Валентин Степанович, мужчина с усталым лицом и руками, огрубевшими от работы, сидел у окна своей маленькой комнаты на окраине города. Запах сырого осеннего воздуха врывался через приоткрытую форточку, смешиваясь с ароматом заваренного чая в старой эмалированной кружке.
За окном — серый панельный дом, облупившиеся стены, редкие деревья с поникшими листьями. Где-то вдали гудел город, но сюда, на самый край, его голос доносился лишь слабым эхом.
Валентин был не стар — пятьдесят два года, но тело, измотанное инсультом и годами труда, казалось, принадлежало человеку старше. Когда-то он был хозяином небольшого цеха, где вместе с двумя товарищами мастерили мебель — крепкие столы, шкафы, полки для дач и городских квартир.
Дела шли в гору, деньги текли рекой, но и работа поглощала его целиком. Он вставал с рассветом, возвращался за полночь, а в ушах звенели голоса семьи — жены, её родителей, детей. Все они нуждались в нём. Или в его деньгах.
***
— Валик, ты же понимаешь, мне нужно следить за собой, — говорила Елена, его жена, поправляя идеально уложенные локоны. Её голос, мягкий, но с ноткой каприза, звучал как мелодия, которую он знал наизусть. — Я не могу появляться перед людьми в старом платье. Это... унизительно.
Она сидела в их просторной гостиной, пахнущей дорогим парфюмом. Елена была красива — даже в свои сорок восемь она выглядела моложе, чем её подруги. Но её внешность требовала жертв. Салон красоты, фитнес с тренером, массажи. Валентин кивал, оплачивал абонементы, а в груди что-то сжималось. Он не спорил. Никогда.
— Пап, мне нужно на обследование, — тихо, почти виновато, говорила дочь Ирина, сидя за кухонным столом. Её бледное лицо, обрамлённое тёмными волосами, казалось хрупким, как фарфор. — Врач сказал, нужен покой. И хорошее питание.
Ирина закончила университет, но работа? Нет, её здоровье не позволяло. Она часто лежала в своей комнате, листая книги или телефон, а Валентин платил за её врачей, витамины, санатории. Он хотел, чтобы она была счастлива. Чтобы все они были счастливы.
— Отец, ты хоть понимаешь, как мне сложно? — бросал сын Григорий, высокий парень с вечно растрёпанными волосами. — Я не знаю, кем быть. Это не моя вина! В школе нас к жизни не готовили.
Григорий проводил дни с друзьями, обсуждая «будущее», пока Валентин пахал в цеху, вдыхая запах стружки и лака, слушая гул станков и ругаясь с поставщиками.
Родители Елены, жившие в их загородном доме, тоже требовали своего: то поездка в санаторий, то новый телевизор. Валентин молчал. Он был простым человеком, как говорила Елена, «без лоска». Она стыдилась его перед своими подругами — театральными критиками, галеристками, дамами с высокомерными улыбками.
— Валик, ты же не пойдёшь с нами в галерею? — спрашивала Елена, поправляя кольцо на пальце. — Там будут... ну, люди другого круга, тебе будет скучно.
Он кивал. И оставался дома. Или шёл в цех. Пятницы были его отдушиной — бутылка пива с товарищами, запах жареной рыбы, смех, разговоры о жизни. Но даже это Елена не одобряла. «Ты как мужик из деревни», — говорила она, и её губы кривились.
***
А потом всё рухнуло. Цех закрылся — то ли конкуренты задавили, то ли поставщики подвели. Валентин не мог точно сказать. Он помнил только, как в груди закололо, как мир поплыл перед глазами, и голос врача: «Инсульт. Работать нельзя».
Семья распалась, как карточный домик. Елена, забрав деньги от продажи квартиры, ушла к «более утончённому» мужчине, к искусствоведу, который был старше её на двенадцать лет.
Ирина вышла замуж за какого-то бизнесмена, Григорий уехал искать себя в другой город. Родители Елены оказались в доме престарелых — дочь больше не могла их содержать. А Валентин? Ему купили комнатку на краю города. «Гуманный» жест, как сказала Ирина.
Теперь он жил здесь, в панельном доме, где пахло сыростью и чужими ужинами. По утрам он выходил на скамейку у подъезда, вдыхая холодный воздух, слушая, как шуршат листья под ногами редких прохожих. Его жизнь стала маленькой, но в этой тишине было что-то умиротворяющее.
Однажды к скамейке подошёл кот — худой, с облезлой шерстью и хитрым взглядом. Он посмотрел на Валентина, словно говоря: «Ну что, старик, тоже никому не нужен?» Валентин улыбнулся — за долгое время.
— Пойдёшь ко мне? — тихо спросил он.
Кот, будто раздумывая, лениво поднялся и пошёл за ним. В комнате Валентин налил ему молока из пакета, пахнущего пластиком. Кот лакал, а Валентин смотрел на него и думал: Может, и правда, мы с тобой одной крови? Простые, никому не нужные, но всё ещё живые.
Через месяц кот, которого Валентин назвал Бароном, преобразился. Шерсть заблестела, глаза стали добрыми. Они жили вдвоём, и это было... хорошо.
Иногда к Валентину заходила соседка, Вера Павловна, старушка с добрыми глазами и приятным парфюмом. Она приносила ему чай в пакетиках и рассказывала о своей молодости, о танцах в клубе, о муже, который ушёл слишком рано.
Порой он думал о том, как странно устроена жизнь. Когда-то он был нужен всем, но никто не видел его. Теперь он никому не нужен, но Барон смотрит на него с благодарностью, а Вера Павловна угощает чаем.