Найти в Дзене
Интеллект

Конфликт Израиля и Ирана: от исламской революции до ракетных ударов 2025

Израильско-иранское противостояние представляет собой один из наиболее значимых и многослойных конфликтов современного Ближнего Востока, корни которого уходят в фундаментальные геополитические трансформации второй половины XX века. Данный антагонизм, проявившийся в полной мере после Исламской революции 1979 года в Иране, эволюционировал от идеологического противоборства к комплексному стратегическому соперничеству, охватывающему военно-политические, экономические и региональные аспекты международных отношений на Ближнем Востоке. Исторические предпосылки современного конфликта формировались в условиях кардинальной перестройки региональной системы международных отношений, последовавшей за крушением шахского режима в Иране. До 1979 года отношения между Израилем и Ираном характеризовались прагматичным сотрудничеством в рамках так называемой "доктрины периферии", разработанной израильской дипломатией в 1950-е годы. Эта концепция предполагала установление стратегических связей с неарабскими
Конфликт Израиля и Ирана
Конфликт Израиля и Ирана

Израильско-иранское противостояние представляет собой один из наиболее значимых и многослойных конфликтов современного Ближнего Востока, корни которого уходят в фундаментальные геополитические трансформации второй половины XX века. Данный антагонизм, проявившийся в полной мере после Исламской революции 1979 года в Иране, эволюционировал от идеологического противоборства к комплексному стратегическому соперничеству, охватывающему военно-политические, экономические и региональные аспекты международных отношений на Ближнем Востоке.

Исторические предпосылки современного конфликта формировались в условиях кардинальной перестройки региональной системы международных отношений, последовавшей за крушением шахского режима в Иране. До 1979 года отношения между Израилем и Ираном характеризовались прагматичным сотрудничеством в рамках так называемой "доктрины периферии", разработанной израильской дипломатией в 1950-е годы. Эта концепция предполагала установление стратегических связей с неарабскими государствами региона, включая шахский Иран, Турцию и Эфиопию, с целью создания противовеса арабскому национализму и панарабским устремлениям.

Шахский режим Мохаммеда Резы Пехлеви поддерживал достаточно тесные отношения с Израилем, основанные на взаимных стратегических интересах. Иран поставлял нефть в Израиль, особенно после арабского нефтяного эмбарго 1973 года, а Израиль предоставлял военно-техническую помощь и экспертизу в области безопасности. Эти отношения развивались в контексте холодной войны, где оба государства рассматривались Соединенными Штатами как важные союзники в регионе, противостоящие советскому влиянию и радикальным арабским режимам.

Исламская революция 1979 года кардинально изменила характер ближневосточной геополитики и заложила основы современного израильско-иранского противостояния. Приход к власти аятоллы Рухоллы Хомейни означал не только смену политического режима в Иране, но и радикальную трансформацию внешнеполитических приоритетов страны. Новое теократическое руководство отвергло прозападную ориентацию шахского режима и провозгласило антиимпериалистическую и антисионистскую идеологию основой своей региональной политики.

Идеологические основы иранской внешней политики после революции формировались под влиянием концепции "экспорта исламской революции" и принципа солидарности с угнетенными мусульманскими народами. В этом контексте палестинский вопрос и противостояние Израилю приобрели центральное значение в иранской региональной стратегии. Хомейни и его сторонники рассматривали существование Израиля как проявление западного империализма и угрозу исламскому миру, что предопределило непримиримую враждебность нового иранского режима к еврейскому государству.

Трансформация иранской позиции по отношению к Израилю происходила постепенно в течение первых лет после революции. Первоначально новое руководство сосредоточилось на внутренней консолидации власти и борьбе с оппозиционными силами, но уже к началу 1980-х годов антиизраильская риторика стала неотъемлемой частью официальной пропаганды. Иран начал оказывать поддержку палестинским группировкам, включая Организацию освобождения Палестины, и другим антиизраильским силам в регионе.

Война между Ираком и Ираном (1980-1988) существенно повлияла на развитие израильско-иранских отношений, создав парадоксальную ситуацию негласного сотрудничества между официальными врагами. Израиль, руководствуясь принципом "враг моего врага – мой друг", тайно поставлял оружие Ирану в рамках операции "Иран-контрас", несмотря на публичную враждебность режима Хомейни. Эти поставки осуществлялись через посредников и были направлены на предотвращение полной победы Ирака, который рассматривался как более серьезная угроза израильской безопасности.

Окончание ирано-иракской войны и смерть аятоллы Хомейни в 1989 году ознаменовали новый этап в развитии израильско-иранского конфликта. Преемник Хомейни, аятолла Али Хаменеи, сохранил антиизраильскую направленность иранской внешней политики, но придал ей более прагматичный и стратегический характер. В 1990-е годы Иран начал систематически наращивать поддержку антиизраильских группировок в Ливане и палестинских территориях, превращая прокси-конфликт в основной инструмент давления на Израиль.

Создание и укрепление "Хезболлы" в Ливане стало одним из наиболее значительных достижений иранской региональной стратегии. Эта шиитская организация, сформированная в 1985 году при активном участии Корпуса стражей исламской революции, превратилась в мощную военно-политическую силу, способную эффективно противостоять израильской армии. Иранская поддержка "Хезболлы" включала не только финансирование и поставки оружия, но и подготовку кадров, стратегическое планирование и идеологическую поддержку.

Палестинский трек иранской региональной политики развивался параллельно с ливанским направлением. Исламская Республика начала оказывать поддержку различным палестинским группировкам, включая "Хамас" и "Исламский джихад", предоставляя им финансовую помощь, оружие и военную подготовку. Эта поддержка усилилась после начала второй интифады в 2000 году, когда Иран стремился максимально использовать палестинское сопротивление для ослабления Израиля.

Приход к власти Махмуда Ахмадинежада в 2005 году ознаменовал радикализацию иранской риторики по отношению к Израилю. Новый президент открыто призывал к уничтожению еврейского государства и отрицал Холокост, что вызвало резкое обострение международной обстановки вокруг Ирана. Хотя эти заявления во многом носили пропагандистский характер и были направлены на мобилизацию внутренней поддержки и укрепление позиций Ирана в арабском мире, они существенно усилили напряженность в израильско-иранских отношениях.

Ядерная программа Ирана стала центральным элементом конфликта с Израилем в 2000-е годы. Израильское руководство рассматривало перспективу обладания Ираном ядерным оружием как экзистенциальную угрозу и неоднократно угрожало нанесением превентивного удара по иранским ядерным объектам. Эта угроза создала дополнительное измерение конфликта, выходящее за рамки регионального противостояния и затрагивающее интересы великих держав.

Международные санкции против Ирана, введенные в связи с его ядерной программой, оказали существенное влияние на развитие конфликта с Израилем. С одной стороны, экономическое давление ограничило возможности Ирана по поддержке союзных группировок и развитию военных программ. С другой стороны, санкции усилили изоляцию Ирана и подтолкнули его к более тесному сотрудничеству с другими противниками западного влияния в регионе, включая Сирию и различные негосударственные акторы.

Сирийский конфликт, начавшийся в 2011 году, создал новые возможности и вызовы для обеих сторон израильско-иранского противостояния. Иран направил значительные ресурсы на поддержку режима Башара Асада, рассматривая сохранение союзной Сирии как стратегический приоритет. Израиль, в свою очередь, был обеспокоен усилением иранского присутствия в Сирии и возможностью создания постоянных военных баз вблизи своих границ.

Израильская военная операция в Сирии, направленная против иранских объектов и поставок оружия "Хезболле", ознаменовала переход конфликта в новую фазу прямого военного противостояния. Начиная с 2013 года, Израиль провел сотни авиаударов по иранским и союзным им целям в Сирии, стремясь предотвратить укрепление "оси сопротивления" и передачу современных вооружений антиизраильским группировкам.

Ядерное соглашение 2015 года (СВПД) временно снизило напряженность вокруг иранской ядерной программы, но не устранило фундаментальных противоречий между Израилем и Ираном. Израильское руководство во главе с премьер-министром Биньямином Нетаньяху активно лоббировало против соглашения и предупреждало о его недостаточности для предотвращения иранской ядерной угрозы. Выход США из СВПД в 2018 году под давлением Израиля и других союзников ознаменовал возвращение к политике "максимального давления" на Иран.

Убийство иранского генерала Касема Сулеймани в январе 2020 года американским беспилотником стало поворотным моментом в эскалации конфликта. Сулеймани, командовавший силами "Кудс" Корпуса стражей исламской революции, рассматривался как архитектор иранской региональной стратегии и главный координатор антиизраильской деятельности. Его устранение было воспринято в Иране как объявление войны и привело к серии ответных мер, включая ракетные удары по американским базам в Ираке.

События 7 октября 2023 года, когда "Хамас" провел масштабное нападение на Израиль, открыли новую главу в израильско-иранском противостоянии. Хотя прямая связь между Ираном и планированием операции остается предметом дискуссий, очевидно, что многолетняя иранская поддержка палестинских группировок создала условия для подобного нападения. Последующая война в Газе и эскалация конфликта с "Хезболлой" в Ливане продемонстрировали эффективность иранской стратегии прокси-войны.

Прямые ракетные удары Ирана по Израилю в апреле и октябре 2024 года ознаменовали качественно новый этап конфликта, характеризующийся переходом от прокси-противостояния к прямому военному столкновению. Эти атаки, проведенные в ответ на израильские удары по иранским объектам в Сирии и убийство высокопоставленных иранских военных, продемонстрировали готовность обеих сторон к эскалации и рискам масштабного регионального конфликта.

Израильские контрудары по иранской территории, включая атаки на военные объекты и объекты ядерной инфраструктуры, показали решимость еврейского государства не допустить безнаказанности иранских действий. Эти операции потребовали сложной логистической подготовки и международного согласования, подчеркнув глобальные масштабы конфликта и его влияние на региональную стабильность.

Технологическое измерение конфликта приобрело особое значение в 2020-е годы с развитием кибервойны, беспилотных технологий и высокоточного оружия. Израиль, обладающий технологическим превосходством, использовал свои возможности для проведения операций против иранской ядерной программы и военной инфраструктуры, включая кибератаки на ядерные объекты и убийства ключевых специалистов. Иран, в свою очередь, развивал асимметричные способности, включая беспилотники и морские мины, для компенсации технологического отставания.

Региональные союзы и партнерства играют критически важную роль в развитии конфликта. "Ось сопротивления", включающая Иран, Сирию, "Хезболлу", "Хамас" и йеменских хуситов, представляет собой скоординированную сеть антиизраильских и антизападных сил. Израиль, со своей стороны, развивал отношения с суннитскими монархиями Персидского залива, кульминацией чего стали Авраамовы соглашения 2020 года с ОАЭ, Бахрейном и Марокко.

Экономические аспекты конфликта включают как прямые военные расходы, так и более широкие последствия для региональной экономики. Иранские инвестиции в "ось сопротивления" оцениваются в миллиарды долларов ежегодно, что создает значительную нагрузку на экономику страны, особенно в условиях международных санкций. Израиль, несмотря на высокие военные расходы, смог поддерживать экономический рост благодаря технологическому развитию и международной поддержке.

Ракетные удары 2025 года, упомянутые в контексте развития конфликта, представляют собой логическое продолжение эскалации, начавшейся в 2024 году. Эти события демонстрируют институционализацию прямого военного противостояния между Израилем и Ираном, переход от скрытой прокси-войны к открытому конфликту с использованием стратегических вооружений. Подобная эскалация создает риски не только для региональной стабильности, но и для глобальной безопасности, учитывая вовлеченность великих держав и потенциал распространения конфликта.

Международная реакция на израильско-иранское противостояние отражает сложность современной системы международных отношений и различие подходов ключевых акторов к региональной безопасности. Соединенные Штаты, традиционно поддерживающие Израиль, стремятся сдерживать эскалацию при одновременном давлении на Иран. Россия и Китай, развивающие отношения с Ираном, выступают против односторонних санкций и военных действий. Европейский Союз пытается играть роль посредника, но его возможности ограничены различиями в подходах стран-членов.

Долгосрочные перспективы израильско-иранского конфликта определяются фундаментальными структурными факторами, включая демографические тенденции, экономическое развитие, технологические изменения и эволюцию региональной системы международных отношений. Рост населения и экономическая модернизация Ирана создают потенциал для усиления его региональной роли, в то время как технологическое развитие Израиля обеспечивает ему военное превосходство. Изменения в глобальной энергетической системе, связанные с переходом к возобновляемым источникам энергии, могут повлиять на геополитическое значение региона и характер конфликта.

Современное состояние израильско-иранского противостояния характеризуется институционализацией конфликта и созданием устойчивых механизмов противоборства на множественных уровнях. От идеологического противостояния времен Исламской революции конфликт эволюционировал в комплексное стратегическое соперничество, охватывающее военно-политические, экономические, технологические и информационные аспекты. Переход от прокси-войны к прямому военному столкновению, символизируемый ракетными ударами 2024-2025 годов, ознаменовал новый этап в развитии этого противостояния, последствия которого будут определять характер ближневосточной геополитики на десятилетия вперед.