью.
— Поздно реветь, хрюша. Надо исправлять.
— Исправить уже нельзя, — холодно констатировал Волк. Его желтые глаза безжалостно сверлили Добряка. — Можно остановить. Наказать виновных. Вернуть что осталось. — Он сделал паузу, давая словам впитаться. — Ты хочешь искупить вину? Хоть толику?
Добряк поднял заплаканную морду, в его глазах – кромешный ужас и крошечная искра отчаяния.
— Д-Да... Что... что делать?
— Злодей, — произнес Волк. — Он – ядро. Он забрал все. Он не верит в твои слезы. Но он верит в жадность. Скажи ему: из Соседнего Темнолесья прибыл Инвестор. Огромный. Готов вложить в «Прорыв» невероятное количество ресурсов. Но только напрямую. Лично Злодею. В его каменном доме. Сегодня. — Волк говорил четко. Волк ставил задачу.
— Инвестор? — Добряк тупо переспросил.
— Именно, — Лиса снова вышла на первый план, ее томность вернулась, но теперь это была томность удава перед броском. Она грациозно поправила невидимую шаль. — Я буду этим Инвестором. Лисандра фон Драхенфельс, например. Представительница очень... древнего и могущественного лесного капитала. — В ее глазах вспыхнул хищный огонек. — Злодей любит ресурсы? Он их получит. Лично. В руки. В своем неприступном доме. Ты лишь назначь встречу. Скажи, что я требую полной конфиденциальности и вижу перспективу только в его каменных стенах. Он клюнет.
Добряк смотрел то на Лису, то на Волка, то на Медведя. Страх перед Злодеем боролся с ужасом от содеянного и крошечной надеждой на искупление.
— А... а что потом? Он же... он же убьет, если обман...
— Тебя убью я, — Рыжий Волк произнес это с такой ледяной уверенностью, что Добряк невольно сглотнул. — Или нет. Звони.
Дрожащими копытцами Добряк набрал номер Злодея. Голос в трубке был краток и подозрителен. Добряк, заикаясь, передал суть: Инвестор из Темнолесья, огромные ресурсы, только лично Злодею, только в каменном доме, немедленно, полная секретность. Пауза на другом конце. Потом короткое:
— Час. Жду. — И гудки.
— Он... согласился, — прошептал Добряк, роняя трубку.
— Отлично, — Лиса улыбнулась, и в этой улыбке не было ничего медового, только сталь. — Теперь, милый Добряк, ты поведешь меня. Как доверенное лицо. К вратам твоего предприимчивого братца. — Она бросила взгляд на Волка и Медведя. — А вы, джентльмены... держитесь в тени. Лес полон... сюрпризов.
Дождь снова начал накрапывать. Добряк семенил, как приговоренный, рядом с плавно и упруго шагающей Лисой. Волк и Медведь растворились в осенней мгле леса, двигаясь параллельно и бесшумно сливаясь с мрачными контурами размытых дождем деревьев.
Тропа к каменной крепости Злодея пролегала через самые опустошенные участки леса. Казалось, она просто поглощала, втягивала в себя все живое. У сгоревшей сосны сидел облезлый Ворон и каркал одно и то же: "Вкладывай! Расту! Лопнул!". Под мостом копошились оголодавшие Мыши, грызя старые, ничего не стоящие теперь договора «Лесных Активов Будущего». На опушке они встретили Зайца – того самого, о котором говорил Медведь. Он сидел на корточках, трясясь от холода в своей ободранной шкурке, его длинные уши бессильно волочились по грязи. Он поднял на Добряка пустые, ничего не выражающие глаза и прохрипел:
— Где... моя морковка, Добряк? Ты же... обещал рост... Годовые... Зайчиха...
Добряк вскрикнул, споткнулся и чуть не упал. Лиза крепко взяла его под локоть, ее хватка была железной.
— Идем, милый, — ее голос не допускал возражений. — Не заставляйте Инвестора ждать. Наш брат Злодей ценит пунктуальность.
Они пошли дальше, оставив Зайца за спиной. Каменная глыба дома Злодея росла впереди, мрачная и неприступная. Волк и Медведь, скрытые пеленой дождя и кустарником, шли следом призрачными силуэтами. Ворота в каменном мешке вот-вот должны были открыться.
Дубовая дверь дома Злодея открылась бесшумно, как пасть хищника. В проеме стоял не сам хозяин, а двое угрюмых, пахнущих табаком и порохом фигур в камуфляже и с ружьями наперевес – те самые пришлые охотники. Их тусклые глаза без интереса скользнули по Добряку, дрожащему как осиновый лист, и задержались на Лисе. На Лисандре фон Драхенфельс.
Лиса вошла первой, ее походка была неспешной, полной невозмутимого достоинства. Мягкие шаги стройных лап. Добряк, жалко поеживаясь, поплелся следом.
— Проходите, — буркнул один из охотников, жестом указывая вглубь зала. Его напарник прикрыл дверь с гулким, тяжелым чмоком запора. Лиса, проходя мимо косяка, как бы невзначай протянула лапку. Крошечный, почти невидимый кусочек прозрачного, липкого геля остался на ригеле замка. Замок не сработал.
Зал был таким же мрачным и пустым, как в день совета. У дальней стены, за массивным столом, восседал Злодей. Его каменная харя была непроницаема, но в маленьких глазках горел холодный, оценивающий огонек. Рядом с ним, буквально подпрыгивая от нетерпения, топтался Предатель. Его улыбка была шире обычного, но глаза бегали с лихорадочным блеском.
— Ах, вот и наш... инвестор! — завопил Предатель, делая шаг навстречу, но тут же застыв под тяжелым взглядом Злодея. — Лисандра фон Драхенфельс! Какая честь! Брат, — он кивнул на Злодея, — я же говорил! Настоящая леди капитала! И сразу видно – серьезные намерения!
Лиса едва заметно кивнула, ее взгляд скользнул по Предателю с легким презрением, как по назойливой мухе, и остановился на Злодее.
— Господин Злодей, — ее голос был гладким, как шелк, и ровным, как линия прицела. — Благодарю за прием в столь... аскетичных, но впечатляющих условиях. Мои партнеры в Темнолесье высоко оценили ваш подход к консолидации активов. Они готовы к вливанию. Значительному.
Злодей медленно поднялся. Он не был высок, но его присутствие заполнило зал.
— Ресурсы, — произнес он своим скрежещущим голосом. — Где?
— О, они уже на подходе к лесу, — Лиса сделала изящный жест, будто отмахиваясь от пустяка. — Но, как вы понимаете, столь ценный груз требует особых гарантий и... интимности сделки. Лишь вы, я, и цифры на счете. Ни лишних глаз, ни ушей. — Ее взгляд скользнул по охотникам, замершим у стен, и по Предателю.
— Интимность, — повторил Злодей. Он сделал шаг вперед, вокруг стола. Его копыта глухо стучали по камню. — Ты думаешь, ты умная, Лиса? — Он остановился в паре шагов от нее. Добряк, стоявший чуть сзади, съежился и отполз к стене, прижимаясь к холодному камню. Тихие всхлипы вырывались из его груди. — Ты думаешь, я не знаю, что происходит в моем лесу? Что творится у моих ворот? Ты думаешь, я не вижу, как голодные твари жмутся к моим стенам? Как воют?
Лиса не дрогнула. Ее хвост плавно покачивался, единственный признак жизни.
— Я думаю, господин Злодей, что бизнес – это бизнес. А эмоции – плохой советчик. Особенно когда речь о таких... объемах.
— Эмоции? — Злодей фыркнул, коротко и резко. — Это расчет. Ты пришла не с ресурсами. Ты пришла за моими ресурсами. За тем, что в этом доме. — Он ткнул копытом в пол, под которым, видимо, и был схрон. — И привела с собой... — его взгляд презрительно скользнул по Добряку, — ...эту размазню. И тех, кто ждет снаружи. Волка. Медведя. Думала, я не знаю?
Предатель захихикал, не в силах сдержаться:
— Брат просто гений! Всех раскусил! Я же говорил! Все эти звери – они жалкие, завистливые твари! Заслужили все, что с ними случилось! Думали, могут переиграть нас? Ха! Они даже не понимают, как глубоко они уже в дерьме! А ты, сестричка, — он язвительно поклонился в сторону Лисы, — просто следующая в очереди на разоблачение! Ох, как же приятно видеть, когда самоуверенность разбивается о каменную стену реальности!
По едва заметному сигналу Злодея охотники у стен плавно, профессионально сдвинулись, окружая Лису полукругом. Руки крепче сжали ружья. Лиса оставалась невозмутимой, лишь ее уши слегка насторожились, улавливая каждый звук.
— Так что, "госпожа фон Драхенфельс", — проскрежетал Злодей, и в его голосе впервые прозвучало нечто похожее на злобное удовольствие. — Ваша игра окончена. Все мое останется здесь. А вы... станете еще одним неплохим трофеем.
Добряк громко всхлипнул в углу, закрыв морду копытами. Предатель ликовал. Охотники приготовились схватить Лису.
Тяжелая дубовая дверь, лишь притворно закрытая, с грохотом распахнулась, сорвав липкую ловушку Лисы. В проеме, залитый косыми струями дождя, стоял Рыжий Волк. Его вздыбленная шерсть мокрыми иглами торчала на загривке, глаза горели холодным адским огнем. Стрелой рванул вперед к злодейской глотке.
Щелк-Фью-ТЫНГ!
Из темной ниши в стене, прямо на пути Волка, с резким металлическим щелчком вылетел толстый арбалетный болт. Он ударил Волка точно в голову с такой силой, что раздался глухой, кошмарный чвяк. Рыжий Волк был отброшен назад, как тряпичная кукла. Он кувыркнулся в темноту прихожей и замер, раскинувшись неподвижно на камнях, темная лужа растекалась вокруг его головы.
— НЕТ! — лай Лисы был резким, полным настоящего ужаса.
Не теряя времени, охотники развернули стволы. Один – на Лису, двое других – на появившегося за спиной Волка в дверях огромного, ревущего от ярости Медведя. Миха, увидев павшего Волка, рванулся вперед, не разбирая дороги.
БАМ! БАМ!
Два почти одновременных выстрела грохнули в каменном мешке, оглушительно гулко. Пули большого калибра ударили Медведя в плечо и в бедро. Он взревел от боли и неожиданности, могучий толчок сменился неуклюжим падением. Он рухнул на каменный пол посреди зала, пытаясь подняться, но его задняя лапа безвольно волочилась, а из плеча хлестала алая струя. Он зарычал, полный боли и ярости, но был обездвижен, прикован к полу собственной кровью и свинцом.
В зале воцарилась тишина, оглушенная выстрелами и ревом. Дым от пороха смешивался с запахом крови и страха. Добряк рыдал в углу. Предатель замер с идиотской улыбкой восторга и шока на морде. Охотники перезаряжали ружья, целясь теперь в Лису и раненого Медведя. Злодей стоял неподвижно, как истукан, его каменное лицо не выражало ничего, кроме ледяного удовлетворения. Лиса, отбросившая томность, смотрела на неподвижное тело Волка в темноте прихожей и на истекающего кровью Медведя. В ее глазах, впервые за всю игру, мелькнуло нечто похожее на отчаяние. Каменный мешок захлопнулся.
Злодей стоял над ревущим Медведем, его каменная морда искривилась в гримасе, которая должна была быть улыбкой. Скрипучий смешок, похожий на скрежет камней, вырвался наружу.
— Видишь, косолапый? — его голос резал густой, наполненный дымом и кровавым туманом воздух. — Вот она, настоящая сила. Не твоя тупая мощь, не волчья прыть. Расчет. Холодный камень. Железо. — Он пнул ногой окровавленное медвежье плечо. Медведь взревел, но не мог подняться. — Твоя мощь – пыль. Его ярость – ноль. Моя сила – здесь. Я и есть Лес.
Предатель, опьяненный внезапным перевесом, с визгливым хохотом подскочил к Лисе, которая лежала, прижав уши. Он пнул ее в бок тупым копытцем.
— Ага! Попала, хитрюга! Где твои фон Драхенфельсы? Где твои инвесторы? Гниль лесная! Тоже мне, капиталисты! — Он занес копытце для нового удара.
— А где Волк?
Тихий, дрожащий, но неожиданно четкий вопрос Добряка, вылезшего из своего угла, повис в воздухе. Все, даже ревущий Медведь, замерли на долю секунды. Предатель застыл с поднятым копытцем. Злодей медленно, как смазанный механизм, повернул голову к Добряку. Охотники инстинктивно навели стволы в сторону пустого проема в прихожую, где секунду назад лежало тело Волка.
Теперь там была только темная лужа крови и влажный след на камнях. Никакого Волка.
— Где?! — рявкнул Злодей, и его голос впервые дрогнул.
Охотники мгновенно сгруппировались. Клином, уперев приклады в плечи, стволы в сторону прихожей, двинулись вперед. Шаг. Другой. Напряжение в воздухе, лунный свет из бойниц играл с дымом.
Замыкающий охотник, проходя мимо истекающего кровью Медведя, коротко глянул, оценив опасность и отвел ствол. Этого хватило.
Могучая, окровавленная лапа Медведя метнулась с нечеловеческой скоростью. Гидравлическим молотом ломая хрупкие человеческие кости. Раздался сухой, жуткий хруст – как ломаются сухие ветки, но громче. Гораздо громче. Охотник рухнул, захлебываясь визгом, его ноги превратились в бесформенную, неестественно вывернутую массу.
Впереди идущие отреагировали, развернулись к новой угрозе – к медведю. Их спины, на долю секунды, оказались открытыми темноте прихожей.
Охотник, шедший первым и ближе всех к проему, вдруг взлетел в воздух. Не упал – именно взлетел, как кукла. Его тело снарядом влетело обратно в зал, сбивая с ног второго охотника и ломая ему шею, заливая все кровью из разорванного горла.
Из черного провала прихожей, с простреленным ухом и рваной раной на голове, откуда сбегали алые капли, вышел Рыжий Волк. Его левый глаз был закрыт коркой крови, но правый горел ровным желтым светом. Он шагнул вперед, чуть шатнулся. На Злодея смотрела Смерть.
Лиса, воспользовавшись замешательством, метнулась не назад, а вперед. Она не побежала – нырнула, как змея, между копытами ошеломленного Злодея. Его удар, инстинктивный и мощный, просвистел над ее спиной, ударив в пустоту. Лиса перекатилась, и тем же движением бросилась под ноги визжащему от ужаса Предателю. Он грохнулся на спину, как подкошенный.
Волк, распахивая беззвучный оскал, бросился на Злодея.
И впервые за всю свою жизнь Злодей испугался. Он захотел жить. Он рванулся назад, к столу, чтобы спрятаться, схватить еще немного времени и надежды.
Но было поздно. Рыжий Волк, сбивая с ног, рванул его мощными челюстями, сначала за плечо, потом за спину, добрался до глотки. Через мгновение Злодей лежал, точнее, то, что от него осталось – кровавое месиво разодранной щетинистой шкуры. Последний трофей каменного дома.
Хриплое дыхание Медведя в шуме дождя. Один из охотников мелко дрожа хлюпнул порванным горлом и затих. Предатель тихо, одной нотой, скулил.
Раненый охотник, тот, которому Медведь сломал ноги, зашевелился. Застонал, неуклюже пополз к выходу. К распахнутой двери, за которой лил осенний дождь – к свободе, к жизни. Медведь, скрипя зубами от боли, зарычал, пытаясь приподняться, чтобы дотянуться.
— Пусть... — хрипло выдохнул Волк, отрывая морду от кровавого месива, бывшего Злодеем. — ...уходит.
Охотник, услышав это, пополз быстрее, оставляя кровавый след на камнях, и скрылся за порогом.
Волк тяжело выпрямил лапы. Рана на голове пульсировала, кровь текла по морде. Он шагнул к Лисе, его взгляд скользнул по ней, потом упал на тяжело дышащего Медведя.
— Помоги ему, — приказал Волк, все так же негромко и четко. — Уведи. Остальное... я сам. Здесь.
Медведь, сквозь боль и туман в сознании, замотал головой.
— Добряк... — прохрипел он, глядя на съежившегося поросенка. — Он... не заслужил... чтобы ты... Его вина... но...
— Его вина – не твое дело, Медведь, — Волк перебил его, не повышая голоса, глянул на Добряка. — Его выбор. Моя работа. Уходите.
Лиса поняла. Она кивнула, томность исчезла, осталась только хищная решимость и тревога за Волка. Она ловко подсунула плечо под медвежью лапу, помогая ему встать на уцелевшую ногу.
— Держись, Мишаня, — прошептала она. — Идем. Здесь... все.
Опираясь друг на друга, хищница и раненый гигант, залитые кровью, медленно заковыляли к выходу, растворяясь в серой стене дождя.
Добряк перестал рыдать. Он сидел, прислонившись к холодному камню, глядя на кровавое месиво, бывшее Злодеем, на следы борьбы, на Рыжего Волка. В его глазах не было страха. Была пустота. Было понимание. Была страшная, горькая ясность.
Волк шагнул к центру зала. Его тень, искаженная единственным горящим глазом, легла на Предателя, заставив того завизжать еще пронзительнее.
— Лес... — начал Волк, его голос был тих, но заполнил каменный мешок, как гул подземного толчка. Он говорил с трудом, кровь пузырилась на губах. — ...не терпит зла... сконцентрированного. Не терпит... пирамид из костей... и предательства. Гармония... — он сделал паузу, переводя дух, — ...в балансе. В готовности... принять. Поглотить. Очистить.
Предатель метнулся в дальний угол, заикаясь, пуская слюну, что-то обещая, клянясь, умоляя.
— Нет! Брат! Волк! Я помогу! Я все исправлю! Я расскажу! Я... — Его визг оборвался. Волк был уже рядом. Быстро. Беззвучно. Как тень. Предатель скакнул к выходу, споткнулся о тело охотника, упал. Он полз, отчаянно цепляясь разъезжающимися копытцами за скользкие камни, залитые кровью, визжа, захлебываясь собственным страхом. Волк настиг его у самого порога. Коротко и жестко рванул зубами. Визг оборвался навсегда. Тело Предателя дернулось и замерло.
Волк медленно развернулся. Его единственный глаз нашел Добряка. Поросенок не прятался. Он встал. Выпрямился. Щетина в грязи, пятак в слезах, но в его позе было странное, сломленное достоинство. Он смотрел прямо на Волка.
— Я... готов, — тихо сказал Добряк. Его голос не дрогнул. — Я... понял. Ты... Санитар. Делай... свою работу. — Он закрыл глаза.
Волк шагнул к нему. Не спеша. Его дыхание было хриплым, рана пульсировала. Он остановился перед поросенком. Ярость ушла. Была усталость. Была необходимость.
— Твой выбор... сделан, — проскрежетал Волк. — Твоя расплата... принята.
Движение было стремительным и милосердным. Один точный удар. Добряк рухнул на камень беззвучно, без мучений. Его морда сохраняла странное спокойствие. Последняя иллюзия – иллюзия искупления.
Серый Волк стоял посреди каменного мешка, залитого кровью и смертью. Осень хлестала в распахнутую дверь. Зло было поглощено. Баланс восстановлен.
Лес переживет Зиму.