Живописное приключение в Париже 1886 года
В Заповедном Лесу сгущались сумерки. В ложбинах у Колдовского озера сливочным киселем собирался туман.
Лягушка Нимфодора укладывалась спать, спрятав под подушку зеркальце и бормоча «Суженый-ряженый, приди ко мне с паспортом». Водяной храпел под корягой: отпуск сделал из него последнего лодыря, даже булькать не хотелось. Русалка Леля и Василиса Прекрасная, раскрыв ротики, слушали Серого Волка. Тот читал вслух очередной том истории Карамзина, о восстании Степана Разина, заедая чтение рассыпчатым молодым картофелем с укропом. Иван-царевич рылся в смартфоне в поисках картины Сурикова, изображающей лихого атамана, сидящего в челне и глубокой задумчивости: показать Леле.
Леший и Домовой нашли старые шахматы из бересты и погрузились в проблемы дебюта Берда и швейцарского гамбита. Иван-дурак наконец-то сорвал огромную головку подсолнуха и лузгал семечки, лениво наблюдая, как Зита и Гита утюжат сарафаны: предполагался очередной набег на придорожное кафе японской кухни «Иканава такияма». Горыныч распевался: ему прислали ноты новой песни «Да гори оно все трехглавым пламенем», намереваясь поразить исполнением Кикимору. Та второй день дегустировала духовно-просветительный бальзам с предгорий Тибета «Полет для души: на крыльях духовного прозрения»Бальзам название оправдывал, и потому Кикимора второй день сопровождала Бабу Ягу в ее полетах безо всякого летательного аппарата. Баюн где-то в деревне украл банку червей и рассчитывал на грандиозный улов. Оборотень Михуил подрезал розы. После того, как у него отобрали секатор, он лихо орудовал маникюрными ножницами Кощеюшки. Хорошие такие ножницы, из золингеновской стали.
А сам Кощеюшка в это время сидел на чердаке своего дворца и копался в сундуке. По плану у него было расхламление. Ну и всё. В этом самом сундуке он нашёл старую карту с надписью «Париж времён вдохновения. 1886 год» и кнопкой «Не нажимать». Как существо безбашенное, любопытное и хронически непослушное, он, конечно, нажал. В тот же миг над зеленеющими грядками в Заповедном Лесу взвился вихрь, пахнущий абсентом, лавандой и ванильным табаком. Громыхнуло, сверкнуло — и вся честнáя компания оказалась в Париже конца XIX века.
— Я же говорила, что эта кнопка что-то запустит! — возмутилась Баба-Яга, затягиваясь трубкой и уже со вкусом паркуя метлу между Нотр-Дамом и булочной.
Кот Баюн, оказавшись у Сены, сразу выудил откуда-то удочку (с золотыми блёстками, конечно) и стал ловить рыбу, напевая «Шарманку» на смеси французского с нижезаповедным.
Кикимора же, почуяв аромат «Зелёной феи», решительно нырнула в ближайшее бистро:
— Коктейль! Абсент! Мой болотный фаворит! — кричала она, заказывая уже пятый бокал.
Вокруг сгущалась творческая богема, в том числе и некий рыжебородый художник с намеком на будущую травму уха. Он задумчиво чертил силуэт Кикиморы на фоне лужи и завистливо бурчал:
— Где такие водятся? Идеальная колористика! Зеленая – так уж с головы до пят!
Серый Волк устроился у лотка с картофелем — в этой эпохе он был едоком высокого класса.
— Не то, что наш, деревенский, ничем не пахнет, да и не рассыпчатый… — вздыхал он, глядя, на Ивана-дурака, радостно нюхающего подсолнухи: свой он потерял во время полета.
Козы Зита и Гита, как всегда, вели себя по-японски — сидели на площади Трокадеро, заказывали суши и делали фото на фоне Эйфелевой башни, благо один из драконьих хвостов Змея Горыныча умел фотографировать. Протянув свой хвост, Горыныч в это время исполнял в парке Монсо бессмертный шансон «Жизнь в розовом цвете», причем один его голос пел на французском, второй — на русском, а третий — просто мурлыкал мотив.
Нимфодора, которую вихрь, запущенный Кощеем, перенес в Париж вместе с зеркалом, так ничего и не поняла. Она продолжала таращиться в туманное стекло, приговаривая про суженого-ряженого и паспорт. Зеркало отразило героя ее грез.
По Сене плыла лодка с Иваном-царевичем. Его посетило музыкальное настроение и над водой разносилось:
«Из-за оооострова на стрежень…». Иван пел громко, протяжно, с душой и полным отсутствием слуха и голоса. В детстве ему наступил на уши оборотень Михуил. Поэтому пение его воспринималось окружающими порой весьма неоднозначно. Особенно натурами тонкими, не терпящими фальши. Как, например, Водяным. Поэтому неудивительно, что у хозяина акватории Заповедного Леса от пения Ивана-царевича лопнуло терпение и чуть не лопнули перепонки. И на лапах, и барабанные.
— И за борт её бросааает... – раздавался счастливый голос Ивана, фальшивый, как новехонькая купюра.
— Ну всё, — тихо пробормотал Водяной, только что расположившийся с уютом в небольшом пруду и созерцающий французские кувшинки и слегка подмутил воду. Лодка перевернулась. Ивана камнем швырануло на берег, а на его место уверенно выплыла Русалка Леля в обновке – перламутровом топе бренда «Конфузия сикретс»
— А это мои пятнадцать минут славы! — подмигнула она Ван Гогу, который в тихом восторге размазывал звёзды по небу и холсту.
На берегу тем временем Иван-царевич подкатился к Ивану-дураку. Тот мирно спал, обняв подсолнух и обнятый им же. Оба Ивана мирно спали среди подсолнечника.
Оборотень Михуил (все ещё в огородной фазе) аккуратно подрезал розы у самого Мулен Ружа. Рядом с ним листала журнал по фантазийной флористике Василиса Премудрая.
— Вот здесь бы теплицу, а чуть левее - грядочку для бахчевых. И вон с той стороны - унавозить чутка!… — мечтал Михуил, не замечая, как за ним украдкой пробирается голландец с мольбертом.
На скамеечке в тени, у входа в музей, Леший и Домовой выясняли, можно ли использовать мат Анастасии (шахматная комбинация из новеллы немецкого писателя Вильгельма Гейнзе «Анастасия и игра в шахматы» (1803) не только в шахматах, а и словесно.
— Я же тебе говорю, ты даже шахматными нотациями (система условных обозначений, применяемых для записи шахматной партии или положения фигур на шахматной доске) не владеешь! — возмущался Домовой, зыркая на Лешего
- Так я ж ни читать, ни писать не обучен, - бурчал Леший, виртуозно сворачивая фигуру коня из ивового прута.
А в центре города, на фоне звездного неба, позировал сам Кощеюшка — в новеньком плаще с подплечниками и подписью «Высокая мода от Бабы Яги». Ван Гог, вдохновлённый, как никогда, изрисовал кучу холстов, один другого чудесатей.
Правда, все оригиналы таинственно исчезли в ту же секунду, как вернулась кнопка и Баба Яга, под хмельным абсентным вдохновением, снова на неё нажала.
Теперь, глядя на картины великого голландца искусствоведы спорят:
— Почему в небе будто летит ведьма?
— А это что, кот с удочкой?
— Кто же та загадочная женщина с перед зеркалом и почему ее лицо напоминает лягушачью морду?
Но мы-то с вами знаем! Заповедный Лес был тут. И оставил после себя звёздный след.
Бонус
Цитаты из дневников, писем и воспоминаний современников
Из записной книжки Винсента Ван Гога:
«Сегодня видел ведьму, летящую над Монмартром. Сначала подумал — галлюцинация от абсента. Но она махнула мне рукой и закричала: “Солнце — это ты! Гений – это ты! Рисуй, Винси!” Я рисовал. Звёзды — это, кажется, были её подруги»
Из письма Тео Ван Гога:
«Брат мой, Винсент, уверяет, что видел гигантского кота, ловящего рыбу в Сене. Говорит, тот мурлыкал на непонятном языке, вроде бы о “тридевятом царстве”. С тех пор не пьёт абсент, но начал есть суши...»
Фрагмент из мемуаров некоего французского повара:
«Никогда не забуду утро, когда две козы в платочках заказали “всё по меню”, выпили мисо-суп и попросили соевого соуса “замысловато, но не жидко”. Потом одна из них сказала: “А теперь — танец!” И они ушли в направлении Эйфелевой башни, топоча копытцами в ритме босановы.
Из полицейского протокола:
«Неизвестный с тремя головами устроил концерт в парке Монсо под аккомпанемент аккордеона. Одна голова пела на французском, вторая цитировала некоего Высоцкого, третья принимала заказы. Зрители аплодировали стоя. Жалоб нет.»
Из записок неизвестного пациента психиатрической лечебницы Сальпетриер:
«Они были повсюду: кто-то обнимал подсолнух, кто-то спал в лодке, кто-то строил из роз геометрические фигуры. Один старец в дорогом плаще утверждал, что придумал “вечную жизнь и путешествия во времени”. Я ему поверил».
Из дневника Русалки:
«Париж — город контрастов. Сначала тебя бросают за борт, потом ты — звезда Сены. Удивительно, как абсент сочетается с волной. И да, Ван Гог попросил меня ему позировать. Сказал, будет писать “Русалку в звездном отражении».
Из шахматного журнала "Лес и Ферзь":
«Партия между Домовым и Лешим длилась 12 часов. Судья (уточка из Сены) признал ничью. Леший оспаривал результат, ссылаясь на “воздух времени и мхов»
Из беседы Бабы Яги с Кикиморой:
- А этому шалопуту с занозой в одном месте надо рубашку выписать с длиннючими руквами. И стразы по подолу. И бриллианты по обшлагам. И тройным узлом завязать, чтоб ручонками своими куда попало не тыкал…
- Ты права, шери, абсолютно права, надо… Но, согласись, все же - когда без Кощеюшки мы побывали бы в Париже без виз и экспромтом?
- Ну так-то да, - вздохнула Баба Яга, нащупывая под кокетливой подвязкой на правой ноге бумажку с адресом одного из парижских салонов спиритической связи…