О спектакле «Светит, да не греет» Государственного академического театра имени Евг. Вахтангова. Премьера 22 апреля 2025
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра.
А. С. Пушкин, «Евгений Онегин»
Порой такая тоска и злоба на себя и на все…
А. Н. Островский, Н. Я. Соловьев, «Светит, да не греет»
Русская тоска — сугубо наш национальный недуг. Она неизлечима и неотвязчива. Откуда она у нас? И так напастей полным-полно, а еще эта, назойливая и неотвязная, беспричинная. Вроде и работаем, и не в лишних людях, а чего-то до боли не хватает, а чего — не знаем сами. Поэтому тоска непобедима.
Главная героиня нашей пьесы тоже мучается этой самой хандрой, и чтобы как-то развлечься, придумывает себе забаву. С живыми людьми. Перед нами скучающая барышня, которой пресытилась жизнью и за границей, и дома. За границей надоело, да и денег мало, на родине невыносимо, все чахнет на глазах: на лавочку присядешь — она разваливается (убедительная метафора российского неустройства), денег нет, зато есть живые люди — ну как тут не поразвлечься. Надо ж чем-то себя занять, чтоб не пропасть с тоски и злобы…
Так вот, барышня Анна Владимировна решила продать усадьбу. С вишнево-яблоневым садом, да и покупатели вроде нашлись, один — отставной чиновник из Петербурга (превосходная работа Олега Лопухова) другой - из крестьян, мечтающий завернуть в усадьбе такие порядки, что крестьяне взвоют. Узнаете знакомый сюжет? Да-да, приевшийся со школьной скамьи изящный чеховский «Вишневый сад» пророс из пьесы А. Н. Островского и Н. Я. Соловьева. И не только сюжет, не только тема, не только персонажи (кстати, там и прообразы Фирса есть, и узнавание чеховских героев в нашей пьесе согревает теплом, словно знакомых на сцене видишь), но и сама пьеса, простая по сюжету и сложная, многоуровневая по глубине проникновения в душу человеческую.
Взять со скуки и разбить чужое счастье — знатная забава. Но от тоски она не помощник. У Анны Владимировны (блестящая актерская работа Ирины Смирновой) тоже не все так просто. Она способна к рефлексии, сомневается, одним словом, сердце у нее живое. Как говорил Станиславский, когда играешь злого, ищи, где он добрый. Ирина Смирнова создала многогранный образ, такой далекий от примитивной злости и зависти. Ее Ренева полна сомнений, одинока, страдает от той самой тоски, которой так подвержены русские люди. В финале перед нами растерявшаяся женщина, замотанная любовью Рабачева и собственной безысходностью. Великолепный прототип чеховской Раневской, хрупкая и изящная, она выходит на авансцену простоволосая, и эта крошечная деталь так много говорит о ее образе и внутренней работе, свершающейся в ее душе.
Отдельно хочется отметить работу Егора Разливанова (Борис Борисыч Рабачев), чья потрясающая энергия и азарт держат весь спектакль. Его Рабачев — прекрасный, честный человек, искренне любящий свою Оленьку (Анна Чумак). Не в силах совладать с соблазном, искренне веря в свою непогрешимость и стойкость к искушениям, он ныряет в новую любовь, как в пучину океана, весь, без остатка. Для него нет половины, он не делим. Финальная сцена объяснения с Реневой изумительна по эмоциональному накалу, который разгорается в Рабачеве изнутри. Он весь дрожит, и это не от холодной воды, струящейся ледяными струйками. Дрожит от непонимания, оскорбления, разбитой любви. Он растерян, раздавлен вопиющей несправедливостью, своей беспомощностью. И вся эта страсть играется обоими актерами по внутренней линии — мы не слышим крика, столь модного на сегодняшней сцене. Борис словно посажен на кол и корчится от неимоверных мук, источник которых — он сам.
Режиссер Сергей Тонышев соткал нежную ткань спектакля, освободив место поэзии и философии. В первом действии убегает вверх лестница (художник-постановщик Филипп Шейн), которая никуда не ведет. Актеры задумчиво поднимаются по ней, исчезая в цветном тумане, и это очень сильный образ. Во втором действии лестница пропадает, выбор сделан. На сцене — тема подводного царства, и Оленька, словно русалочка, раскачивается в такт волнам, предвосхищая свою трагическую судьбу.
Сергей Тонышев создал пронзительный спектакль, где каждый, актер и зритель, существуют в некоем многомерном пространстве, освобожденным от линейного действия. У Тонышева все тоньше, многообразнее, сложнее, противоречивее. Полностью избавив постановку от набивших оскомину визуальных эффектов, он создал некий мир, эстетичный и выразительный, где рядом с поэзией живет проза, а плохие поступки оборачиваются такой силой раскаяния, такой незаживающей сердечной раной, что каждый проступок искупается тяжестью покаяния. Режиссер сумел найти оригинальную форму для относительно тривиального сюжета, и авторский текст заиграл всеми красками, прогнав, пусть на время, русскую нашу хандру.
Поддержать канал можно здесь.