Предыдущие публикации цикла СОБРАНIЕ ИСТОРИЧЕСКIХЪ АНЕКДОТОВЪ, а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
Всем утра доброго, дня хорошего, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute, или как вам угодно!
Подыскивание нужного материалу для нашего "собранiя" оказалось делом куда более многотрудным, чем это казалось мне ещё весною. Казалось бы - куда как легко: шпарь общеизвестное всем - "про Пушкина" там, или "про Потёмкина"!.. Везде, куда ни глянь, - полным-полно одного и того же... Но это точно - не путь "РУССКАГО РЕЗОНЕРА", никогда не выбиравшего лёгких дорог, и - уж тем более - излюбленного средства многих дзеновских "авторов", отъявленнейшей "копипасты". Мне подавай что-то оригинальное, да чтобы часов пять порыться в малохоженных первоисточниках, да... А посему должен с горечью объявить, что наше "собранiе" будет вещью весьма нерегулярной и по всей вероятности поквартальной. Умеренность, господа, есть добродетель всякаго юноши, похоже так! Ну-с, а теперь - начнём, пожалуй, и вот с чего...
Раз наши анекдоты теперь - штукенция нечастая, стало быть, торопиться нам (уж не знаю, как вам, любезнейший читатель!) решительно некуда. А потому...
"... По Петербургу пронеслись вдруг слухи, что у Калинкина моста и далеко подальше стал показываться по ночам мертвец в виде чиновника, ищущего какой-то утащенной шинели и под видом стащенной шинели сдирающий со всех плеч, не разбирая чина и звания, всякие шинели: на кошках, на бобрах, на вате, енотовые, лисьи, медвежьи шубы — словом, всякого рода меха и кожи, какие только придумали люди для прикрытия собственной... Со всех сторон поступали беспрестанно жалобы, что спины и плечи, пускай бы еще только титулярных, а то даже самих тайных советников, подвержены совершенной простуде по причине ночного сдергивания шинелей. В полиции сделано было распоряжение поймать мертвеца во что бы то ни стало, живого или мертвого, и наказать его, в пример другим, жесточайшим образом, и в том едва было даже не успели. Именно будочник какого-то квартала в Кирюшкином переулке схватил было уже совершенно мертвеца за ворот на самом месте злодеяния, на покушении сдернуть фризовую шинель с какого-то отставного музыканта, свиставшего в свое время на флейте. Схвативши его за ворот, он вызвал своим криком двух других товарищей, которым поручил держать его, а сам полез только на одну минуту за сапог, чтобы вытащить оттуда тавлинку с табаком, освежить на время шесть раз на веку примороженный нос свой; но табак, верно, был такого рода, которого не мог вынести даже и мертвец. Не успел будочник, закрывши пальцем свою правую ноздрю, потянуть левою полгорсти, как мертвец чихнул так сильно, что совершенно забрызгал им всем троим глаза. Покамест они поднесли кулаки протереть их, мертвеца и след пропал, так что они не знали даже, был ли он, точно, в их руках. С этих пор будочники получили такой страх к мертвецам, что даже опасались хватать и живых, и только издали покрикивали: «Эй, ты, ступай своею дорогою!» — и мертвец-чиновник стал показываться даже за Калинкиным мостом, наводя немалый страх на всех робких людей..."
(Н.В.Гоголь "Шинель")
Должен, однако, заметить, что подобный "испорченный телефон" (наподобие позднейшего анекдота про Пушкина, гуляющего с Натали по Летнему саду, в пересказе нескольких свидетелей оборачивающегося сидящим на дереве у Исаакия Лермонтовым, посылающего всех... куда подальше) дельце в Российской Империи - весьма рядовое. Любое необычное происшествие вызывало немало кривотолков, а в конце концов зачастую принимало и вовсе уж комичный вид. Особенно, коли сыщутся шутники, у коих, верно, довольно времени для подобного рода развлечений... О таком случае рассказывает нам любитель старины М.И.Пыляев.
- "... Так, однажды возле Измайловского моста, по Фонтанке плыла шляпа. Шляпа, как все шляпы — круглая, черная, не слишком новая, не слишком старая, шляпа плыла себе, да и только. Казалось, кому до нее какое дело, — но зеваки любят посмотреть на все, и толпы стали собираться на набережной смотреть на шляпу, тол ковать о ней и наблюдать, как она продолжает свой путь. На это дешевое зрелище подоспели и наши проказники. Жильцы домов на Фонтанке, увидя из окон стечение публики, посылали горничных и лакеев узнать, что такое случилось, и в разных частях города получались разные ответы, которые усердно рассказывали шутники. Так, у Пантелеймонского моста говорили, что шляпа эта принадлежала чиновнику, утопившемуся с горя, потому что ему не дали никакой награды, тогда как все, кто был ниже его чином и местом, получил по Станиславу. У Симеоновского моста утонувший чиновник превратился в молодого коломенского поэта, бросившегося в Фонтанку оттого, что издатель одного журнала не хотел печатать его стихотворений. Далее говорили, что погибший был не поэт, а купец, утопившийся с отчаяния, что ему не удалось взять подряд в казенное место; уверяли также очень серьезно, что эта шляпа принадлежит какому-то волшебнику, и что она заколдована, потому что, как ни старались ее поймать, она никак не поддавалась и ускользала из рук, и даже один слишком усердно погнавшийся за нею мужик поплатился жизнью — сам упал в воду и утонул. Далее повествовали, что шляпа принадлежала упавшему по неосторожности и утонувшему шестнадцатилетнему мальчику, единственному сыну богатейших родителей, другие тут же уверяли, что мальчик погиб от безнадежной любви к одной жестокосердной и неумолимой актрисе. Уверяли здесь же, что погибший был известный красавец миллионер, на днях получивший еще миллион в наследство, но прекративший самовольно жизнь свою, потому что проиграл его одному купцу, содержателю трактиров и фруктовых лавок. Говорили также, что в ней зашито было 200 000 руб. и что ее снесло ветром с головы одного скряги, переезжавшего на другую квартиру и опасавшегося, чтобы у него во время переезда не украли этих денег. Далее, уже у Аничкина моста, за верное утверждали, что шляпа эта принадлежала одной девушке, переодевшейся в мужское платье, чтобы бежать с своим любовником, и уронившей шляпу по неловкости в Фонтанку, отчего волосы несчастной рассыпались по плечам, и она, узнанная преследовавшею ее роднёю, была возвращена обратно в дом разгневанных родителей. Затем у Обуховского и Измайловского мостов, наконец, они уверяли, что эта шляпа привязана за ниточку к руке одного англичанина, который вследствие крупного пари плывет под водою от самого Прачешного моста..."
Николай Васильевич Гоголь, должен заметить, был автор весьма наблюдательный, и сугубо российское свойство - всякое событие преподнесть исключительно по-своему - примечал особо! Пример? Да пожалуйста, возьмём хоть его "Мёртвые души"!
"... Здесь почтмейстер вскрикнул и хлопнул со всего размаха рукой по своему лбу, назвавши себя публично при всех телятиной. Он не мог понять, как подобное обстоятельство не пришло ему в самом начале рассказа, и сознался, что совершенно справедлива поговорка: «Русский человек задним умом крепок». Однако ж минуту спустя он тут же стал хитрить и попробовал было вывернуться, говоря, что, впрочем, в Англии очень усовершенствована механика, что видно по газетам, как один изобрел деревянные ноги таким образом, что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека бог знает в какие места, так что после нигде и отыскать его нельзя было. Но все очень усомнились, чтобы Чичиков был капитан Копейкин, и нашли, что почтмейстер хватил уже слишком далеко. Впрочем, они, с своей стороны, тоже не ударили лицом в грязь и, наведенные остроумной догадкой почтмейстера, забрели едва ли не далее. Из числа многих в своем роде сметливых предположений было наконец одно — странно даже и сказать: что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон, что англичанин издавна завидует, что, дескать, Россия так велика и обширна, что даже несколько раз выходили и карикатуры, где русский изображен разговаривающим с англичанином. Англичанин стоит и сзади держит на веревке собаку, и под собакой разумеется Наполеон: «Смотри, мол, говорит, если что не так, так я на тебя сейчас выпущу эту собаку!» — и вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию, будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков..."
А теперь сперва зайдем издалека - процитируем прозаический эпиграф к поэме Некрасова "Железная дорога":
Ваня (в кучерском армячке). Папаша! кто строил эту дорогу?
Папаша (в пальто на красной подкладке). Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!
Разговор в вагоне
Уволенный от должности знаменитый "граф Пётр Андреевич Клейнмихель, душенька" издавна слыл на Руси льстецом и казнокрадом, а потому отставка его сразу после воцарения Александра II вызвала в обществе едва не единый вздох облегчения... Хотя, признаемся, - что за дело, скажем, какому-нибудь осташковскому купчику до графа?! Впрочем, таковы мы все и нынче: нам нет никакого дела до ближайших соседей, зато следствие о злоупотребленьях десятилетней давности бывшего губернатора N-ской губернии вызывает у нас прямо-таки живейший интерес и злорадство: поделом тебе, сударь! О таких же примерно настроениях поведал в своих "Записных книжках" весьма популярный в тридцатые годы XIX столетия литератор и драматург Нестор Кукольник (чей финал карьеры, признаться, весьма напоминал судьбу самого Клейнмихеля).
Падение Клейнмихеля во всех городах земли Русской произвело самое отрадное впечатление. Не многие заслужили такую огромную и печальную популярность. Низвержению Клейнмихеля радовались словно неожиданному семейному празднику. Я узнал об этом вожделенном событии на Московской железной дороге, на станции, где сменяются поезда. Радости, шуткам, толкам не было конца, но пуще других честил его какой-то ражий и рыжий купец: – Да за что вы его так ругаете? – спросил я. – Видно, он вам насолил.
– Никак нет! Мы с ним, благодарение Господу, никаких дел не имели. Мы его, Бог помиловал, никогда и в глаза не видали.
– Так как же вы его браните, а сами-то и не видали…
– Да и черта никто не видел, однако ж поделом ему достается. А тут-с разницы никакой.
В Петербурге, в Гостином дворе, купцы и сидельцы перебегали из лавки в лавку, поздравляли друг друга и толковали по-своему.
– Что это вздумалось Государю? – спросил кто-то из них.
– Простое дело, – отвечал другой. – Времена плохие. Военные дела наши дурно идут. Россия Матушка приуныла. Государь задумался: что тут делать? Чем мне ее, голубушку, развеселить и утешить? Дай, прогоню Клейнмихеля…
– В этом или том пункте парижских конференций, – сказал кто-то, – должно быть что-нибудь вредоносное для России.
– Само собою разумеется. Союзники в этом пункте требуют уничтожения в России тарифа и восстановления Клейнмихеля.
Коли коснулись уж Кукольника, присовокуплю, пожалуй, ещё один фрагмент из его "записок" - уж больно хорош, и к тому же, прямо как никакой другой всецело соответствует общему тону и теме нашего "собранiя"!
Подобные ответы назывались прежде á propos. Á propos в анекдотах вещь важная; вспомнишь á propos одного анекдота, вспомнишь другой, и часто целый вечер сыплются анекдоты, будто с неба. Вот еще один á propos.
Барышня играла на фортепьяно, а гость поместился возле и с особенным вниманием слушал музыку, смущая девушку больно пламенными взорами. Она не выдержала и, чтобы прервать это немое объяснение в любви, спросила с живостью:
– Вы верно очень любите музыку?
– Нет! Терпеть не могу, а вот у меня есть брат, так тот тоже музыки терпеть не может.
Записные книжки таких оригиналов мысли и острословов как князь Пётр Андреевич (нет-нет, у нас сегодня не вечерина "Петров Андреевичей"! Случайность!..) Вяземский - неистощимый кладезь не только на любопытнейшие рассужденья о приметах или знаковых событиях Эпохи, но и сборник тех самых анекдотов, на которые ваш РРЪ объявил охоту. Кое-какие из них уже попадали в выпуски "Собранiя", что-то предлагается и сегодня!
- Бирон, как известно, был большой охотник до лошадей. Граф Остейн, венский министр при Петербургском Дворе, сказал о нем: «Он о лошадях говорит как человек, а о людях как лошадь».
- Бенкендорф (отец Александра Христофоровича и весьма близкий ко двору Павла Петровича в бытность последнего ещё Великим князем человек - "РРЪ") был очень рассеян. Проезжая через какой-то город, зашел он на почту проведать, нет ли писем на его имя. «А как ваша фамилия?» — спрашивает его почтовый чиновник. «Моя фамилия?» — повторяет он несколько раз и никак не может ее вспомнить. Наконец говорит, что придет после и уходит. На улице встречается он со знакомым. «Здравствуйте, Бенкендорф». — «Как ты сказал? Да, да, Бенкендорф», — и тут же побежал на почту.
- К Державину навязался сочинитель прочесть ему произведение свое. Старик, как и многие другие, часто засыпал при слушании чтения. Так было и в этот раз. Жена Державина, возле него сидевшая, поминутно толкала его. Наконец сон так одолел Державина, что, забыв и чтение, и автора, сказал он ей с досадой, когда она разбудила его: «Как тебе не стыдно: никогда не даешь мне порядочно выспаться».
- Пушкин, во время пребывания своего в южной России, куда-то ездил на несколько сот верст на бал, где надеялся увидеть предмет своей тогдашней любви. Приехав в город, он до бала сел понтировать и проиграл всю ночь до позднего утра, так что прогулял и все деньги свои, и бал, и любовь свою.
- В Московской губернии, в осеннюю и дождливую пору, дороги были совершенно недоступны. Подмосковные помещики за 20 и 30 верст отправлялись в Москву верхом. Так ездил князь Петр Михайлович Волконский из Суханова; так ездили и другие. Так однажды въехал в Москву и фельдмаршал Сакен. Утомленный, избитый толчками, он на последней станции приказал отпрячь лошадь из-под форейтора, сел на нее и пустился в путь. Когда явились к нему московские власти с изъявлением почтения, он обратился к губернатору и спросил его, был ли он уже губернатором в 1812 году; и на ответ, что не был, граф Сакен сказал: «А жаль, что не были! При вас Наполеон никак не мог бы добраться до Москвы».
А на сегодня мне не без сожаления приходится проститься с любезным читателем - с тем, чтобы каким-нибудь из последующих месяцев попробовать вновь пополнить копилочку нашего "собранiя" новыми занятными историями.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу