Рассказ зарисовка
- Галь, моих не видала? А Петька твой дома?
Голова в красном, выгоревшем от солнца платке появилась над решеткой, рука просунулась в дыру и подняла крючок, что мешал открыть калитку.
- Пришла домой с утрешной дойки, а старших никого нет, Сенька с Манькой спят, а этих обормотов и след простыл.
Эти обормоты, Ванька, Шурка, Валя, Оля и Миша, старшему пятнадцать, младшему семь, должны были к приходу матери с работы, полить огород и подмести двор. А вместо этого, исчезли, прихватив с собой буханку хлеба и вареные яйца, оставленные матерью на завтрак. А может не прихватили, а съели, на такую ораву десять яиц на один зубок, сожрут со скорлупой, и не заметят.
- Ой, Тань, чего голосишь, напужала аж - Галина появилась в дверях хлева с вилами - мои тоже куда-то пропали, и навоз не убрали. Вот всыплю я им, пусть только появятся!
Маленькая улочка сегодня была подозрительно тиха, обычно она с утра наполнялась детским смехом и визгом, почитай, с каждого двора по семь-восемь ребятишек.
- За ягодами поди убежали всей толпой - предположила Галя, а соседка ей тут же поверила, тем более что искать сорванцов некогда. Татьяна недавно пришла с утренней дойки, нужно сварить обед, прибраться, постирать, и это даже хорошо, что детей дома нет. Дела переделать и немного полежать спокойно, перед вечерней дойкой, чтобы никто не скакал, не орал рядом. Покой родителям только снился, в небольших домах, жили семьями большими, детишек пятеро-шестеро, а то и больше, дело обычное. Приходилось укладывать спать поперек лавки, вдоль места не хватало, а за стол садятся, ложек не напасешься.
За войну население страны выкосила своей чёрной косой старуха кровожадная Смертушка, а до войны голод, коллективизация разорили деревни. Стране нужны были рабочие, крестьяне, солдаты, иначе не защититься и не прокормиться, вот и решили власти запретить аборты, пускай бабы рожают людской ресурс. Основной инстинкт никто не отменял, люди женились и шуршали по ночам, прислушиваясь, спят ли остальные, и от этого плодились. Наполнялись избы бревенчатые плачем детским, криком и визгом, страна набирала потихоньку потерянный за десятилетия этот самый ресурс.
Даже после того, как разрешили аборты, бабы продолжали рожать, не наездишься в больницу, до которого по бездорожью километров двадцать-тридцать на телеге трястись.
Вот и плодились Бори, Толи, Сани и Тани в каждой избенке, маленькие, спали на печи, потом переходили на лавку, уступая место тем, кто младше. А самые старшие на ночь укладывались на полу, на отцовской телогрейке, которую утром осторожно вытаскивали из-под голов крепко спящих детей.
Днём загорелые, с выцветшими от солнца волосами, ребятня носилась по улице, поднимая пыль и заставляя нервничать собак на привязи. Хотя, нервничали в основном щенки, им тоже хотелось побегать, а старые, повидавшие всякого Шарики и Тузики ловили звуки одним ухом и определяли на расстоянии:
- Гав, Старостины толпой пошли, и куда собрались хулиганы, не по огородам ли? Одни мальчишки в семье, с ними ухо нужно держать востро.
- Гав - отвечал Тузику соседский пёс Рыжик - на речку побежали сорванцы, с Егоршиными старшими, до вечера будут плюхаться, так что можно спокойно подремать за будкой.
А сегодня в пыли купались одни малыши, старшие исчезли не предупредив никого. Пытались узнать у сопливых, где их братья, сестры, но те лопотали что-то непонятное взрослым, и родители махнули рукой. Орава в тридцать детишек никуда не денется, побегают по полям, напорятся ягод, свербиги, щавеля и вернутся к ужину.
- Купаться пошли к Васильевскому карьеру, наверное - зевая предположил муж Гали Володя, он пришел на обед и удивился непривычной тишине - ну я им устрою, когда вернутся.
Карьером в деревне называли место возле реки, где земля была раскурочена лопатами, желающих добыть материал для стройки. Камень лежал в земле пластами такими, что просился стать стеной какого-нибудь амбара или сарая. В каждом дворе была такая постройка из желтоватого камня, приспособленная под хранение зерна и припасов разных.
Река, небольшой лесок и огромная ягодная поляна рядом с карьером, манили ребятишек летом к себе, но родители неохотно отпускали их туда. Место глухое, омуты в реке, открытые шахты оставленные добытчиками камня, опасности ждали детей на каждом шагу в этом прекрасном месте.
- Видать все вместе пошли, что-то тихо на улице - Володя шёл домой, разгребая пыль по щиколотку и удивлялся, что кроме кур и сопливых Леньки с Юрой, никого не встретил.
- Таня приходила, ее банды тоже нет дома - успокоила жена - Ванька с Петькой большие уже, присмотрят за младшими.
- Ну ладно, пусть бегают, раз все вместе - то что старшие нянчились с маленькими, дело привычное, им доверяли, знали, что присмотрят за малышами.
Галя с Володей подремали маленько после обеда в чулане, подержались друг за дружку, когда ещё выпадет случай побыть наедине. Муж с женой в то время редко спали вдвоем, то и дело на кровати между ними, сопели малыши, а чаще приходилось так же, как дети, спать поперек лавки. Поставишь табурет к ногам, чтобы не свешивались, отец с одного края, мать с другого, а посередине, как цыплята, детишки к ним жмутся. Так теплее, меньше дует на маленьких с окна, и не скатятся случайно на пол, папа с мамой проснутся при любом движении.
- Ой, хорошо-то как - похвасталась Галя подругам по дороге на ферму - мои ушли на Васильевский карьер, дома тихо, кои-то веки выспалась в обед.
- Ой, а я думаю, куда мои запропастились - обрадовалась Зина, затягивая потуже платок на голове, и заправляя под него волосы - видать с вашими ушли.
- Наши наверное тоже с ними - успокоила себя и Ольга, - где им ещё быть-то.
Где быть неуёмной толпе мальчишек и девчонок, с мешками за спиной, в котором лежали сухари и чай в бутылочках!?
Это сейчас рюкзаки в магазинах продаются, а в те года деревенские дети и не слыхивали о такой роскоши. Брали мешок и привязывали к уголкам верёвку, она стягивалась на горловине мешка, а чтобы узлы не слетали, можно положить по углам картофелины. Вот с такими "рюкзаками" шагали в сторону карьера деревенские мальчишки и девчонки, впереди Ваня с Петей, самые старшие, а за ними стайкой остальные. Самых младших, лет семи, вели за ручку девочки, заботливо приглядывая, чтобы не упали или не убежали в сторонку.
А шли они в поход, решили добраться до Волги, которая протекала где-то рядом с деревней. Ну, как рядом, если ехать до райцентра, а потом до станции десять километров, вот там где-то и протекает она, матушка.
А вот если по прямой, через тот же карьер, потом речку, лесок, потом по холмам и оврагам, то можно за день туда-обратно смотаться. Ване дед рассказывал, что они рыбачить бегали на Волгу молодые, и ловили вооот таких осетров, нынче таких уже нет. Раззадорил всех тот же Ваня неумный, мечтатель и фантазёр, наговорил что дойти до Волги, раз плюнуть.
Сухари сушили тайком, собирали в мешочки холщовые, а ещё стащили у дяди Кузьмы кусок брезента, на котором тот сушил творог возле правления. Транспорта в деревне мало, всё надоенное молоко не успевают увезти в район, киснет зараза и сворачивается, приходится делать творог. И он испортится если не сушить, поэтому Кузьма Ильич раскладывает его на брезенте, а мальчишки бегают вокруг, пытаются лапы грязные запустить в лакомство.
Дядя Кузьма на войне на мине подорвался, он плохо слышит и говорит с трудом, но шустро бегает с палкой вокруг застеленного брезента, грозит мальчишкам и кричит, коверкая слова:
- Я вам там (дам)турук (творог)!
Ребята кидаются врассыпную, дядя Кузьма хромой и без одной руки, но если поймает, всыплет по полной. А дома добавят родители, которым он нажалуется, будет тогда "турук" на пятой точке от ремня отцовского. Многие отцы сами воевали или потеряли на войне отцов и братьев, свежа ещё память, и душевные раны не все зажили. Поэтому, обижать инвалида войны не позволят, выпорят как сидорову козу, неделю сидеть не сможешь. Но Кузьма Ильич с виду только грозный, он ещё ни разу ни на кого не жаловался, только стращает и улыбается целой частью челюсти. Снесло ему чуть ли не половину лица осколком, руку оторвало от того взрыва, собирали его врачи в госпитале как могли, и домой отправили. Жена когда увидела мужа впервые, сознание потеряла, но потом сказала, что это она от радости, живым же Кузьма вернулся. Односельчане долго привыкали к нему, стеснялись смотреть на изуродованное лицо, но потом и перестали замечать.
Человек ко всему привыкает, и к хорошему, и к плохому, и не сложно было деревенским принять односельчанина изуродованного таким, какой он есть. А дети видели его лицо с малых лет, поэтому и не считали чем-то необычным.
Позаимствовали они брезент от Кузьмы Ильича, пока он не видел, решили палатку соорудить на берегу, понимали, что ночевать придется. Выдвинулись в путь с утра, пока родители на ферме и в поле заняты, Ваня с Петькой впереди, как командиры, с самыми большими мешками за спиной. Километра три прошли бодро по утреннему холодку, но потом стало припекать, и самые младшие заныли, что устали.
- Зачем только взяли их - возмутился Коля, он был одним из взрослых, и тоже нес большой мешок с едой - может отправить их обратно?
- А если чего случится с ними?
Девчонки постарше, как клуши, закрыли малышей собой:
- Вот дойдем до карьера, отдохнут и дальше пойдут веселее.
Обещанный отдых подогрел интерес семи-восмилетних, отхлебнув чая из чьей-то фляги, они бодро потопали вперёд. На поляне возле карьера расположились табором, достали хлеб с зелёным луком и яйца, чай попили с горлышка бутылки, получился пир горой.
Но сытный обед вместо обещанной бодрости, наоборот, сморил младшеньких, трое заснули на траве, и на попытки разбудить ответили рёвом.
- Мы так никогда не дойдём до Волги - опечалился Ваня, он понимал, что дальше будет ещё хуже, не на руках же тащить малых.
- Говорил я вам, что не нужно их брать с собой - горячился Петька, вытирая рукавом пот со лба, один из заснувших дезертиров был его брат Витька - навязались же на наши головы.
- Они же тоже хотели Волгу увидеть - девочки, как всегда, заступались за младших, а как же иначе, это будущие мамы, и природа заложила в них заботу о потомстве ещё с рождения.
- А если бы вы сами были маленькими - взывали к совести командиров те, чьи братья сейчас сладко сопели на траве - разве не хотели бы в поход пойти со старшими?
Пока подростки спорили, заснули ещё двое, зажав в кулачках сухари, и положив голову на мешок с едой.
- Придется возвращаться обратно - вздохнул огорчённо Ваня, и утешил остальных - вы не переживайте, пойдем в будущем году, там и малые подрастут. А сегодня считайте, будто мы тренировались, как настоящие спортсмены, они всегда так делают, начинают с малого.
Ване все верили, он много читал и знал столько, что его даже учителя хвалили, и ставили всем в пример.
- Надо вернуться, пока мама на работе, и огород полить - у Саньки не было отца, и он, как единственный мужчина в доме, выполнял тяжёлую работу сам - я ещё хотел подправить калитку, не закрывается чегой-то. Нечего тут отлеживаться, раз никуда не идем, собирайте вещи и будите этих сморчков.
Ему некогда было миндальничать и тянуть время, если решили не ходить на Волгу, то нужно топать домой.
Обратно шли медленно, младшие капризничали, приходилось нести их на спине, а то и останавливаться на передышку.
Вечером родители застали детей дома, огороды были политы и дворы подметены, и к ужину сварена картошка.
- На Красную поляну ходили за ягодами - соврал Ваня, не моргнув глазом, и остальные с честными рожицами врали родителям то же самое - только рано ещё собирать, не поспело ничего.
***
На покатом берегу большой реки отдыхал народ, взрослые жарили мясо, дети с визгом носились у воды. На большой автобус особого внимания никто не обратил, мало ли кто и на чём приезжает отдыхать.
Первой в дверях показалась инвалидная коляска, крепкий, молодой водитель на руках вынес седого старика и посадил его, прикрыв пледом.
Следом потихоньку стали выходить пожилые люди, бабульки в платочках и шляпках, дедули кто с тросточками, а кто и молодцевато подбоченясь.
Двое мужчин помоложе шустро орудовали расставляя складные стулья, и постепенно народ чинно уселся вокруг накрытого стола.
- Доехали мы Ваня до неё, - поднял стопочку старик в коляске, Пётр Владимирович, тот что вёл когда- то отряд ребятишек - шестьдесят лет шли, ехали и всё же приехали. Не дожил ты до этого дня, а я всю жизнь помню слезы твои на глазах, когда нам пришлось вернуться обратно. Ну что же поделаешь, мы были в ответе за братьев своих и сестер, не бросать же их из-за мечты.
С фотографии улыбался Ваня, ещё не старый, он погиб в горячей точке, когда ему и сорока не было. Военным стал мальчишка деревенский, всю страну объездил, и за границей пришлось побывать в командировках, а до Волги он так и не дошёл. Рассказывал об этом с печалью, тогда ещё маленьким сыновьям, и запомнили мальчишки об этом. Решили исполнить мечту отца через много лет, собрали его товарищей, что тогда сушили сухари и лелеяли мечту о большой реке. Целый год писали, звонили друзьям, что помнили о нем, договаривались, пришлось даже билеты покупать тем, кто сам не мог по разным причинам.
И вот наконец, сидят пятнадцать человек на берегу той самой Волги, радостно смеются и плачут одновременно.
- А что Лида не приехала?
- Умерла Лида два года назад, привезли дети из Кемерово, из такой дали, чтобы схоронить в деревне, сама говорят попросила перед смертью.
- И Кати с Витей нет давно, друг за другом ушли не старыми ещё, лежат рядышком на кладбище.
- Шуру тоже привезли из Мурманска, болела долго и померла сердешная недавно.
- Вона как - вытерла слезы женщина в шляпке - а меня никто не привезёт, буду лежать на чужбине одна.
- Из такой дали конечно, не привезут - женщины говорили о смерти так обыденно, словно об обычной поездке - кто же повезет из Марселя того, там и похоронят детки твои французские.
- И угораздило же тебя так далеко уехать, не могла замуж выйти за своего парня, как мы!?
- Судьба - вздохнули пожилые женщины дружно, следя за бабочкой, что села на портрет на столе - смотрите, прилетела душа Ивана, не вытерпела, что без него Волгой любуемся.
Бабочка трепыхала крыльями, борясь с лёгким ветром, цеплялась лапками-ниточками за деревянную рамку. Но ветер оказался сильнее, сорвал бабочку с портрета и поднял над столом, понёс к реке, на прощание покружив над сидящими.
- Улетел Ваня к своей Волге - вытерли слезы старики - будет ждать нас вон на тех островах посередине. Осетров ловить, ушицу варить, как мечтал в детстве, там, где он, возможно всё, даже если и рыб этих давно нет в реке.
Сыновья Ивана тоже смотрели вслед бабочке, и не вытирали слёз, мужчинам тоже нужно плакать, когда на сердце наплывают легкие, как дымка, грусть и печаль. Незачем стыдиться своих теплых чувств к близким, живым или ушедшим давно в небытие.
От автора: мне было лет десять, когда мы решили сбежать из дома вот такой большой толпой. Сушили сухари, рисовали план дороги, тренировались, таская мешки "рюкзаки" на спине. А потом родители нашли наши припасы, и нам всем попало по самые не балуй.